MAGICA

2. Вместилище

– Тори, займи пока столик, пожалуйста. Я подышу и приду, – единственное, что мне удалось выговорить стоя на пороге ресторанчика, где мы с подругой собирались ужинать, когда меня накрыло волной удушливой дурноты.

– Дэя, ты чего? Опять с голода помираешь, глиста в обмороке? – Тори, конечно, рассердилась, но никуда не пошла. И никогда бы не ушла, натура у нее такая.

С моей Тори, она же Виктория, она же Тор, она же Ти, и как еще мне захочется и будет позволено ее называть, я познакомилась в достаточно юном возрасте, лет так …дцать назад. Потом выяснилось, что мы еще и в одной школе учимся. Именно так оно обычно и бывает: встречаешь кого-то вдалеке от своего привычного района обитания – и удивляешься сам себе: «Ну как же мир-то тесен, елки-палки!» Да ересь все это. Не тесен он на самом деле, просто все случается именно так, как должно случиться, и вы хоть убегайте на другой конец планеты – тот самый судьбоносный кирпич вас догонит все равно. Так и дружили мы с ней, как два кирпича.

А вот ту гамму чувств, что я испытывала на крыльце милейшей жральни, можно было описать так: отвратительно-привычная. В глаза свет брызжет, горло пересыхает, дышать нечем, стоишь, как слепой котенок, и тыкаешься носом во все, что рядом. Я кое-как присела (видеть не видела, вроде как на ступени) и начала ногтями впиваться в ладони, чтобы вернуть телу чувствительность. Прошло пару секунд, и свет отступил. Зрение более-менее вернулось, но та самая пресловутая чувствительность возвращаться что-то не спешила. Да и зачем ей это, куда спешить-то?

– Дэя, ты живая?

Тор держала в руках мою сумку, куртку, ну и еще немножко меня. Видимо, вот почему я все-таки присела, а не рухнула. Она начала дергать меня за плечо и даже дала мне легкую оплеуху. Я уверена, что все эти годы она только об этом и мечтала – уже за данные мной прозвища можно было мне втащить, хоть и по-дружески.

– Тор, прекрати меня теребонькать, пожалуйста. – Я даже фыркнуть смогла, свинюшка неблагодарная. – Со мной все хорошо, просто, как всегда, «оно» наступает. Почти ничем не отличается от того, что было последние годы.

– Что ж, тогда мне не о чем беспокоиться, у моей подруги всего-то галлюцинации и обмороки.

Она недовольно хмыкнула, но было видно, что успокоилась. Только этот человек мог в подобном тоне говорить о той невообразимой космической чуши, которая творилась со мной после встречи с ним… С тем самым почти не человеком, имя которого я забыла.

* * *

Вспоминать ту историю мне было трудно, тяжело и странно. Точнее, нет, не так. Странно – да и черт бы с ним. Невозможно! Такое ощущение, что все воспоминания о времени, проведенном с этим человеком, напрочь стерлись из памяти. Но все равно на какие-то ма-а-аленькие кусочки событий вселенского ластика просто не хватило, и собственно, этим остаткам я радовалась и дивилась по очереди и поровну. Тут уж как лунные сутки лягут. Бывало, что и ненавидела.

В тот момент, когда по бурной молодой дури мне все осточертело и я уехала в семейный летний дом к морю – голову проветривать, мне было аж двадцать с хвостиком. Что ни говори, уже пожившая старуха, которая знает о жизни все и много больше. Идиотизма во мне было достаточно, гормоны играли, жизненного опыта не наблюдалось вовсе, и сам собой напрашивается вопрос: ну какого черта я не позвала с собой Тор?

Я собиралась уехать всего на пару дней, а задержалась на две недели. Что самое удивительное, моего отсутствия вообще никто не заметил. И это не просто образное выражение. По возвращении мне казалось, что эти две недели существовали только в моем воспаленном мозгу, а для всех остальных действительно прошло всего два дня. Истину установить не удалось ввиду отсутствия фактов и свидетелей. Если не считать постоянных, с самого детства, видений и радужного бреда, я всегда была нормальным человеком. До той поездки. А началось-то все так обыденно…

Я гуляла по ночному побережью. Пустота и тишина, плеск волн и звезды на небе. Конечно же, по законам лирического жанра в небе должна была светить огромная луна. Ну, собственно, она так и делала. Что меня тогда удивило, так это ее оттенок – странный такой, чуть бирюзовый. Если в молоко капнуть немного зеленки, вот такой красивый цвет и получится. Я назвала его сама для себя «таинственно-странным» и радостно пошла дальше, зарываясь босыми пальцами в песок. Холодно было, конечно, для подобных экспериментов, не май месяц, но раз уж бунтовать, то как следует!

Однако бунтующая душа начинала подмерзать, как и мои ноги, поэтому я обулась и уселась на ближайший камень. Таинственно-странная луна хоть и вызывала некоторые вопросы, но со своей задачей справлялась – освещала все вокруг, как добросовестная лампочка Ильича.

И потому для меня стало полной неожиданностью внезапное появление неподалеку человека. Секунду назад там никого не было – и вдруг возник этот дед! Нехорошо так говорить о тех, кто старше, но вот вспоминаю иногда тот случай – и думаю, что повела себя как дура. Нормальные люди, завидев в ночи внезапно появившуюся фигуру, ноги бы сделали сразу. «Но я же не все», – говорила я сама себе, как всякий нормальный человек. Необычный оттенок луны явно сотворил со мной что-то, чего при иных обстоятельствах ни за что бы не случилось. Я помахала старику рукой и стала ждать, пока он подойдет. Двигался он легко, звук шагов по песку заглушал шум прибоя, а луна и светить будто бы ярче начала.

– Доброй ночи, леди! А чего это вы от всех сбежали в ночь? – Голос старика был мягкий и глубокий, с легкой хрипотцой. Он напомнил мне гречишный мед. Вроде с горчинкой, но общее впечатление вполне себе приятное – сладкое.

– А может, это от меня все сбежали? – Вот нахалка какая. Я так разволновалась от вида этой зеленочной луны, что даже поздороваться забыла. – Просто я тут, а остальные где-то там.

– Но это же не значит, что вы не сбежали. Ведь если это было ваше решение оказаться тут, а не там, то получается, что именно вы сбежали, а не они.

И тут я подумала, что поутру мое тело найдет кто-то из местных. Оно будет обязательно изуродовано до неузнаваемости, и в местной газете непременно опубликуют маленькую заметку о жутком убийстве на пляже. Вот уж угораздило встретить маньяка там, где даже среди бела дня людей нет!

Побережье, где я отдыхала своей старческой двадцатилетней душой, было частью тихого, маленького, незаметного на карте городка, где никогда и ничего не случается. Стоят себе домики и стоят. Море и море – местные давно уже не видели в нем никакой прелести. Старикам было уже все равно, а молодые стремились поскорее уехать в большой город, ибо здесь им ловить было нечего. Такое часто бывает: огромный город, а вокруг него много маленьких и незаметных. Кто-то в них прячется, кто-то живет, а кто-то туда сбегает. Я делала все одновременно: сбегала от всех, пряталась в нем и любила иногда жить.

И вот я сидела на огромном камне, смотрела на волны и ждала, пока маньяк достанет из-за спины свой мачете, занесет его над головой и начнет делать свое черное дело.

Чудесные мысли прервал все тот же гречишный голос:

– А вы не хотите костер развести?

Первой моей реакцией было: «Ну все, он еще и каннибал. Будет меня есть всю ночь, а потом танцы на костях танцевать».

Пока я молча ужасалась и готовилась к собственной кончине, старик уже начал складывать веточки домиком, а спустя несколько минут появился первый огонек. Видимо, мое лицо говорило само за себя, раз он снова обратился ко мне:

– Я не маньяк, не душегуб и не убийца, можете быть покойны.

– Как вы сказали – «покойны»? – Вот странная у меня логика. То, что он будто мои мысли мои прочитал, меня не удивило, но слово, слово-то какое! Будто бы из литературной классики дед вышел.

– Да-да, именно так. Вот уж не ожидал, что люди вашего покроя столь придирчивы к словам. Они же ветер: вылетели – и ищи их потом да зови.

– А может, я поэтому и сбежала – не хочу никого искать, тем более ветер. – Я решила все же приглядеться к нему повнимательнее. И было-таки на что посмотреть!

Длинная и густая борода, абсолютно седая и очень аккуратная. И вот что странно: дул нехилый ветер, мои космы на голове давно превратились в одно спутанное гнездо, а вот его борода словно только что из-под расчески. Волосы на голове прямые, короткие и такие же белые. «Белый, как лунь», – сказала бы мама. Его кожа была заметно темнее моей, а я по меркам городского жителя считаюсь довольно смуглой. Нос прямой, губ почти не видно за бородой, но вот чему можно было удивляться бесконечно, так это глазам. Если они и правда зеркало души, то вряд ли его душу можно назвать человеческой. Их оттенок был точь-в-точь как у луны в небе. Таинственно-странный, глубокий бирюзовый цвет радужки; спасибо и на том, что зрачок был нормальный, человеческий. Обрамляли их вполне себе обычные брови и ресницы.

Пялилась бы бесконечно, да неприлично было, и потому я просто протянула ему руку и представилась:

– Меня Дэя зовут. Спасибо, что развели костер, а то действительно холодно становится.

– А я Эйр.

Он улыбнулся, и его борода пошевелилась, как будто занавеску всколыхнули. Бирюза в его глазах была будто живая. Мне даже на миг показалось, что она немного пульсирует, но с моим косым зрением еще не то покажется. Мало ли, может, костер тень отбросил просто.

Тем временем мой новый знакомый явно хотел продолжить беседу.

– Ты не против, если мы сразу перейдем на «ты»? Я не сторонник формальностей, тем более в столь неформальной обстановке.

– Да нет, вам по возрасту можно называть меня хоть «деточка» – как вам будет удобнее.

Эйр запрокинул голову и громко рассмеялся. И снова меня охватило непонятное ощущение, что этому странному человеку даже волны вторят.

– Почему сразу «деточка»? Я бы остановился просто на твоем имени. Что оно значит?

– «Божественная». – Я покраснела. Каждый раз, когда мне приходилось объяснять значение своего имени, я была готова проклинать и маму, и папу, и мифологию, и тетку из государственных органов, которая вообще согласилась это имя вписать как официальное. – Подруги часто зовут меня просто Дэ, чтобы звучало не так претенциозно.

– Зачем же сокращать то, что должно быть полным? – Эйр, похоже, искренне удивился. – Если судьба дала тебе имя Дэя, то значит ты – Дэя.

– Не судьба решила, а родители. – Тут я была готова спорить до последнего. Мне казалось, что если судьба-злодейка допустила, чтоб мне дали такое имечко, то место ей явно не в моем мире – удавлю ведь, если встречу. – Так что прости, Эйр, у тебя, видно, отношения с судьбой сложились лучше, чем у меня. Вот какое красивое имя дала – Эйр.

– Она дала мне не только имя. – Он положил руку себе грудь и тихо сказал: – Но и саму суть. Но также и отняла.

Вот именно то, как он это сказал, окончательно убедило меня, что сейчас рядом со мной у костра сидит нечто совершенно иное. А светлый костюм, борода, ветки для костра – все это вообще неправда, так, мираж или наваждение. Хороший карнавал, чтобы усыпить бдительность. И луна еще эта бирюзовая, и воздух как будто вибрирует. И запах вдруг появился, сладкий такой, но с горчинкой.

В ту пору меня вообще часто посещали мысли о совершенно ином. Мне казалось, что все вокруг не то, чем кажется. Все, что я видела перед собой, было словно искусственным, как если бы вместо вазы с настоящими фруктами стояла такая же, только с кусками дешевого пластика, и сколько его ни грызи – ну дрянь дрянью. Не то чтобы я страдала постоянными галлюцинациями, нет, просто временами в душе было дикое ощущение потери, словно я долго жила в абсолютном обмане – и тут раз, всю правду выливают на голову, как ведро ледяной воды. И вроде уже высохла, да только так погано внутри. И лишь радуга в такие моменты поднимала настроение.

Уж не знаю, с чем это было связанно, может, во мне воплотилась мечта какого-нибудь синоптика или физика, но любила я ее до дрожи в коленках. В небе или в луже, в любой картине или мимолетном пейзаже за окном, но радуга должна была быть. Удивляло также и то, что при всем моем обожании сего природного явления, я ненавидела цвета как таковые. Заставить меня надеть что-то, кроме черного или белого, было просто нереально. Вдовой, конечно, я не выглядела, но любые потуги моей маман одеть меня во что-то не монохромное заканчивались скандалом или просто категорическим отказом – опять же зависело от лунных суток. Но мои тряпки – это не важно. Главным сейчас было то, что я увидела перед собой прямое доказательство своих сомнений – некто со странным и волшебным именем Эйр, которого я встретила на пустом и заброшенном пляже.