Знакомьтесь, мой текст. Сборник лучших работ участников онлайн-марафона

– Да—да, – подхватила толстая Индоутка. И что потом началось! Смута и беспределица! Всех тогда как подменили – вздумали летать учиться!

– Так тот оказался Лебедем, а нам куда? Это сложно! – отметил Зеленое Перо.

– Но возможно? – радостно пролепетал Утеныш. – То есть мы все—таки можем летать?

– Можем, не можем – какая разница? Не всем же летать – должен кто—то и яйца высиживать, и к празднику хозяев пузо да лапы нарастить! – мама—утка схватила Утеныша под крыло и громко поучала, чтобы смягчить гнев птичьего двора.

– Пусть тренируется, – вступился дома Отец—Селезень.

– Пап, а если я не смогу, ты разочаруешься?

– Ну что ты!.. Послушай.

Они пошли по двору. У каждого семейства папа останавливался и указывал то на отца—селезня, то на старшего сына, реже – на матерей—уток, и рассказывал их историю. Когда—то они были молодыми и тоже мечтали летать. Селезень Синее Крыло слишком строг был к себе и испугался, что полет будет неотесанным, неловким. Красный Глаз взлетел, но сил хватило лишь вокруг двора покружиться. Зеленое Перо побоялся, что поднявшись, упадет обратно – курам на смех. Индоутка уже было взлетела, да мимо пролетали Лебеди, и она стушевалась – кто мол, такая, чтобы пытаться.

Дослушав рассказ, Утеныш вскарабкался на жердочку и громко прокрякал:

– Я хочу научиться летать! Я понял – здесь все хотят, но что—то всегда мешает. – Так вот я готов до старости падать с этой жерди, учась полету. Лучше провести жизнь в стремлении взлететь, чем просто наращивать мясистость для супа.

Куры засмеялись и закудахтали над его пылкой речью, но Индоутка так толкнула одну, что все тут же прикрыли клювы.

– Смотри, – после долгого молчания не выдержал Красный Глаз. – Корпус лучше держать вот так…

Неожиданно обидчики стали лучшими Учителями, ведь всем иногда важно вспомнить, что главное – путь к Мечте, а не то, что получится в итоге.

Елена Васина @helen. pol.2007

КАМЕННЫЙ БУДДА

Будда строго смотрел на меня сверху вниз. Это был огромный массив серого мрамора с белыми прожилками, и даже глаза у него были каменные.

В руках у меня были листы бумаги с новым рассказом, который я несла в мир – за дверь, которую охранял Будда. Под его пристальным взглядом я вдруг почувствовала, как спокойное тепло в груди сжимается до размеров завядшего одуванчика.

– Что несешь в мир? – требовательно прозвучал густой голос.

– Да я тут вот некоторые свои мысли описала художественным образом… Я вдруг почувствовала себя маленькой глупой девочкой.

– Соответствует ли твое творчество высоким стандартам, заявленным классиками? Несет ли оно в себе семена разумного, доброго, вечного? То есть, – здесь Будда даже наклонил голову, – сделает ли твое творчество этот мир лучше?

– М—м, я на это надеюсь… Конечно, я бы этого хотела… Насчет соответствия стандартам я, правда, не уверена… Мои письмена мне самой уже казались дерзкой и ненужной затеей.

– Положи рукопись в долгий ящик под моими ногами, я прочитаю и приму решение потом.

Я вдруг поняла, что «потом» никогда не наступит.

– Уважаемый Будда, могу я задать вам вопрос? Невнятный глухой звук в ответ. – Я знаю, что вы – это часть меня. Почему вы не пускаете мои произведения в мир? От чего вы меня охраняете?.. Мне почудился легкий треск, а в воздухе как будто прибавилось пыли…

– Я… Я – твой внутренний критерий для высокого звания творца… И я должен быть высоким, потому что мир и так полон бессмысленности и дешевки…

– Это очень высокая и важная роль. Спасибо, что заботитесь о том, чтобы наполнить мое творчество смыслом и красотой.

Треск усилился, с головы Будды посыпались камешки размером с горох. – Но твоя требовательность очень угнетает меня. Ты как будто обесцениваешь все те простые милые вещи, которые мне хочется делать.

Голова Будды лежала у моих ног. Сейчас крошился его широкий торс. – Ведь красота и смысл могут быть и в цветке, и в бабочке – даже когда я описываю их неумело, но с искренним восхищением.