Стихотворения

А я – свинья – хрю-хрю!.. До них мне дела нет.

Пусть брешут, будто есть какой-то воздух чистый,
Лесов зеленый шум, простор родных полей.
Душистая фиалка, ландыш серебристый,
Свобода, родина… Хрю-хрю, мне хлев милей.

К чему нам солнца свет? К чему нам запах розы?..
Как будто бы нельзя отлично в темноте,
Впивая аромат питательный навоза,
Налопаться… хрю-хрю… и спать на животе?

Что значит родина? По-моему – корыто,
Где пойло вкусное так щедро, через край,
Для поросят моих и для меня налито, —
Хрю-хрю!.. Вот родина, хрю-хрю, – вот светлый рада

Есть много, говорят, других свиней – голодных…
Так мне-то что ж – хрю-хрю – была бы я сыта.
Какое дело мне до бед и нужд народных,
До поросят чужих?.. Всё вздор, всё – суета!

Пусть гибнут дураки за бредни, «идеалы»,
За стадо глупое обиженных свиней…
И вовсе нет его. Нас кормят до отвала,
Хрю-хрю. Всё выдумки крамольников – людей!

Пускай колбасники торгуют колбасою,
Из братцев и сестриц готовят ветчину,
Мне – что? Ведь я – жива. Я жру свои помои
И слышу рев и визг и глазом не моргну.

Да, я – свинья,
И песнь моя
В хлеву победная слышна,
Всегда одна, звучна, ясна
И откровенности полна.
Я гордо, смело говорю
В глаза хоть самому царю:
Хрю-хрю!

    1880-е годы (?)

За пяльцами

С барыней старой, капризной и знатной,
В скучном салоне сидит приживалка,
Тоже старушка; одета опрятно,
Личико сморщено, кротко и жалко;
Что-то покорное в каждом движеньи,
В бледной улыбке застыло терпенье.

К пяльцам нагнувшись седой головою,
Гладью букеты по белому шелку
Шьет она молча, привычной рукою,
Словно рисует послушной иголкой:
И как живые выходят букеты,
Пестрые, полные блеска и цвета.

Медленно идут часы за часами;
Слышен лишь изредка крик попугая,
Да, осторожно скрипя башмаками,
Чинно по мягким коврам выступая,
Старый лакей с этикетом старинным
Курит духами в салоне пустынном.

Барыня дремлет над скучным пасьянсом;
Входят на цыпочках в комнату внучки
С льстивым приветом, с большим реверансом,
Крепко целуют ей желтые ручки.
«Тысячу первую шьете подушку?» —
Дразнят они приживалку-старушку.

Молча стегает она, как машина.
Им не видать, как пред нею в молчаньи
Счастья былого проходят картины,
Как оживают былые страданья.
В сердце под ветхою тканью капота
Скрыта мудреная эта работа.

Шьет она пышные алые розы.
«Как он любил их, Сережа мой милый!» —
Вспомнила вдруг. Навернулися слезы,
Грезится счастье, разлука, могила.
Барыня к ней обратилась с вопросом:
«Что ты, голубушка, шмыгаешь носом?»

Шьет приживалка опять, вспоминая:
«Бедно мы жили, а славно, чистенько…
Он на уроках, а я вышиваю…
Знали мы счастье, хоть, правда, частенько
Класть приходилось нам зубы на полку…»
Снова быстрей заходила иголка.

«Вася родился… И тут-то вот вскоре
С неба упало и нас поразило,
Молнией словно, нежданное горе.
Точно во сне, в страшном сне это было…
Взяли его у меня… Он в остроге…
Голову бреют… Закованы ноги…»