Идеальные разведенные

Но не в тот вечер.

Леон всегда отходил первым, мужественно мне уступал и всегда извинялся, даже в те моменты, когда виновата была я.

Я ждала его ласкового леоновского «извини», а услышала:

– Хорошо. Я подам заявление, – и ушел…

Это равнодушное «хорошо» оказалось настолько красноречивым и громким, что мне стало поистине страшно. Тогда я отчетливо поняла, что это конец.

– Он изменил тебе? – вкрадчиво продолжает выпытывать мама.

– Нет. Не знаю. Пойман не был, но…– я правда не знаю.

Иногда мне казалось, что частые командировки и ежедневные задержки на работе – следствие того, что Леон мне изменяет. И я даже была уверенна с кем – с его чертовой помощницей Алиной. Я видела, как эта нахалка смотрит на моего мужа и облизывается. У меня всегда срабатывала тревожная красная кнопка, когда я приходила к Леону на работу, а рядом крутилась его помощница. Она открыто не показывала своей заинтересованности, но я всегда ощущала от нее опасность и вражду. Да, я ревновала, и эта ревность была частым поводом наших ссор. Леон клялся, что у них исключительно профессиональные отношения, но я с трудом верила, либо не хотела верить…

– Доченька, может, вы поторопились и …

– Мам, извини, у меня правда много дел. Давай я позже тебе позвоню? – у меня нет никакого желания опять слушать о том, что мы поторопились и приняли необдуманное решение. У нас был целый месяц на принятие этого самого решения. Но Леон не приехал и даже не позвонил, чтобы поговорить, извиниться и всё обсудить.

Ну а я… Я просто ждала.

Я же девочка.

Все мы, принцессы, ждем, что наш рыцарь приедет, спасет и бросит к нашим ногам весь мир.

– Хорошо, Агата. Но ты подумай на счет отпуска.

– Обязательно, мам. Папе передавай привет и дяде Натану. Пока.

***

Я навела порядок дома, навела ревизию в холодильнике, запустила стиральную машинку и съездила на почту за посылкой. Всё это я делала автоматически, потому что после разговора с мамой в голове, как на повторе, крутились ее слова от том, чтобы позвонить Леону. Мы остались в дружеских отношениях и, наверное, мама права – нет ничего крамольного, если я поинтересуюсь, где лежат документы.

Игнатов долго не берет трубку, и когда я уже собираюсь нажать «отбой», слышу его голос:

– Привет, Агата.

– Привет. Ты где? – ой, вот зачем я спросила? Меня это совершенно не должно касаться. По привычке? – Прости. Как дела? – поспешно поправляю себя.

В трубке слышится приглушенный смешок.

– Я на работе, Агат. Все нормально. У тебя как?

Ну еще бы!

Где можно найти в субботу Игнатова?

Только на работе!

Всегда на работе!

Постоянно НА РАБОТЕ!!!

Я опять завожусь. Завожусь так, будто имею на это право.

– Хорошо все, – отвечаю резче, чем следовало бы. – Леон, я звоню по делу, так что не подумай, что я ищу повод, чтобы позвонить и узнать что-то о тебе, возможно, я сейчас не вовремя, поэтому…

–Так, стоп-стоп-стоп, – Леон прерывает мой поток безумств, отчего я безмерно ему благодарна. – Я ничего не понял, но давай по делу. У меня мало времени, – Игнатов, видимо, отстраняет от уха трубку и кому-то шепчет, – продолжай, Агат, – а это уже мне.

– Короче говоря, я не могу найти документы на квартиру и паспорт газового счетчика, – на одном дыхании зачитываю я. – В понедельник придут его опломбировывать, – чуть ли не по слогам проговариваю последнее слово.

Игнатов молчит.

Сам, что ли, не помнит, где они, и вспоминает?!

Я жду, что он сейчас пошлет меня куда подальше, но совершенно не ожидаю следующих его слов:

– Я понял. Вечером заеду, найду. Все, Агат, мне правда некогда, – Леон отключается, а я еще с минуту смотрю на экран своего телефона.

Это что сейчас было?

Мне же не послышалось, и Игнатов действительно сказал, что приедет вечером? Сюда?

Ко мне?

«Не к тебе, Игнатова, – вторит мой внутренний голос, – он приедет по делу».

Я начинаю судорожно метаться по квартире.

«Вечером заеду», – это во сколько? В семь? В девять? Или в полночь?

Для Леона Игнатова понятие «вечер» может варьировать в диапазоне от шести вечера до двенадцати ночи.

Я зачем-то бегу на кухню и открываю холодильник. Что я пытаюсь в нем найти, когда сама же утром провела тщательную продовольственную инспекцию? В нем стерильно, как в операционной.

Я не знаю точного обозначения моим следующим действиям, возможно, это биполярное расстройство, о котором мне сообщит моя лучшая подруга-психотерапевт чуть позже, но сейчас я совершенно не даю отчет своим действиям, когда торопливо набираю маму, когда спрашиваю о том, что можно приготовить быстро и нетрудоемко. Это точно не я несусь в ближайших супермаркет за продуктами. Это всё кто-то другой, это не я…

Потому что Игнатова Агата никогда не запекала курицу с картошкой.

Но подумаю я об этом потом, поздними, одинокими вечерами.

Я понимаю маму, долго и упорно всеми правдами и неправдами пытающуюся вытянуть причину столь внезапного кулинарного порыва, отсутствующего у ее дочери все полные 28 лет.

Умение убеждать – моя национальная способность. Поэтому я вдохновенно уверяю маму и саму себя в исключительности собственного интереса и не более.

Я готовлю для себя, да!

И почему я не интересовалась этим раньше?