Французская жена

– Легок на помине, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Явился семейство забирать. Соскучился за день!

– Он же тебе нравится, Таня, – заметила Мария.

– Ты права, стала я старая брюзга, – улыбнулась Татьяна Дмитриевна. И добавила почти смущенно: – Понимаешь… К Андрею-то Оля ровно относилась, спокойно. То есть она, конечно, была уверена, что это вот и есть любовь, но чувствовалось же, что она не по уши в него погружена. А теперь – ты глянь только.

Мария обернулась и посмотрела вверх, куда кивком указала сестра. У открытого окна второго этажа стояла Ольга. Не надо было долго вглядываться в ее лицо, чтобы понять, что означает сиянье, которым оно озарено, и не озарено даже, а подсвечено изнутри.

Ольга смотрела, как Герман открывает калитку и идет по аллее к дому.

– Да, – сказала Мария. – Это даже я вижу и сразу понимаю.

– Ты! – хмыкнула Таня. – Ладно бы я удивлялась – меня уже старость обязывает ничего такого не понимать. А ты-то у нас, считай, дитя, Олина ровесница.

– Я на полгода старше Оли, – улыбнулась Мария.

– Это что-то значит разве только в детском саду. Уже в школе становится все равно.

Ольгин муж поднялся на веранду.

– Здравствуйте, Татьяна Дмитриевна и Маша, – сказал он.

Приветствие прозвучало рассеянно. И таким же рассеянным был взгляд, которым Герман скользнул по лицам родственниц. Спустя мгновенье он уже снова смотрел только вверх, на окно, у которого стояла Ольга.

– Здравствуйте, Герман Тимофеевич. – Во взгляде Татьяны Дмитриевны изумление смешивалось с восхищением. – Что ж вы так долго не едете? Жена ваша уж все глаза проглядела в светелке.

Взгляд, который Герман перевел на тещу, стал более осмысленным. Потом он рассмеялся.

– Татьяна Дмитриевна! – сказал Герман. – Ну что поделаешь? Надо же хоть когда-то в жизни выглядеть наконец идиотом.

– Надо, – согласилась Татьяна Дмитриевна. – Вам обоим это отлично удается.

– Я раньше тоже иронизировал, – усмехнулся Герман. – Пока сам с этим не столкнулся.

– А вы знаете, что беседуете как блаженные? – спросила Ольга из окна, перегнувшись через подоконник.

– Мы и есть блаженные, – ответил Герман. – Я, во всяком случае.

– Я сейчас к тебе спущусь, – сказала Ольга.

И по тону, и по смыслу ее слов было похоже, что к этому заговору блаженства она присоединяется с удовольствием.

– Не надо. Я к тебе поднимусь.

Герман исчез за дверью дома. Ольга отступила в глубь комнаты и притворила окно.

– Вот так вот, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Зря мы его с ужином ждали. Только ты напрасно проголодалась, Маша, а ему все равно.

– А вот и не зря вы ждали, – послышалось вдруг. – Я, например, голодный как волк. Так что большое спасибо вам скажу, если вы бедного путешественника накормите. Здравствуйте.

Эти слова донеслись из-за куста черноплодной рябины. Теперь, в октябре, она полыхала багровыми листьями так, что напоминала неопалимую купину. Может быть, поэтому явление из-за нее человека выглядело очень эффектно.

– Это вы путешественник? Христофор Колумб? – поинтересовалась Татьяна Дмитриевна, изучающе оглядывая неожиданного гостя.

– Нет, я посуху прибыл. Из Сибири.

– Уже интересно! А почему к нам?

– Да вообще-то я к Герману Тимофеевичу в клинику прибыл, – объяснил гость.

Мария едва сдержала улыбку. Учитывая, что Герман ветеринарный врач, визит человека в его клинику выглядит странновато. Впрочем, может быть, он коллега Германа и приехал в командировку.

– Что ж, проходите, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Накормить путника – святое дело.

Пока она накрывала скатертью стол на веранде, Мария принялась носить из дому тарелки и столовые приборы, заодно разогревая жаркое, которое давно уже остыло, и перекладывая сметану из банки в глиняную мисочку.

Сметану, как и молоко, и яйца брали в ближней деревне. Всем этим – свежими продуктами, едой на воздухе – тавельцевская жизнь была похожа на провинциальную французскую, Марии привычную.

Жаркое наконец разгорелось. Мария переложила его из чугунка в глубокое обливное блюдо.

– Позвольте вам помочь, – услышала она. – А то, знаете, что-то мне не по себе стало.

Сибирский гость стоял в дверях кухни и смотрел на Марию слегка виноватым взглядом. Глаза у него были карие, крупные и блестящие, как свежеочищенные конские каштаны, от этого его взгляд тоже казался немножко конским, а потому чрезвычайно трогательным.

– Не по себе, но почему? – удивилась она.

– Ну как же? Явился не пойми кто не пойми откуда – и здрасте, сразу есть ему подавай. Меня, кстати, Геннадием зовут.

– Мария. Но это ничего плохого, что вы сразу будете есть, ведь вы голодны.

– Как вы говорите красиво, – с некоторым удивлением заметил он.

– Красиво? Я думаю, скорее не очень правильно.

– Почему?

– Потому что я французская сестра.

– А!.. Ну да.

Вряд ли он что-то понял из ее объяснения, но улыбнулся. Улыбка делала еще отчетливее обаяние, которым дышал весь его крупный облик. Да, он был очень крупный – не толстый, нет, а какой-то массивный.

Он взял у Марии из рук тяжелое блюдо, со стола – миску со сметаной и легко, без малейшего усилия, понес все это на веранду. Она пошла за ним. Из-за его широких плеч не видно было дверного проема.

– Давайте садиться, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Молодоженов ожидать дело пустое, недолго и ноги с голоду протянуть.

Она вынула из большой плетеной корзины бутылку вина и протянула Геннадию. Оказавшись у него в руках, литровая бутылка стала похожа на детскую бутылочку, из которой поили Митю.

– Что ж, за знакомство, – сказала Татьяна Дмитриевна, когда сели за стол и Геннадий разлил вино по бокалам.