Маленькое детство

Маленькое детство
Анна Борисовна Бах

В каком возрасте можно писать мемуары? Ну, конечно, в старости! Когда уже жизнь позади. А как определить, что жизнь позади уже? Когда наступает этот момент истины? Моя дочка часто просит рассказать про мое "маленькое детство" и про то, «как все было». Я решила написать о своей семье. Что-то про собственное детство, про бабушек и дедушек, большинства из которых уже нет в живых. Но теперь о них будут читать, а, значит, память сохранится. Надеюсь, вы тоже получите удовольствие от моих записок, улыбнетесь, засмеетесь и будете ждать продолжения.

Вступительное слово

В каком возрасте можно писать мемуары? Ну, конечно в старости! Когда уже жизнь позади. А как определить, что жизнь позади уже? Когда наступает этот момент истины? Моя дочка часто просит рассказать про то, «как все было». Я решила написать о своей семье. Что-то про собственное детство, про бабушек и дедушек, большинства из которых уже нет в живых. Но теперь о них будут читать, а, значит, память сохраниться. Надеюсь, вы тоже получите удовольствие от моих записок, улыбнетесь, засмеетесь и будете ждать продолжения.

Глава 1

Родственные связи

Вы когда-нибудь задумывались о том, как звучат голоса ваших предков? О чем они говорили и думали? И на каком языке? Это мог быть мелодичный идиш, певучий украинский диалект или привычный для уха русский язык. Иногда, слушая повторяющиеся рассказы дедушек и бабушек, начинаешь чувствовать себя участникам тех давних событий, и вот я уже сама пересказываю историю со слов прадеда, которого не застала, но, благодаря рассказам домашних, мне чудится, что я лично слышала все, что он говорил. Вот он испуганно мечется по саду и кричит «Борух! Борух!» Бабушка, тогда еще просто мама, ушла за хлебом, а маленький папа спрятался наверху. А вот он, выходя из синагоги, закуривает с довольным видом и, указывая на моего дедушку, говорит: «Мизинкер приехал».

А прадед моего мужа играл в театре Михоэлса. Делал он это от души, играл те же роли, что и сам Соломон Михайлович, пел, и многие песни в его исполнении были записаны на пластинки. Несколько лет назад, когда мы паковали бабушку, чтобы перевезти ее на квартиру родителей, были вскрыты и разорены все шкафы, и разобрано, наконец, «все, что нажито непосильным трудом»… «Бабушка, это старое! Это выкинуть!» «Вам только выбрасывать то, что другие наживали! Успеете…» Что-то мы все-таки выкинули, а что-то она отстояла, и не зря. На первый взгляд ненужные клеенки, марли и полотенчики вполне себе пригодились после переезда на новую квартиру (звучат литавры, глаза бабушки светятся торжеством религиозного фанатика, спасающего святыни горящего храма).

Так вот, на антресоли, забитой всем на свете, в том числе и Талмудом, лежащим бок о бок с Кораном, была найдена целая коробка покрытых пылью старых пластинок. Они сохранились, имена исполнителей уцелели, и, вот, спустя 70 лет снова зазвучал голос Мишиного прадеда, исполняющего грустные напевы на идиш. Когда Элина вырастет, она сможет услышать, как поет ее прапрадедушка. Это здорово.

Вообще, чем старше становишься, тем скорее хочется изучать историю. Приходит понимание, что расспрашивать тех, кто видел, нужно сейчас, а позже, может, и не у кого будет спросить… В детстве живешь сиюминутным моментом, кажется, что все, кто тебя окружают, будут делать это вечно: все эти тети, дяди, улыбающиеся лица, заботливые руки… Они исчезают, и мы не замечаем, а потом все подергивается пеленой забвения. И только позже начинаешь вглядываться в семейные снимки, пытаешься проложить тропинку родственных связей, ищешь сходство между лицами, разъединенных десятилетиями…

– А глаза-то, глаза! Как у дяди Исаака!

– Да, он же не его родственник!

– Странно. С такими глазами вполне мог бы им быть…

Я помню, что в детстве наша семья была большая-пребольшая. Я даже не успевала запоминать все имена и родственные связи, но мне казалось, что это абсолютно нормально, когда на любой праздник в квартире набивается сразу человек 20, не меньше. А потом в конце 80-х все разъехались-разлетелись. Вспоминаются опустошенные квартиры, и снова большое количество человек за столом, сидящих на остатках мебели, и предложения: «Ну, выбери себе что-то на память». Это называлось «проводы». Что это слово означает, было не совсем ясно. Родители объясняли, что те или иные родственники уезжают далеко. Далеко? Ну, ладно. А вот, насколько далеко, стало понятно, когда уехали бабушка с дедушкой. Ну, и лет мне уже тогда было все-таки 18. География представлялась не так абстрактно, как 10 лет назад.

Все же какие-то родственники совсем забылись, хотя отдельные картинки оставались в памяти. Каждый раз, проезжая по Дмитровскому шоссе по пути на дачу, я взмахивала рукой и говорила: «А здесь жила тетя Чарна! Мы к ней раньше постоянно ходили в гости». Мне казалось, тетя Чарна жила в огромной квартире, столько народу там собиралось и столько еды готовилось. «Да, нет, – объясняла мама, – не в огромной, а в обычной двухкомнатной. Просто в то время почему-то все умещались в любом пространстве, и для каждого находилось посадочное место. А готовила тетя Чарна сама. При этом все было кошерно. И курицу она покупала живую и резала самолично. И как, и когда она успевала все это сотворить непонятно до сих пор». Я помню, что она была маленькая, но очень энергичная. Лицо помню плохо, а вот руки отчетливо. Каждый раз, когда мы к ней заходили, руки обнимали, и сердце сразу замирало в предвкушении вкусного кусочка, который сразу вручался, не дожидаясь официального приглашения за стол. Потом мы перестали к ней ходить. Прозвучали слова «Израиль» и «отъезд». По истечению лет все это вспоминалось еще реже. Да, и сама семья стала намного меньше. Родственники разлетелись, растворились во времени, многие ушли навсегда, в том числе и дед Ефим, который поддерживал со всеми отношения и записывал в свой блокнот хорошим подчерком, с навсегда въевшимся уклоном справа налево, адреса и телефоны всей Фамилии.

А в 2008 году я познакомилась с Мишей. В 2011 году мы поженились, и казалось, что это касается только нас обоих, но на самом деле мы были только звеньями длинной цепочки глобальных событий: объединение двух семей и знакомство многочисленных людей друг с другом. И в его семье многие уехали в Израиль и в США и, как выяснилось, поселились неподалеку от моих родственников. А многие остались в Москве, каждый со своей миссией. Миссия Наташи, жены Мишиного троюродного брата, состояла, видимо, в том, чтобы пригласить меня на девичник в честь еврейского праздника Пурим. Это было еще в феврале. Там она познакомила меня со своей детской подружкой Юлей. Ну, поболтали, как водится, подружились в Фейсбуке, в общем, начали общаться. В конце концов, договорились встретиться и в реальном мире, не дожидаясь очередного приглашения на следующий праздник. Лето все-таки. Мы отправились в Нескучный сад. Гуляли долго, говорили «за жизнь», обсудили немного свои семьи. Без лишних подробностей. «Родственники-шмодственники…», – как говорит моя бабушка. Разошлись поздно, расцеловались. «Я, как на свидание сходила!», – посмеялась Юля. Я тоже. Не успела я дома рассказать мужу обо всех своих впечатлениях, как в 0.30 ночи снова зазвонил телефон. «Ой! Что-то случилось!» Конечно, случилось. «Тут моя мама интересуется, – зазвучал в трубке голос Юлечки, – нет ли у тебя случайно деда Ефима?» Тааак? «А, вот, – продолжала Юля, – у него была двоюродная сестра Чарна?» Была! «Ну, хорошо, – продолжила Юля, – значит, это твоя мама была свидетельницей на свадьбе моей мамы и делала ей макияж! Вот, тут на фотографии у нее на коленях маленькая темненькая девочка лет пяти. Не знаешь, кто это?» Что же получается, не все уехали в Израиль! Просто надо было внимательнее изучать дедушкин блокнотик с телефонами и адресами! До двух ночи я не давала мужу спать, обсуждая с ним ситуацию. Оказывается, вот уже полгода я дружу с девочкой, которая приходится мне сестрой! Хотя, если лучше проследить родственную связь: так, прабабушка – двоюродная сестра дедушки, папа-мама… Это, значит, ее мама приходится мне сестрой, а она моя племянница! Как же «причудливо тасуется колода!» «Слушай, дай поспать, – в конце концов, недовольно протянул муж, – это хорошо, что у тебя прибавилось родственников. Но давай все-таки не к ночи… Дай мне шанс их полюбить».

Глава 2

Бабушка Ляля и дедушка Яша

– Мама, расскажи мне про свое маленькое детство! Расскажи про то, как все было. Расскажи про дедушек. Например, про дедушку Яшу.

Я счастливая. У меня все детство были две пары бабушек и дедушек: мамины – папины. С мамиными родителями проходили выходные в городе и летние каникулы на даче.

Если дедушка Яша или бабушка Ляля забирали меня в пятницу из сада после обеда, я точно знала, что можно спорить с воспитательницей и не есть суп. Зачем утруждаться, когда за непослушание уже ничего не будет? Сейчас дедушка приедет. А у дедушки в кармане что? Шоколадная конфетка! «Тебе половинку и мне половинку!» Мы всегда так поступали. Во-первых, чтобы делиться. Во-вторых, вроде как съедаешь поменьше вредного шоколада, все-таки всего лишь половинка… И так восемь раз в день… Кто ж эти половинки считает?

Бабушка с дедушкой жили на втором этаже, поэтому за окном, которое выходило в палисадник, были хорошо видны деревья. В темноте их качал ветер, было немного жутковато, и ощущение, как будто за городом. Они жили совсем недалеко от нас: мы на Брестской, а они в Марьиной Роще. Но все равно надо было ехать на трамвае. И я говорила: «У нас дома в Москве». «Мы тоже живем в Москве!», – неубедительно доказывала бабушка Ляля. «Ну, да, ну, да», – недоверчиво кивала я.

А почему Ляля-то? Ее же Лариса зовут? А потому что родилась она в Украине, у Киеве. И когда ее, туго спеленатую, принесли в их большую коммуналку, соседский мальчик выскочил в коридор и крикнул: «Дивитесь! Ляльку принесли!» Куклу, то есть, по-украински. И все, уже ничего не помогло: ни возраст, ни Москва. Бабушка Ляля и только. «Лялечка», – звал ее дедушка Яша. Всегда деловитая, знающая ответы на любые вопросы, умеющая готовить любые блюда из каких-угодно подручных материалов, у нее все, что нужно, было не только дома по шкафам, но и в сумке. Вам йод, любые лекарства, бинты, пилочку, брошечку, орехоколку, перочинный ножик? Пожалуйста! Не знаете, как варить суп из крапивы, печь блины или делать леденцы из жженого сахара? Все просто! Обращайтесь!

По утрам бабушка зачинала готовить обед так, чтобы ничего не пропало. Не единой крупенички, огрызка, сыворотки из-под молока при приготовлении творога – все в стол – в хозяйство! А мы с дедушкой тоже очень помогали ей: собирались поскорее и выметались из дома на троллейбусную остановку – ехали в парк «Останкино». Я там очень давно не была. В моем «маленьком детстве» там был лес и много тропок: узеньких и окультуренных. И высокие – превысокие деревья с разноцветными по осени листьями. Перед уходом я заговаривала бабушке зубы, а дедушка шел в спальню и открывал комод. Там стоял одеколон во флаконе из толстого стекла, какие-то шкатулочки из фарфора, полные чудесных вещей, а еще мешок… Денег? Нет! Конфет! Мне об этом мешке, конечно, знать не полагалось. Поэтому я всегда тактично не смотрела в его сторону. И дедушка набивал карманы. Нам же надо было как-то протянуть после завтрака аж до обеда. Нууу…. При входе в парк мы еще кулек пончиков, посыпанных сахарной пудрой покупали. Но это по мелочи… И потом вы же помните: «Тебе половинку и мне половинку!» Я не буду повторяться, но эту присказку надо произносить приблизительно после каждой пятой строчки, чтобы понимать ценность молочных и коренных зубов. А еще в карманах у дедушки были кульки с орешками и семечками. Зачем? Надо.

Так вот. Вы садитесь на троллейбус рядом с Октябрьским переулком, сразу за желтым полуразрушенным домом. Внутри этого дома глубокий подвал, а в нем клад! Много-много драгоценностей! Про это знает вся окрестная детвора, и мы еще отправимся с факелом на его поиски. Итак, на троллейбусе вы доезжаете в парк «Останкино». Покупаете при входе и преступно съедаете еще горячие пончики. Затем углубляетесь в райские кущи парка и выбираете подходящее дерево или несколько деревьев. И вот дедушка достает кульки с орешками и семечками и высыпает мне в ладони понемногу. И тут надо выпрямиться во весь свой могучий рост поднять руку ладошкой с угощением вверх, прислонив ее ребром к стволу, и замереть. И не дышать. Потому что, если выдержать нужную паузу, с дерева всеми четырьмя лапками, вниз головой сбежит белочка с пушистым хвостиком. Цап орешек! И наверх – наверх! Настоящая рыжая белочка, как из сказки о царе Салтане. Скажу честно, белочки прибегали нечасто. Их уже тогда маловато было. Зато также по дереву бегали поползни и клевали семечки. Поползень – такая птичка, которая почему-то предпочитает не летать, а бегать по дереву. По земле бегали трясогузки, но с ними не складывалось. Дружелюбнее всех были синички. Они садились на руку, впивались в нее коготками и клевали семечки. Предпочитали очищенные. Впрочем, как и я. И такое это было счастье! Самое интересное, что, когда ты стоишь и не дышишь в ожидании белочки или синички, мир замирает тоже. Вокруг тебя образуется воронка, за которой слышится гул ветра, шелест листьев, голоса других людей… Но в твоем кругу только дедушка, прижавший палец к губам, напоминая про терпение. И, вот, уже издалека доносится топот белочек, поползней, хлопанье синичкиных крыльев… Синичка клюет семечки из ладошки над головой, и я боюсь шевельнутся и посмотреть на нее, вдруг спугну, и она улетит. Только чувствую острые коготки, которые цепляются за мою уже подмерзшую ладошку. А с белочкой, когда она снисходит, удается глазами встретиться. Я ей улыбаюсь. Спорим, она тоже узнала меня?

Глава 3

Лето на даче

А еще с бабушкой Лялей и дедушкой Яшей проходило лето на даче. Где-то с 1992 года к нам начал присоединяться еще мой обожаемый Рональд. Рони. Собака невнятной породы – полупудель с примесью черного терьера – полуспаниель, но обе половины лучшие. В нашей семье он жил на правах младшенького: спал где хотел, нахально сталкивал меня с подушки, разваливаясь в постели всеми четырьмя лапами. Грязными лапами. Почему-то в детстве не заметно, что собака плохо вымыла лапы, вернувшись с прогулки, и не высморкалась. Наверняка, если бы у меня сейчас была собака, я бы пыталась не разрешить дочке тащить ее в постель, читая лекции по гигиене. Но тогда я целовала его в мокрый нос и зарывалась лицом в кудрявую свалявшуюся шерсть пополам с репейником, принесенным со двора. Он тоже любил выезжать на дачу. Носился по полю, подпрыгивая как заяц так, что уши спаниеля только успевали взметнуться вверх и опуститься вниз. В 8 утра он уже выходил на прогулку. Вместе с дедушкой Яшей, по которому можно было часы сверять. На это время у них была назначена зарядка на площадке позади дома. Дедушка успевал даже через скакалку попрыгать. В молодости он немного занимался боксом, и делал отжимания, бросая перед собой часы. После зарядки дедушка еще делал пробежку по полю, иногда сажая меня на плечи. Но это еще до Рони, когда мне было 5-7 лет. Потом я уже ленилась рано вставать.