Прах на ветру

Виноградов что-то быстро писал в блокноте, периодически поднимая глаза на Жордина, потирая усы и кивая головой. Собираясь уходить, они искренне поблагодарили «Подозреваемого № 2», как он был записан у него в блокноте, пообещав обязательно найти виновного. На что Жордин ответил, что ему все равно.

Проводив гостей, он присел за стол и нажал кнопку «Секретарь».

– Наташа, жди гостей. Ты в своем уме? Я же тебе все объяснил! – от прежнего тона не осталось и следа. – Зачем я только тебя послушал?

Дверь вновь отворилась, и в кабинет заглянул полковник:

– Простите, я, кажется, забыл свой блокнот, – Виноградов проследовал к столу.

– Конечно, проходите, я уже весь в работе.

– Да-да, извините! А вот и он! – на краю стола лежала записная книжка. – Какой я рассеянный! Старость – не радость.

Еще раз принеся извинения, Виноградов покинул кабинет, на этот раз плотно затворив за собой дверь.

Глава 7

«Бог дал нам два уха и один рот, чтобы мы больше слушали и меньше говорили»

Небольшой, но уютный кабинет был заставлен цветами в вазонах. Они были повсюду: на столе, шкафу, с десяток на подоконнике, несколько пальм на полу, плюс пять полок, обвитых вечнозелеными, были подвешены практически под потолком. Это место могло показаться райским уголком, на самом же деле, здесь можно было сойти с ума. Холлы больниц с их дюжиной цветов отдыхали.

Александр Петрович настороженно переступил порог кабинета и замер на месте. От обилия красок у него закружилась голова.

– Есть кто-нибудь в кабинете? Это милиция, – практически шепотом спросил Виноградов. Полковнику казалось, что если он заговорит громче, то из офисного дендрария выскочит дикий дверь или экзотическая птица зайдется в злом щебете.

– Я здесь, проходите, – из-за большой пальмы, листья которой были похожи на лопухи, выглянула женщина.

– Добрый день. Мы вас не сильно отвлечем, позвольте задать вам несколько вопросов касательно пренеприятнейшего события, которое произошло сегодня ночью, – как можно любезней спросил Виноградов.

Представившись, Александр Петрович протянул даме руку и крепко пожал ее.

– Наталья Дмитриевна Радушкина. И мне очень приятно. Вы знаете, я вас уже давно жду! Вы все ходите по кабинетам, а ко мне никак не заходите! Я уже думала, что вы и не придете.

Она была похожа на рыжего попугая, который мог без остановки чирикать часами, отвлекаясь лишь на то, чтобы поесть или попить.

– Не беспокойтесь, мы обязательно поговорим и с вами, и с остальными сотрудниками, – добродушно сказал Виноградов. – Я заметил, что вы увлекаетесь флористикой?

– Вы заметили? Спасибо! Да, цветы – это моя слабость. Вы знаете, у каждого из них есть имя. Я лично выбирала, отталкиваясь от характера каждого цветка!

Полковник и Беляк быстро переглянулись, одновременно приподняв брови.

Радушкина продолжала:

– Вот этот фикус – Степан Андреевич! Вы только посмотрите, какой он важный, я бы даже сказала, высокомерный! А вот эта роза – Александра Александровна. Она одновременно и хрупкая, и статная. А вот это…

Фразу ей не дал закончить полковник, который понял, что этот монолог может продолжаться бесконечно.

– Все это очень интересно, но не ответите ли вы на несколько наших вопросов?

– Конечно, конечно! Простите, просто, когда разговор заходит о цветах, я становлюсь совершенно неконтролируемой! Могу говорить о них часами! Они мне как дети. Вы даже представить себе не можете, какой это хлопотный труд! Два раза в неделю надо…

Александр Петрович чувствовал, что еще минута и он больше не сможет держать лицо. Усы были натянуты в горизонтальную струну, а хрусталики глаз были готовы в любую секунду лопнуть.

– Скажите, как давно вы знакомы с Мазалевским?

– Ой, такое чувство, что сто лет, а на самом деле полтора года. Мне совершенно случайно предложили эту работу. У меня здесь работает знакомая в бухгалтерии, так она мне сразу и сказала, когда освободилась должность. Я была очень рада, так как сидела без дела.

Радушкина продолжала щебетать, не давая даже малейшей возможности вставить слово. Виноградов и Беляк по очереди открывали рот, со стороны напоминая рыб из аквариума.

– Работа секретаря, конечно, не вершина айсберга, но для начала карьеры – не плохо. С бумагами, правда, сложнее, чем с цветами. Бумагу ведь нужно читать, вникать, а я этого не люблю…

Полковник попробовал прервать словесный поток:

– Где вы находились с 19.00 вчерашнего вечера и до 06.00 сегодняшнего утра? – спросил полковник.

Не ожидая такой быстрой смены настроения, Радушкина немного растерялась:

– После работы я зашла в магазин, потом в ремонт обуви, относила туфли, там сломался каблук. В последнее время обувь стали делать очень некачественную. Ох уж эти китайцы! Смешной народ. Живут как муравьи!

Немного помолчав, она продолжила:

– Так о чем вы меня спрашивали? А, вспомнила, что я делала после работы? Так вот, после ремонта обуви я зашла в магазин, а потом сразу домой. Там я поела, немного почитала и уснула прямо перед телевизором, со мной такое часто бывает! Проснулась я в часа три ночи и перебралась на кровать. А с утра сразу поехала на работу. Представляете, в метро встретила одну знакомую, так она меня не узнала!

Александр Петрович подумал, что, скорее всего, ее знакомая сделала это умышленно, спасая себя от утренней головной мясорубки. В голове у этой женщины определенно фарш. Виноградов подумал о том, как было бы здорово набросить ей на голову одеяло, чтобы она мгновенно уснула. Так он всегда поступал со своим, правда, сейчас уже мертвым, попугаем, который бесконечным щебетом доводил полковника до истерики.

Говорить она могла часами, причем не уставая. Ни в семейных, ни в любовных отношениях с противоположным полом она не состояла. От того неистово мучалась жаждой общения. Подруг с каждым годом становилось все меньше, а выдерживать коммуникативную атаку подруги становилось все сложнее. Будучи одинокой, она научилась радоваться тем вещам, которые для другого человека ничего не значили.

Цветы заменили ей людей, а общение – отношения. Порой казалось, что это не настоящее ее лицо, а картонная маска, на которой столь грамотно были прорисованы все эмоции, присущие человеку.

– Простите за вопрос, вы курите? – неожиданно спросил Виноградов. – Просто у меня и у моего друга закончились сигареты, а я заметил на вашем столе пачку.

Беляк вопросительно посмотрел на товарища. Тот лишь сверкнул в его сторону глазами.

– Да, угощайтесь, – она протянула пачку тонкого «Винстона», – можете курить прямо здесь. Сегодня все на нервах, курят чуть ли не в коридорах.

Она прикурила сигарету. Долго не раздумывая, ее примеру последовали Виноградов и Беляк. Пребывая в тишине, полковник внимательно рассматривал «друзей» Радушкиной. Казалось, они наблюдают за посетителями, готовые в любую минуту вступиться за свою хозяйку.

Полковник аккуратно убрал только что упавшие на плечо стебли высокой драцены.

– Наталья Дмитриевна, прошу заранее простить меня за возможно некорректный вопрос, но это необходимо.

Она внимательно посмотрела на полковника. Александру Петровичу показалось, что что-то изменилось в ее лице. Появилась настороженность, пропало любопытство.

– В каких отношениях вы состояли с Мазалевским? – Виноградов сделал прямой выстрел, не дав ответчице шанса собраться. Он не сводил с нее глаз, надеясь мгновенно прочесть ответ на свой вопрос.

– Уверяю вас, исключительно в деловых. Я обычная провинциальная девушка, работаю секретаршей. Такие мужчины, как Мазалевский, в мою сторону и не смотрят. «Принеси-подай» – вот кем я была для своего начальника. Если честно, то он даже имени моего запомнить не мог, каждый раз называл то Олей, то Катей. Про фамилию я вообще молчу!

– Вас это обижало? – спросил Беляк.