Счастье в мгновении. Часть 3

– Правда, подруга, о чем дискутировали? – пододвигаясь ко мне ближе, спрашивает Ритчелл, не отводя своего взгляда от кольца на пальце и переставляя руку в разное положение, оценивая сверкание драгоценного камня.

Я смотрю на Питера, задумчиво глядевшего в пространство, отвечая с деланой беспечностью:

– О тебе, о ком же ещё… – и натягиваю улыбку, чтобы она не подумала о чем-то другом. Я приобнимаю счастливицу, прижимая ее щеку к своей, и еще раз проговариваю, как неистово счастлива за нее.

Ритчелл, ослепленная бурным потоком радости, загорается светом, словно неоновая подвеска.

– Даже так? Обо мне? – хихикает она, завязывая волосы в короткий хвостик.

Питер не набирает скорость и едет медленно, словно какие-то мысли не дают ему покоя, но он всеми силами старается не показывать этого и не позволяет себе утонуть в них.

– Милая моя, я говорил сестренке, что в день бракосочетания ты будешь у меня самой красивой!.. – с чувством выпаливает Питер, поддерживая тайну нашего истинного с ним разговора, влюблённым взглядом пронизывая любимую в отражении зеркала. – Джексон, напомни-ка путь к твоему дому, – и сменяет тему, поправляя ворот рубашки.

Взаимоотношения двух братьев не перестают меня бесконечно радовать, помня, что было несколько лет назад… их постоянные, ежечасные ссоры в отсутствии причины.

– Ты не удосужился запомнить дорогу к великому?.. – подтрунивает Джексон. Его игривое и веселое настроение переносится на каждого из нас, но я все равно не отпускаю из головы тянущую душу мысль. – Вот так ты проявляешь глубочайшее уважение! – шутит Джексон и включает на телефоне навигатор.

– Джексон, – смеется под нос Питер, – я там был один раз. О-д-и-н, – по слогам произносит он, постепенно возвращаясь в свой постоянный образ. – Думаешь, что я обладаю феноменальной памятью и помню всё до точности?.. Путь в твои хоромы лежит через леса, горы и луга, как в той сказке: «В тридевятом царстве в некотором государстве жил был король…»

Сидящий рядом строит смешную гримасу, не унимаясь подкалывать брата:

– Минуточку, прозвучала ошибка в титуле. У меня более высокий ранг. Я император.

Мы хохочем с Ритчелл над этой словесной дуэлью.

– И где же тогда ваши регалии, император?!

Замкнувшись в молчании, через несколько секунд Джексон все же отвечает:

– Основные ношу при себе. Государственный меч – мой брат, скипетр и держава – Ритчелл, государственный щит – моя любимая.

Приятная волна разливается по телу.

На всех троих – улыбка. Джексону не характерны такие выражения. О чувствах при всех он редко, когда говорит, а то и вовсе скорее промолчит. Сегодня же какой-то особенный день.

– А корона? – спрашивает подруга и достает из сумки воду. – Самое-то главное.

– Дорогая, – подхватывает второй шут, – корона-то это он сам.

Проходит двадцать минут.

Мы с Ритчелл смотрим фотографии, сделанные в Италии, я рассказываю ей о наших приключениях с Джексоном, братья обсуждают между собой, как сократить путь, так как пробка вследствие аварии грузовика с легковым авто, загородившим всю дорогу, не рассасывается.

Внезапно Питер с чувством восклицает:

– Посмотрите: на горизонте повисла кровавая луна!

Я тут же раскрываю окошко:

– Какая таинственность! Какой-то страх она нагоняет!

Питер ловит на лету мои слова и дает им продолжение страшным глухим низким голосом:

– Ужас, струящийся по кровяным путям, пробирается до мозга, разрисовывая образы демонов…

Ритчелл мгновенно отзывается:

– Пиииитер! Прекрати! И правда, ужасом повеяло.

Я смеюсь и говорю:

– Не могу насмотреться на этот демонский окрас… Она манит, манит в чудовищную неизвестность…

Ритчелл закрывает мне ладонью глаза, на что я сопротивляюсь:

– Милана, хватит! Не смотри больше! Мне страшно!

Мисс Джеймс с детства боится луну. И в дни полнолуния плотно закрывает все шторы, чтобы ни один крохотный лучик света не пробрался в ее комнату.

Мы с Питером не прекращаем придумывать сравнения колесницы ночи, предстающей в таком окрасе, с проявлением духа дьявола.

– Джексон, ну скажи им!

Моррис младший нахмуривает брови, делая серьезное лицо:

– Император приказывает: закрыть все окна и включить музыку! Снизить страх у невесты! – И дополняет: – Ритчелл, в каком обществе мы оказались с тобой. Писатели – они ж особые субъекты общества, обращающие внимание на такие мелочи, незначительные вещи и детали, природные явления, которые обычные смертные никогда не замечают или не придают им веского значения.

– А ты не замахивайся-то на писателей. Не только писатели немного тронутые умом и бывают недалёкие, в мире такими странными могут быть и поглощенные работой роботы-бизнесмены, которых волнует только количество сделок и высокая планка результатов за месяц, – тонко и метко стреляет Питер. – К тому же среди нас моя сестра по перу. Поосторожнее, – дополняет, акцентируя внимание на мне.

Джексону не нравится прямой намек на его скверный характер и привычку работать сутками, и, что меня шокирует, он оставляет слова без комментариев и нажимает на магнитолу, в которую вставлена флеш-карта Питера. Начинает играть песня «Moon River» Barbra Streisand. И автоматически мы вчетвером оглашаем первые ноты песни:

– Moon river, wider than a mile…[1 - Лунная река, шире чем миля (англ.).] – После короткой паузы, продолжаем также: – I'm crossing you in style someday…[2 - Я переплыву тебя однажды (англ).]

Смехом заполняется всё пространство машины.

Из всех голосов лишь голос Джексона, богатый обертонами, бархатистыми, вибрирующими звучаниями, которые обладают непреодолимой силой внушения, пленительно с плавностью и четкостью звуков раздается, западая глубоко в грудь, и мелкой дрожью касается кожи.

– О-о-о, – с иронией выдает Джексон, – какая старина на твоей флешке! Тысяча девятьсот шестьдесят первый год.

– И что? – фыркает он. – Я парень консервативных взглядов. И мне нравится всё старое.

– Как и я, – подхватываю я мысль брата. С подросткового возраста тяга к старинному, веющему дыханием чего-то древнего, диковинного, антикварного, будь то это одежда, литература, музыка, искусство стала заметно увеличиваться и во мне.

– Ну и старики, а мы с Ритчелл идём вслед за временем, а не остаёмся в прошлом, – оживленно молвит Джексон и с видом историка изрекает в форме короткой лекции: – Песня была написана для фильма «Завтрак у Тиффани». Романтическая комедия, где в главной женской роли Одри Хепберн. Столько о нём слышал положительной критики, но ни разу не смотрел. – Питер и Ритчелл кивают словам Джексона, что не видели экранизацию.

– А давайте его посмотрим, как приедем? – в припадке радостного безумия окликается Ритчелл, пылающая душа которой во всем, что с ней ни происходит, видит только одно: любовь, странствуя вслед за нотами, на совершенно другой планете и не имея контроля над своими словами.

– Да вы что! – я настолько удивляюсь, что чуть пододвигаюсь вперед и громче с энтузиазмом договариваю: – А я смотрела тысячу раз! И помню-помню, что… – звонко начинаю, крепко держа при себе знания истории моды, что меня разрывает на части этим поделиться, и я немного заикаюсь, говоря слишком-слишком быстро: – …что з-знаменитое маленькое черное платье, в котором удосужилось играть главной героине, было создано самим Юбером де Живанши, – поднимаю голос, – французским модельером, основателем модного дома «Givenchy». Вы что! Вы что! Не знали?!