Когда остановится сердце

Ноги не слушались, а вся нижняя часть туловища казалась тяжелой, и при каждом шаге отдавало болью в пояснице. Некогда роскошная шифоновая юбка в розовых пионах, разорванная по шву, стояла от засохшей крови колом.

В кабинете за столом она увидела средних лет худенькую женщину в бирюзовой шапочке, из-под которой выбивались золотистые завитки. Бледное лицо с ярко-синими глазами и ярким румянцем на скулах. Жирная помада на тонких поджатых губах.

– Проходите, пожалуйста, – Инна Борисовна внимательно оглядела Людмилу, и взгляд ее задержался на порванной юбке и бурых потеках на ногах. К тому же невозможно было не заметить, что женщина босая! И что между пальцами ног тоже застыла натекшая сверху кровь.

– На кресло, – скомандовала доктор. – Немедленно. Кто-нибудь уже знает, что произошло?

– А как вы догадались? – прошептала, глотая слезы, Людмила.

– Синяки, ссадины… Порванная юбка, кровоподтеки… На кресло, быстрее…

И вот она на кресле, слезы текут из уголков глаз к вискам, и она едва успевает промокнуть их бумажной салфеткой, заботливо предложенной Инной Борисовной. Идут минуты, часы… Конечно, ей это только кажется, что осмотр длится так долго. Хотя она теряет счет минутам.

– Вы ведь Людмила Дунай, – наконец произносит, не глядя ей в глаза, а продолжая орудовать инструментом, Инна Борисовна. – Я сразу узнала вас.

– Никто ничего не должен знать.

– Вы не станете обращаться в милицию? Вы не хотите, чтобы этих скотов посадили?

Людмила почувствовала, как ей обрабатывают раны, смазывают йодом…

– Как же это вы в таком состоянии добрались до Тамбова? Или я что-то не понимаю?

– Все вы правильно понимаете. В Москве ни одна душа не должна знать, что со мной произошло.

– Но вы можете забеременеть… Это, во-первых, во-вторых, необходимо дождаться результатов анализов. Вас элементарно могли заразить. Все пораженные места, ссадины я обработала лекарством, заклеила медицинским клеем. Слава богу, что внутри никаких разрывов нет, обошлось. Что вы предпримете? Каковы ваши планы?

– Понимаете, я расскажу в двух словах. Была вечеринка. Под Москвой. В одной деревне. Я, моя подруга Света, ее парень Роман и еще один человек, с которым Света хотела меня познакомить. Мы сидели за столом, пили коньяк, еще был чай с травами… Все очень пристойно. В какой-то момент этот… Щекин, банкир, сказал, что хотел бы сделать мне подарок, что он давно восхищается мной и все такое… Словом, он подарил мне перстень с очень большим брильянтом… Я сказала, что не могу его принять. Мы вернулись в гостиную, где Светлана продолжала сидеть со своим другом за столом. И вот в какой-то момент я вдруг увидела, как распахивается дверь, появляются люди в масках. Они действовали бесшумно… Думаю, что меня ударили чем-то по голове, у меня до сих пор страшно болит голова, я едва говорю… Последнее, что я увидела, – как этот человек в маске полоснул ножом по горлу Щекина, брызнула кровь, и я, думаю, в тот момент отключилась… Это было вчера вечером. Или уже почти ночью. А сегодня утром я пришла в себя в этом доме… Рядом – трупы. Щекина и Светланы. Все ценное с них снято. Сейф я не проверяла, мне было не до этого. Удивительно, подумала я, что меня оставили в живых. Как вы думаете, почему?

– Вставайте, – доктор помогла ей спуститься с высокого кресла. – То, что вы рассказали, – ужасно. Почему вы не хотите, чтобы убийц искали? Почему вы уехали оттуда?

– А вы не понимаете? – Людмила села на стул напротив Лазаревой. – Мое имя будут полоскать во всех газетах. У меня дочь взрослая, хочет актрисой стать. С бывшим мужем всегда были сложные отношения, он будет меня еще больше презирать за то, что со мной произошло. Мальчик-студент, мой любовник, который меня любит до беспамятства… Ему незачем связываться со мной. Все равно там все бесперспективно. Все контракты я выполнила, у меня как раз образовалась пауза, я должна прийти в себя и отдохнуть.

– Я так понимаю, что вы хотите, чтобы все подумали, будто вас нет в живых?

– Пусть будет так. А когда вся эта история забудется, я вернусь. Если меня спросят, где я была этот год или два, я не знаю… Скажу, что мне просто надо было побыть одной.

– А ваша дочь? Она, думаете, не будет страдать?

– Моя дочь? Нет, не будет, – сказала она дрогнувшим голосом. – Оля не будет страдать. У нее железное сердце. Она очень холодная. Обо мне никто не будет плакать, если вы об этом. Многие даже (я имею в виду своих коллег по цеху) обрадуются, что теперь «мои» роли, я имею в виду те роли, которые пишутся под меня, достанутся им.

– Думаю, что вы и сами не понимаете, что сейчас говорите. Вы – живая, к тому же свидетель. Можете что-то рассказать. Вы можете не говорить об изнасиловании, но на ваших же глазах убили ваших друзей!

– Хорошо, я скажу вам. Когда я очнулась, в моей руке был нож. Тот самый. Понимаете? Мне страшно. Я не хочу туда, в Москву, в ту жизнь. Я устала и хочу отдохнуть.

– И куда же это вы собираетесь поехать?

– В один маленький город. Там живет моя поклонница. У нее большой дом на берегу реки. Я поживу сначала там, потом, может, куплю дом… Я не боюсь работы. Я выживу. И жизнь моя будет простой и ясной. Быть может, там я пойму, почему меня не любили мои близкие – муж и дочь.

– Послушайте, вам надо отдохнуть… Сейчас мы поедем ко мне домой, вы примете ванну и поедите. Вы когда последний раз ели?

– Вчера. Пила чай с травами… – И она закрыла лицо руками.

Инна Борисовна жила одна. Дочь с мужем и внуком – на соседней улице. Благополучная, спокойная и живущая в гармонии с собой женщина. Очень приятная в общении. Людмила знала, что все, что она ей рассказала, доктор Лазарева сохранит в тайне. Хотя и читала в ее взгляде и интонациях голоса недоумение.

Едва Людмила переступила порог квартиры, как слезы хлынули из глаз, и она, чувствуя, что с ней происходит что-то непонятное и ужасное, привалилась спиной к стене.

– Успокойтесь, пойдемте… – Инна Борисовна провела Людмилу в комнату и усадила в кресло. – Вот так. Конечно, вам просто необходимо обратиться к психологу. Есть же специалисты, которые помогут вам. Пожалуйста, Людмила, не торопитесь вы с этой странной поездкой. Вы же совершенно не знаете этих людей, эту вашу поклонницу. А вдруг она сумасшедшая? Повторяю, вы с ней не знакомы лично, вы ее никогда не видели.

Сквозь рыдании Людмила попыталась ей объяснить, что то письмо, которое она обнаружила в своей сумочке после пережитого кошмара, она воспринимает как знак. И что все то, что с ней произошло, – расплата за то, что она выбрала свое эгоистическое желание посвятить свою жизнь профессии, вместо того чтобы любить мужа и дочку.

– Вы должны знать, что все то, что происходит с нами, – не случайность. Это на первый взгляд кажется, что это случайность, на самом деле все в этой жизни закономерно. Я была так невероятно счастлива последние годы, меня много приглашали сниматься… Не каждая актриса может похвастаться, что сценарий пишется под нее… Моя карьера складывалась удачно, так, что мне иногда и самой страшно становилось, что вокруг меня всегда такая приятная шумиха… Мои фильмы шли по всем каналам… Да вы и сами, наверное, знаете… Я получала хорошие деньги. Купила вот себе квартиру… Но, признаться, в этой квартире я бывала не часто. Съемки, съемки и еще раз съемки. Признаюсь, я жила не своей жизнью, я словно пыталась прожить сразу несколько жизней, и везде у меня была главная роль, я была героиней…

– Пожалуйста, Людочка, успокойтесь. Сейчас я вас накормлю, а вы постарайтесь поесть. Это очень важно. Вам сейчас нужны силы. Я пойду на кухню, а вы тут подождите немного…

Однако она сразу уснула, прямо в кресле, а когда проснулась, увидела перед собой лицо Лазаревой и сразу все вспомнила. От накатившего ужаса и страха закрыла глаза.

– Вот и хорошо, что вы немного поспали… Это очень хорошо. А теперь – есть! Все остыло, вы проспали два с половиной часа… Пойду снова подогрею.

Людмила слышала, как Лазарева на кухне звенит посудой, как работает микроволновка, как открываются и закрываются дверцы шкафов. И она, эта докторша, жила настоящей, своей жизнью. Быть может, в своих мечтах она и хотела прожить жизнь более интересную, чем жизнь гинеколога в провинциальном городе, но жизнь сложилась именно так, а не иначе, и зачем мечтать о чем-то неосуществимом? Пожалуй, все-таки прожить другие жизни может лишь впечатлительный актер, обладающий даром перевоплощения.

– Вот, это куриный суп, как раз то, что нужно. Причем курочка домашняя, это мне из деревни благодарная пациентка привезла. Знаете, так много женских историй проходит на глазах, и иногда мне кажется, что лучше уж жить одной, чем терпеть унижения и тиранию от мужей… Вот белый хлеб. Вам сейчас нужны калории. А на второе обыкновенные говяжьи котлеты. Салата нет, я не успела купить овощи. Зато у меня к чаю есть очень вкусные печенья, немецкие, в шоколаде. Признаться, очень люблю шоколад. Людочка, вы ешьте, ешьте и постарайтесь все-таки прийти в себя и реально оценить ситуацию. Я понимаю, что вам сейчас тяжело, очень тяжело. Но с чего вы решили, что журналисты узнают, что вы были изнасилованы?

– Они всегда и все узнают. У них повсюду свои люди. Может, они найдут по горячим следам этих бандитов, и те сами во всем признаются. Я не переживу этого кошмара, этого стыда. А еще мне стыдно, что я оказалась в этом доме в компании женатого человека, этого банкира Бориса Щекина. Я не знакома с его женой, но все равно понимаю, что история отвратительная. Если вы не против, я расскажу вам, как все было.

– Конечно, рассказывайте. Вам сейчас просто необходимо выговориться.

– Я говорила уже, что у меня есть любовник, чистый такой и очень красивый мальчик Саша. Это, как говорится, тайный любовник. Я с ним не бывала ни на тусовках, ни на каких-то мероприятиях, нет. Он приезжал иногда ко мне домой, а чаще всего мы ездили на мою дачу, в Переделкино, которую я снимала тоже втайне ото всех. Он хоть и говорил, что воспринимает меня просто как женщину, но я-то понимала, что он восхищается мной. И это восхищение… Как бы это вам сказать… Я им питалась, я им жила. Меня мало интересовало, что писали обо мне журналисты, мне было важно мнение Саши по поводу роли, меня интересовало его отношение к моей профессии… Возможно, будь он моим мужем, да и постарше, он был бы точной копией моего мужа, Гриши, который был очень положительным и долгое время делал вид, что понимает меня… Оффф… Саша. Сначала расскажу про то, как я оказалась в Поварове в компании Щекина. Понимаете, Светлана была моей гримершей, причем весьма талантливой гримершей, и я всегда любила, когда она занималась моим лицом… Благодаря ей крупный план всегда был выигрышен, она всегда знала, что нужно, чтобы мое лицо было фотогеничным… Но речь не об этом. Мы подружились, ведь она повсюду ездила с нами, нашей съемочной группой, она помогала мне во всем, да что там – заботилась обо мне! Даже супчики на электрической плитке готовила. И я была ей очень благодарна. И вдруг она случайно познакомилась с одним человеком, бизнесменом. Очень хорошим человеком, между прочим. Понятное дело, что он захотел, чтобы она бросила свою работу и сидела дома. Она, это не я, она согласилась, и сначала они жили в большой московской квартире, а потом он купил вот этот дом в Поварове. У них были такие планы… Хотели завести детей, – губы Людмилы тронула легкая улыбка, – и кур… Я знаю, что это разные вещи, но вы понимаете меня… Просто Светлана никогда особенно-то не любила Москву, я подозреваю, что она вообще родом из деревни. И вот ее муж неожиданно умирает. Буквально два месяца – и нет человека. Света тогда чуть с ума не сошла. Я, чтобы поддержать, уговорила ее поехать со мной на съемки в Карелию, мы там как раз снимали фильм… Ну, чтобы она отвлеклась, понимаете? Чтобы погрузилась в атмосферу фильма… Мы там даже роль ей дали маленькую, она играла медсестру… Время шло, раны затягивались, и Светочка моя пришла в себя, ожила, что называется. Когда мы вернулись в Москву, она сразу же принялась за обустройство дома в Поварове. Сказала, что знает, куда хочет направить свою энергию. Она занялась садом, ремонтом дома, покупкой мебели, ковров… словом, у нее все наладилось. Я знала, что у нее появился любовник. Сначала один, потом другой… И выпить она тоже любила. Знаете, Гриша, мой муж, и раньше говорил мне, что не стоит дружить вот так плотно со Светой, что она – девушка из другого круга, что непременно втянет меня в какую-нибудь историю. Истории бывали, чего греха таить… И с сомнительными людьми приходилось вечера проводить, чтобы поддержать компанию. У Светки не было чутья на людей, вечно приводила в свой дом каких-то странных личностей, если не опасных… развлекалась, как могла. Но уверенно она чувствовала себя, только когда и я была с ней, если ночевала у нее. Надо признаться, что и мне нравилось у нее бывать и даже терпеть ее пьяные компании. И все потому, что не могла подолгу оставаться одна у себя в московской квартире. У меня там очень хорошо, красиво… Но я – одна. И никого, в отличие от Светы, к себе не приглашаю. Разве что Сашу, я говорила. Но редко. Понимаете, когда я на съемках, жизнь кипит, все вокруг движется, и я занята, востребована, я так устаю, что у меня не остается времени даже на сон и еду! И вдруг все заканчивается, жизнь словно останавливается, я возвращаюсь в Москву, приезжаю к себе домой и понимаю, что не могу здесь долго оставаться. Мне хочется увидеть дочь, мужа, но я знаю, что я им не нужна. Что дочь, если я ей позвоню, нагрубит мне, непременно упрекнет злым таким язычком, что вот, мол, приехала, мамочка, вспомнила про дочку… А если бы съемки не закончились, то не позвонила бы… Она уже взрослая, она вообще рано как-то повзрослела, или просто я проследила ее… А муж? Он долго меня ждал, думал, вероятно, что я все-таки вспомню о нем и как-то приторможу течение жизни, что откажусь от каких-то ролей и побуду с ним или возьму его с собой. Словом, он не дождался меня и женился на другой женщине. Совсем молоденькой и очень богатой. Они… они живут втроем: Гриша, его жена и Оля. И меня в их жизнь не пускают. Ксения, его жена, она неглупая девушка и сразу поняла, что Гриша – идеальный муж. Я не сумела оценить это в браке и поняла только тогда, когда он ушел от меня. Ушел, прихватив Олю. Оно и понятно, она же все эти годы была с ним. Она обожает отца и ненавидит меня…

Инна Борисовна слушала Людмилу, не перебивая. И только когда образовалась долгая пауза, позволила себе задать вопрос:

– Вы ведь хотели бы вернуть своего мужа и дочь?

– Да, очень. Но я не знаю такого способа, чтобы их вернуть. У них все есть – мама, папа, дочка. Полный комплект. К тому же они ни в чем не нуждаются. И, знаете, они любят друг друга, им хорошо втроем. А я – четвертая лишняя. К тому же я просто уверена, что Григорий пусть и неосознанно, но настраивал Олю против меня. Сначала это были, может, и безобидные какие-то характеристики в мой адрес: вот, мол, мама, такая занятая и нас совсем забыла… А потом, думаю, когда на горизонте появилась его Ксения, в ход пошли более тяжкие обвинения. И мой образ заметно потускнел, понимаете? И все мои успехи приобрели налет, пусть вас не удивляет, даже какой-то пошлости. О легкомыслии и говорить не приходится. А ведь я всегда любила Гришу и сейчас люблю.

– И все равно, пока вы здесь, я постараюсь отговорить вас от этой поездки. Поверьте мне, просто вы находитесь сейчас в шоковом состоянии. Потом, когда вы будете уже далеко от дома, вы пожалеете об этом. Мне жаль, что я не психолог и не могу найти нужных слов, чтобы остановить вас.

– Хорошо, я вам скажу… Все эти последние годы я проживала судьбы своих героинь. Все они были смелые и решительные женщины и одновременно женственные и слабые. Словом, героини в прямом смысле этого слова. Но я на самом деле… не такая. Я не знаю, какая я. Те испытания, которые придумывали для моих героинь сценаристы, я бы никогда в жизни не преодолела. Или же я просто не знаю себя. Моя жизнь складывалась таким образом, что и испытаний-то особенно никаких не было. У меня была замечательная мама (отца я вообще не помню, он умер, когда мне было три месяца), которая любила и баловала меня и которая не препятствовала мне в выборе профессии. Конечно, ее смерть потрясла меня. Но я была слишком молода, чтобы уходить в себя. Я была психологически очень здорова, настолько здорова, что нашла в себе силы уйти с головой в учебу, я растворилась в своей новой, самостоятельной жизни… Потом появился Гриша, который боготворил меня, носил на руках и исполнял любые мои прихоти. За ним я была как за каменной стеной. Нам всегда было где жить. Как-то везло, понимаете? Потом родилась Оля, здоровенький и очень спокойный ребенок. Понятное дело, что сидеть дома я не могла. К тому времени у меня на счету были две крупные, заметные роли. И мы пригласили няню. Ее звали Таня, она приехала в Москву с Украины, такая бойкая и ловкая девушка. Словом, они с Гришей стали любовниками. И именно Таня постаралась сделать так, чтобы я об этом узнала как можно раньше. Она пользовалась моим халатом и как бы нечаянно оставляла там разные… предметы, вещи… презервативы… Вы не представляете себе, что я испытала, когда поняла, что моя семья дала трещину, что еще немного, и я потеряю мужа, а может, и дочь. Я сказала Грише в лицо, что все знаю. И заявила, что, как бы ни сложились отношения между им и этой нахалкой, дочь свою я ему не отдам. Я же понимала, что если будет судебный процесс, то, учитывая мою занятость, дочку могут после развода отдать Грише. Но, оказывается, я плохо думала о муже. Никакого суда не было. Я сделала вид, что простила его, и мы стали жить дальше. Правда, дома меня по-прежнему не бывало, и у нас появилась новая няня. Вы не подумайте, это не была какая-нибудь пахнущая валокордином или змеиной мазью старушенция. Напротив, это была молоденькая девушка, энергичная и с большим опытом работы с детьми. Надо сказать, что с ней Оля стала развиваться быстрее, она очень многому научила мою дочь, и я знаю, что больше никаких интрижек с нянями у моего Гриши не было. И жизнь как бы наладилась. Он работал, я тоже пахала как вол. Мы неплохо зарабатывали, но я старалась все свои деньги откладывать на квартиру. Мы понимали, что Оля вырастет и ей тоже нужна будет своя жилплощадь. Да и вообще, вкладывать деньги в квартиры – думаю, это самое разумное.

– И что случилось-то? Почему вы расстались? – Доктор Лазарева внимательнейшим образом слушала рассказ Людмилы.

– Он влюбился в Ксению. Он, вынужденный столько лет жить как бы без жены… Словом, он влюбился страстно, и эта страсть оказалась взаимной. Дочка богатого папочки, Ксения, очень красивая и умная девушка, увидела в моем Грише то, что в свое время разглядела я, – надежность. Гриша очень положительный мужчина, он прекрасный муж, он друг на всю жизнь.

– Однако он предал вас, – заметила Лазарева.

– Это я предала его. Я могла бы всюду брать его с собой… Эх, да что теперь говорить? Его, воспитанного и прирученного мною, подобрали и взяли себе. На веки вечные. И Оля подружилась с ней. И теперь им втроем, говорю же, очень хорошо. Они перебрались в ее огромную квартиру, которую им подарил ее папочка, и живут себе счастливо. Когда я звоню Оле, она говорит, что сильно занята… И я чувствую по ее тону, что она злится на меня, что не хочет меня слышать. И понимаю, что это Гриша с его женой настраивают ее против меня. Но почему? Почему они не поняли меня? У меня профессия такая – постоянно отсутствовать дома.

– Так, может, вы сами виноваты, что не предложили своему мужу бросить свою работу и следовать за вами повсюду?