Тайна церковной мыши

– Вы Кречетова? – спросила она на всякий случай, хотя и так понимала, что перед ней та самая девица из кабриолета.

– Да, это я.

Девушка, вопреки ожиданиям Тани, казалась кроткой и вежливой. Вряд ли она в жизни такая, подумала она, скорее всего, просто испугалась.

До Тани до самой только что начал доходить весь трагизм того положения, в котором могла бы оказаться Кречетова, если бы дело обстояло на самом деле так, как Таня это ей и представила. Девица не могла не предполагать, что сбила женщину насмерть. А это – тюрьма!

– Отойдем? – Кречетова мотнула головой в сторону освободившейся скамейки.

Они сели. И, не глядя на Таню, «мажорка» спросила:

– Вы что, на самом деле были там?.. Сегодня?

– Вот. – Таня достала телефон и открыла на заранее приготовленной странице видео желтого кабриолета. – Узнаете вашу машину? Местность? А вот и потерпевшая…

И она практически сунула ей в лицо свой телефон, на экране которого крупным планом была изображена бомжиха с окровавленными волосами.

– Уберите это… бр-р-р… Скажите, она жива?

– Не думаю… Я вызвала «Скорую», и ее увезли. Что с ней стало потом – не знаю. Но могу узнать.

Никогда еще она так отчаянно не лгала! Это же надо! А ведь она и не собиралась говорить о том, что стало с бомжихой. Да она вообще не представляла себе, как пойдет разговор. Подумала, что если подготовится, составит план разговора, то все сразу пойдет не так. Решила действовать по обстоятельствам. Хотя могла бы и догадаться, что самый первый вопрос, который ей зададут, это: жива ли женщина?

Таня вспомнила, как резво поднялась старушенция, отряхнулась и заторопилась на свой автобус.

– Она хотя бы в сознании была?

– Так у нее ж голова была разбита! Думаю, она при смерти была. Худая такая, маленькая, в ней и без этого случая жизни, наверное, не было.

– Хорошо. Насколько я понимаю, вы хотите денег за свое молчание, так?

– Да, – просипела Таня, вдруг понимая, что не успела толком обезопасить себя. Если ее сейчас записывают (а она ведь открыто шантажирует!), то она пропала. И что это она сядет в тюрьму, а не Кречетова.

– Сколько?

Таня прикидывала, готовясь именно к этому моменту разговора. Тысяча евро – это около девяносто тысяч рублей. Скажу просто: сто тысяч рублей. Решила округлить сумму.

– Сто, – сказала она, чувствуя, как к голове приливает кровь. Возможно, подумала она, у меня и уши стали красные. И щеки.

– Хорошо, – сказала девица с видом человека, у которого от сердца отлегло. – А как быть, если вы не выполните условие нашего договора и станете шантажировать меня и дальше?

– Ну уж нет… Я не такой человек.

– А мне откуда знать, какой вы человек? Я вижу вас впервые.

– Но вы же не хотите променять свою красивую жизнь на тюремную камеру?

Она хмыкнула, покачав головой.

– О чем и речь! – осмелела Таня. – Я буду молчать, а на те деньги, что я от вас получу, просто решу какие-то свои небольшие проблемы. В частности – закрою кредиты и буду спать спокойно.

Ну зачем она это сказала? Зачем так унизилась, признаваясь в своем безденежье? Могла, к примеру, сказать, что отправится отдохнуть или… Хотя разве можно нормально отдохнуть за сто тысяч рублей в престижном месте, на тех же Мальдивах, где расслабляются богачи?

– Хорошо, я поняла, – словно очнулась Ирина и как-то оживилась, засуетилась, достала из лимонно-белого рюкзачка бумажную салфетку и принялась промокать влажный лоб. Короче, она нервничала.

– Так, наличных денег таких у меня нет, это ясно. А у вас есть банковский валютный счет, куда бы я могла перевести деньги?

Валютный? Конечно, никакого валютного счета у Тани не было, да и быть не могло!

– Может, лучше наличными? Я бы подождала.

Она не разговаривала с этой богатой стервой, а блеяла. Вот это «я бы подождала» – это как расписаться в собственной слабости и неуверенности. Может, ну ее, эту Кречетову с ее деньгами? Бабка-то жива, отряхнулась и пошла. К тому же настоящего доказательства того, что Ирина сбила ее, у Тани не было. Просто видео ее машины с четко просматриваемыми номерами практически на месте преступления да короткое страшненькое видео полутрупа потерпевшей с раной на разбитой голове. А что, если Ирина придет в себя, посоветуется, скажем, со своим адвокатом и тот скажет, что эта история – самый настоящий развод! Что ее, Таню, нужно послать куда подальше, а то и вовсе написать на нее заявление…

Мысли понеслись в сторону тюремного кошмара, Таня на какое-то время впала в оцепенение, понимая, что прямо сейчас она должна принять правильное решение – бежать ли отсюда, так сказать, уносить ноги, пока не поздно, или уже идти до конца.

И тут вдруг до нее с большим опозданием дошло, почему Кречетова спросила ее про валютный счет. Валютный. Само это слово отливало золотом и мерцало разноцветьем европейских или американских банкнот. А что, если она решила, будто бы Таня просит у нее не сто тысяч российских рублей, а сто тысяч евро, предположим?

– Тебе в долларах или евро? – словно услышав ее мысли, спросила Ирина деловым тоном.

– В евро. – Таня поняла, что все нужно решать прямо сейчас и окончательно. Что другого случая просто не будет. Но когда речь пошла конкретно о деньгах, она еще не верила в то, что их получит.

– Понятное дело. Ладно, поехали ко мне домой. Мне выпить надо. Понимаю, что влипла, что виновата… Но не могла я тогда вызвать полицию. Если бы вызвала, все – пиши пропало. Посадили бы сразу. А оно мне надо? У меня и без того врагов полно. Ну ты чего сидишь-то? Поехали, говорю! Сейчас выпью, приду в себя, а то вся на нервах, позвоню в банк и закажу наличные на завтра. Тебя устроит? Хотя постой… Сколько, ты говоришь? Сто тысяч евро? А если будет чуть поменьше? Я не пересчитывала, но после того, как я расплатилась со всеми этими домработницами, кухарками и садовниками, думаю, там должно остаться еще прилично. Вот поедем сейчас и посмотрим.

Она шла до парковки быстрым стремительным шагом, длинноногая, тоненькая, с развевающимися рыжеватыми волосами, вся в желтом, со стильным ярким рюкзачком на плече, и точно знала, что вот так же будет идти до самой своей смерти – легко, точно зная маршрут, уверенная в своей безнаказанности и с карманами, полными денег. И та ситуация, из-за которой она сейчас нервничала, отчего ей хотелось выпить, не такая уж и трагичная для нее. Она же знает, что с помощью денет можно решить все проблемы, исключая неизлечимые болезни или несчастный случай.

Вот сейчас она откупится и будет и дальше спокойно давить пешеходов. Сколько телевизионных шоу было посвящено этой теме! Но разве что-то в обществе изменилось? Как гоняли пьяные «мажоры» на своих крутых тачках, сбивая пешеходов, так и будут гонять.

Когда Таня села в кабриолет, с ней что-то произошло. Ей даже показалось, что она вмиг постройнела и стала выше, да и выражение лица ее изменилось, как если бы у нее в кармане уже были большие деньги, а машина, которая сейчас обнимала ее своими мягкими сиденьями и комфортом, принадлежала ей. Вот такая мгновенная метаморфоза психики ли, организма в целом.

– А чего уволили всю прислугу? – спросила она, когда машина помчала их по Тверской, а теплый приятный ветерок принялся играть волосами. Тане казалось, что вся Москва видит ее сейчас в этом роскошном кабриолете, и от этого сознания сердце ее бешено колотилось. Какой же это кайф – мчаться по Москве вот так, ярко и стремительно, навстречу ветру, а не телепортироваться под землей в метро.

– Да не сложилось у меня с ними. Я же недавно там. У меня отец умер месяц тому назад, мы с ним последние годы не ладили… Короче, вся эта банда посудомоек и уборщиц обожала его, просто боготворила, и когда его не стало, увидели во мне своего личного врага. Хорошо, что еще не отравили… Вот все мне наперекосяк делали. Знаешь, я один фильм видела, старый, там слуги издевались над своей хозяйкой. Вот я и подумала, а не уволить ли их к чертям собачьим? Я что, себе помощников не найду? Да в таком доме одно удовольствие убираться. Там столько всяких прибамбасов и для уборки, и для готовки есть. Только кнопки нажимай! Вот сейчас как раз занимаюсь поиском садовника. Помыть полы-то я пока помою или пропылесошу, а вот кто поливать цветы будет? Деревья? Там садик хоть и небольшой, но полно красивых растений, они требуют ухода.

– А где до этого жили? – поинтересовалась Таня, борясь с развевающимися на ветру волосами, которые закрывали глаза и норовили попасть ей в рот.

– У меня квартиры есть, я то в одной живу, то в другой. Проблем с жильем у меня точно никогда не было. Папаша хоть и сложный был человек, и иногда мне казалось, что он не любит меня, но ведь это он сделал из моей жизни сказку. Нет ни одного желания, которое бы он не исполнил. Он же хотел от меня одного – чтобы я не вмешивалась в его жизнь. Он все жениться собирался, а я его отговаривала, говорила, что его никто из его любовниц не любит по-настоящему, что их интересуют только его деньги. Короче, история старая как мир.

– А твоя мать?

– Увидеть бы ее… Понятия не имею, где она. Она сбежала от отца сто лет тому назад, когда меня родила. С каким-то танцовщиком, в Америку.

Таня и сама не поняла, почему эта история со сбежавшим танцовщиком, да еще и в Америку, вызвала у нее недоверие и насмешку. И вообще, какая-то эта Ирина была фальшивая, странная. И так легко согласилась дать ей такую огромную сумму денег за молчание.

Но маховик событий уже был запущен, они летели по Москве, и неистовый ветер лохматил не только волосы Тани, но и мозги. Все выветривалось вместе с дурными мыслями, хотелось мчаться и мчаться вперед, навстречу неизвестности, позолоченной надеждой на возможное богатство. Сто тысяч евро – это (Таня быстро с помощью валютного калькулятора в телефоне подсчитала) почти девять миллионов рублей! Да за эти деньги они с Соней купят себе квартиру! Настоящую собственную квартиру. И будут себе жить спокойно, не думая о долгах и кредитах! А может, купят маленький книжный зоомагазин или цветочную лавку. Да вариантов, как можно с умом потратить эти огромные деньги – масса!

Вечер наступил как-то неожиданно для Тани, все краски раскинувшихся перед ними подмосковных загородных красот начали отливать закатной розовостью, небо стало смуглым, наливалось кровью последних солнечных лучей. Почему Соня не звонит?

Таня сама набрала ее номер. Сначала шли долгие гудки, потом она услышала вялый голос подруги.