Париж на час

– Лариса, я понимаю ваше состояние, но мне надо задать вам несколько вопросов.

– Задавайте, – она вся подобралась, напряглась и теперь смотрела на него с болью во взгляде.

– Вы не знаете, кто и за что мог убить вашего мужа?

– Нет. Понимаете… Миша… Не могу сказать, что он был человеком простым… Я бы даже сказала, что он был конфликтным и сложным. Но, говоря об этом, я имею в виду его профессиональную деятельность. Он был строг на работе, понимаете? Со своим персоналом. Мог наорать на человека, который сорвал поставку мебели… Тщательно подбирал себе персонал… Ох, я не знаю, что говорю… Словом, не представляю себе, кто и за что мог желать ему смерти и тем более убить.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Говорю же – утром, когда провожала его на работу.

Седов задавал простые, можно даже сказать, дежурные вопросы, какие и задают в подобных случаях, но ничего интересного для себя не узнал. Михаил Вершинин помимо того, что изготовлял на своей фабрике дешевую мебель, закупал еще и итальянскую, продавал ее, зарабатывая на этом неплохие деньги, и практически целыми днями пропадал на работе. У супругов не было детей, но, если верить Ларисе, никто из них особо не переживал по этому поводу. Ни Ларисе, ни Михаилу дети не были нужны. Они жили для себя, и, возможно, каждый жил вообще своей жизнью. Доказательством того, что между супругами не было даже привязанности, не говоря уже о любви, было отсутствие нормальной реакции Ларисы на смерть мужа. Ну, убили и убили, что ж, грустновато, конечно. Первое, что ей пришло в голову – кровь в новой машине, которую будет трудно отмыть. С таким Валерий сталкивался впервые. И с чего она взяла, что его застрелили, да еще и в машине? А может, она сказала так нарочно, потому что отлично знала, где и как был убит супруг? Хотя нет, про кровь в машине она сказала, находясь в шоке, все еще не осознав масштаба трагедии.

– Где вы были сегодня между одннадцатью и двенадцатью часами?

– Дома. Можете проверить записи камер наблюдения – я вышла утром вынести мусор и больше не выходила. А вы что, меня подозреваете?

– Вы готовы опознать тело вашего мужа?

Да, она была вполне готова. Сказала, что ей нужно только переодеться. Она вышла к нему во всем черном, элегантном. Стояла в дверном проеме, покачиваясь на тонких каблуках, и смотрела на него как-то странно, словно ждала от него каких-то действий. Мысль, что она пыталась соблазнить его, Седов настойчиво гнал от себя.

Уходя, он незаметно прихватил с полки в прихожей женскую щетку для волос, сунул в карман. Конечно, он мог сделать это официально, для проведения экспертизы, чтобы выяснить, была ли в квартире Рыжовой Лариса. Но на это ушла бы уйма времени, а ему просто не терпелось узнать правду.

Одно он знал точно: женский передний зуб-резец, найденный на полу в квартире, вряд ли принадлежал Вершининой – она всю дорогу демонстрировала ему свои ровные белые зубки.

5

Иван. Вера

Я очень хорошо помню тот день. Она, эта стерва, позвонила ему. И он сразу же вышел из кухни. Почти выбежал. Я жарила рыбу, а Ваня сидел с ноутбуком на кухне и что-то там печатал, какой-то договор. Он вообще часто приносит работу домой, любит заниматься с ноутбуком за кухонным столом, в самом углу на мягком диванчике, как будто бы в квартире нет места получше.

Он говорит, что нет никакого смысла сидеть в офисе, когда можно подготовить все документы дома, тем более что директор не против. Да почти все в их конторе работают на дому и встречаются, лишь когда нужно действительно что-то обсудить, какие-то поставки, деловые встречи, командировки. Они торгуют промышленным оборудованием, редким и очень дорогим. Офис маленький, руководство на всем экономит. Но это вообще не важно.

Говорю же, я помню этот день, даже запах рыбы запомнила, он у меня теперь плотно ассоциируется с образом тюрьмы. Скотина, стерва! Прилипла к Ване намертво. Не знаю, что она вообще в нем нашла. Он некрасивый, какой-то невзрачный, невысокий, полноватый, да и говорит тихо, хотя в то же самое время с важностью, словно все должны к нему прислушиваться. Думаю, это все комплексы.

Короче, раздался звонок, мой Ваня встрепенулся, захлопнул свой ноутбук, словно боялся, что я прочту его договор (как будто бы я в этом что-то понимаю!), и выбежал из кухни. Я слышала, как он говорит с ней тихо, шепчет. И шепот этот какой-то тревожный, нехороший. Я прямо кожей почувствовала беду и порывалась уже распахнуть дверь и крикнуть ему, что я все знаю, что их уже многие видели вместе, но сдержалась. Ну и что дальше, сразу же спросила я себя. Предположим, я скажу, что знаю о его связи с этой Лариской, этой шлюхой, и что он мне ответит? Что, если он не станет ничего отрицать и скажет (как это зачастую происходит в кино, в тех самых мелодрамах, где часто проигрываются подобные ситуации), что, мол, я давно собирался тебе рассказать, Вера, да все не мог решиться, но вот теперь ты сама, наконец, все знаешь, а потому, типа, давай разведемся по-быстрому, и все! А вот развод-то мне как раз и не был нужен. Мне незачем разрушать нашу семью. У нас сын-подросток, которому нужен отец. Да и зарабатывает Ваня прилично, ни в чем мне не отказывает. Разве мои амбиции стоят того, чтобы лишиться всего этого, я имею в виду безбедного существования, и стать, как прежде, гордой нищебродкой, какой я была, скажем, когда жила еще со своими родителями? Нет-нет, я лучше потерплю. Тем более что мы давно уже спим с ним в разных комнатах, вернее, мы только пару месяцев нашей супружеской жизни и спали вместе. Как только я забеременела, так сразу же прогнала Ваню в проходную комнату. Потом родился Илья…

Это сейчас у нас большая квартира, и у каждого по своей комнате… Да и вообще все это не важно. Меня эта сторона семейной жизни вообще никогда не интересовала. Моя подруга Тая, с которой я всегда всем делюсь, считает меня фригидной женщиной. Думаю, она права. Возможно, я этой своей фригидностью сделала несчастливым своего мужа…

Кажется, я отвлеклась. Так вот, она позвонила ему, что-то сказала, и он вернулся на кухню бледный. Я сразу поняла, что что-то стряслось, что кто-то умер. Ну или произошло что-то непоправимое, понимаете? Непоправимое, это когда уже ничего нельзя сделать, поправить. Вот такое у него было лицо. Я спросила его, конечно, что случилось и кто звонил. Было бы неправильно промолчать. К тому же любопытно было. Ваня ответил, что его друг умер.

Не скажу, что знаю всех его друзей, но тех, с кем он играет по выходным в преферанс, знаю. Все молодые, крепкие мужчины. Холеные такие. Ненавижу! Сидят себе, попивают коньячок, закусывают лимончиком. Вот уверена, что у каждого из них есть любовницы, что все они ведут двойную, а то и тройную жизнь, развлекаются, как хотят, пока жены воспитывают их детей и стирают им рубашки. Нет, я понимаю, конечно, что дело не в рубашках и не в тарелке супа, что все это глупости. Тут в другом дело.

У большинства нас, женщин, все-таки чувство ответственности развито больше, чем у мужиков. Все-таки у нас дети, и мы, так уж заложено в нас самой природой, несем за них ответственность. Это мужчина может прийти домой под утро, и от него будет нести алкоголем и женскими духами, а женщина – она же должна накормить детей, уложить их спать, прибраться и выспаться перед новым рабочим днем…

– Убили его, – вдруг сказал он, возможно, неосознанно желая поделиться со мной, причем поделиться не только своей бедой, но и собственным удивлением, мол, представляешь – убили! Убийство – это же криминал, такое случается нечасто и заставляет задумываться окружающих: за что? Когда человек умирает от болезни, все вокруг него тоже, конечно, задумываются, мол, вот, проглядел человек, вовремя не обратился к врачу. Но это все размышления, своеобразная примерка ситуации на свою жизнь, на свое здоровье. А вот убийство…

– Я знаю его?

– Нет, – замахал Ваня руками, – нет, не знаешь. Так, один знакомый.

– И как же его убили и, главное, за что?

– Зарезали… Да кто ж знает, за что… Но все равно страшно… Вот жил человек, и вдруг его нет.

– На улице напали, пырнули ножом?

Я иногда задаю такие вопросы, от которых сама же и прихожу в ужас. Словно вылетающие из моего рта слова не проходят через мозг. Вот с чего я, к примеру, взяла, что его пырнули ножом на улице? Думаю, сработали время от времени возникающие в моей голове картинки из сериалов. А что, да, я смотрю сериалы и нисколько не стесняюсь этого. Это Ваня путь стесняется того, чем он занимается с этой шлюхой Лариской, а сериалы – что в них плохого?

И тут вдруг Ваня подошел ко мне и заглянул мне в глаза. Он долго так смотрел, и я испугалась еще больше.

– Ты чего? Ваня?! – меня тогда просто мороз по коже пробрал.

– Это Вершинина убили.

Он сказал это так, словно это должно было произвести на меня впечатление. Но я не знала на тот момент никакого Вершинина.

– Мужа Ларисы убили, – Ваня тогда своей откровенностью и желанием взвалить на меня свой страх все равно что зарезал и меня. Он признался мне в том, что убили мужа его любовницы, признался, как близкому человеку. Как если бы я была его сестрой, к примеру. И чего он тогда ждал от меня? Сочувствия? Я тогда не сразу, конечно, поняла, чего он испугался и как далеко (он же шахматист!) ушли его мысли. Подумала, что я должна пожалеть его любовницу. Кажется, я тогда выругалась матом. Резко так, жестко.

– Дура, они же сразу подумают на меня! Что это я его убил!

– А это ты его убил? – снова сказал мой рот.

– Вера, – он взял меня за плечи, и я почувствовала, как сильно его пальцы впились в меня, он явно хотел причинить мне боль. – Ты чего несешь-то? Я никого не убивал! Ты слышишь, дура?! Я никого не убивал! Я вообще был дома!

И тут я вдруг поняла, чего он по-настоящему испугался. Ведь он в тот момент оказался в моей власти! Я могла уничтожить его, избавиться от него! Отомстить ему, наконец, за все те унижения, которым он подвергал меня последние годы, изменяя мне.

– Ну, не убивал и не убивал, – сказала я, чувствуя, как мой рот злорадно улыбается. Думаю, что в тот момент он как раз действовал в полном согласии с моей головой.

6

Седов

На улице потемнело, Седов машинально включил лампу. Большая, с блестящим, изумрудного цвета продолговатым плафоном, она как ни старалась, не могла добавить уюта в казенную холодноватую обстановку кабинета следователя следственного комитета.

Дело только открыто, а документов уже целая папка, и это самое начало! Можно себе представить, что будет дальше. Опросы свидетелей, результаты экспертиз, протоколы допросов…

Первым человеком, с которым Седову удалось побеседовать о жертве, была его жена, точнее – теперь уже вдова, Лариса. Задавая ей вопросы и не всегда получая ответ, Валерий предположил, что супруги жили каждый своей жизнью, хотя что-то все-таки удерживало их друг возле друга. Возможно, привычка, даже привязанность, но, скорее всего, устроенный быт, комфорт, теплая и уютная нора, куда каждый может возвратиться после пережитых страстей, чтобы прийти в себя, отдохнуть, а то и зализать раны, нанесенные кем-то другим, третьим.

Итак, супружеская пара Михаил Вершинин и Лариса, его жена. Как это ни странно, но похищенная, вернее, добытая незаконным путем женская щетка для волос из квартиры Вершининых сыграла довольно важную роль в сборе информации об этой паре. Следов Вершинина в квартире нет, не считая его крови на полу да смазанных отпечатков пальцев на ручке входной двери. А вот «пальчики» его супруги Ларисы повсюду: на посуде в кухне, в ванной комнате, в спальне… Создавалось такое впечатление, будто бы Лариса вообще там проживала, пользовалась зубной щеткой, касалась мыльницы, дверных косяков, чашек и рюмок, ручек буфета и сахарницы, некоторых предметов интимного характера, точнее, сексуального, которых было немало в спальне. Что она, такая чистая с виду женщина, могла делать в этой берлоге разврата и грязи? Только одно – встречаться там со своим любовником. Или любовниками. Может, это она снимала эту квартиру для встреч? Но тогда что помешало ей превратить эту квартиру в уютное чистое гнездышко?

Так рассуждал Седов поначалу, до того, как второй раз допросил хозяйку квартиры – Катю.

– Да, я сдавала квартиру, но не этому мужчине… – Лицо Екатерины Рыжовой, белое в тот момент, когда она увидела распростертое на полу тело мужчины, порозовело, она часто задышала. Все, кто видел ее в этот момент, подумали, что ей стало плохо, что еще немного и она лишится чувств. Алик Гарин даже потянулся к своему чемоданчику за нашатырем.

– А кому? – Седов вывел ее из комнаты в кухню, усадил за стол. Со стороны могло показаться, что это он хозяин, а не наоборот, настолько неуверенно она себя вела в собственной квартире.

– Его зовут Иван, фамилию не знаю.