Смертельные объятия

Аля готовила хорошо, да и дом содержался в чистоте, но сама она всем своим видом почему-то вызывала в нем чувство отвращения. Его тошнило, когда он видел ее.

Но потом понял, что дело не в Але, ни в чем не повинной домработнице, а в нем самом. Что его тошнит не от нее, а вообще, от всего, что он видит и осязает. От запаха пищи, мыла, свежевыглаженного белья, даже от аромата цветов в саду! И все потому, постепенно начал понимать он, что все эти запахи были результатом каких-то жизненных процессов, в сущности, это и была сама жизнь.

В доме Аля мыла окна, пылесосила, варила суп, поливала цветы, и во всем этом был смысл, и все производимые ею звуки и заполнявшие пространство запахи были результатом каких-то правильных действий, целью которых были порядок и гармония.

А чем занимался он сам? Что полезного делал? Ну да, работал по-крупному с китайскими бизнесменами, зарабатывал и вкладывал деньги в новые проекты, покупал землю, инвестировал в строительство домов, искал возможность заработать еще больше, и, когда получал большую прибыль, вместо того чтобы, как он мечтал раньше, заняться кино, вложить деньги в экранизацию своего любимого с детства фантастического романа, откладывал это на потом и снова летел в Китай, чтобы заключить новую сделку, купить, к примеру, крупную партию электровелосипедов или, чем он давно планировал заняться, жемчуг.

От собственных идей, причем вполне себе жизнеспособных, прибыльных, у него буквально лопалась голова. Мыслей было так много, и все проекты казались ему вполне себе реальными, просто возьми и сделай, но в какой-то момент, захлебнувшись в водовороте дел, событий, поездок, он понял, что потерял главное, что двигало им, – вкус к жизни.

Он не получал удовольствия ни от вкусной еды, напитков, красивой одежды, автомобилей, ни от созерцания красивых женщин, природы. Он словно опустел и однажды, проснувшись, голодный и слабый, представил себя пустой лабораторной пробиркой.

И рядом не было никого, кому он мог бы признаться в этой своей слабости, поделиться тем, как ему тяжело, что он, по сути, умирает. Что он словно растратил отпущенные ему на всю жизнь силы вот за эти молодые годы. И все – его жизнь закончена. Хотя физически он был вроде бы здоров.

Конечно, он понимал, что мог бы обратиться к психологам или психиатрам, но это если бы он верил им. Ну не мог он представить себе человека, совершенно постороннего, чужого, который вдохнул бы в него жизнь. Какой-нибудь мрачный и уставший разгребать чужие завалы бед и несчастий доктор-психиатр вряд ли оценит его душевный ущерб правильно. Вряд ли найдет волшебные слова, которые вернут его к жизни. Их попросту нет. Или, что еще хуже, пропишет ему какие-нибудь успокоительные таблетки. Ну и посоветует, конечно, побольше отдыхать, бывать на свежем воздухе, отправиться в путешествие…

Он так хорошо представлял себе беседу в этим воображаемым хрестоматийным доктором-психиатром, что как будто бы уже много раз побывал у него, послушал, и от этих бесед его затошнило еще больше, чем от запаха готовящегося на плите жирного супа…

Как-то раз утром, приняв душ и вернувшись в постель на слабеющих ногах, Матвей позвал Алю и попросил принести ему завтрак.

«Я машина, у которой закончился бензин».

Так он сказал сам себе, решив, что поест во что бы то ни стало.

Аля, обрадовавшись, что хозяин не умрет в ближайшие пару дней от голода, а она, само собой, не потеряет работу, с радостью принесла ему поднос с овсянкой и кофе.

И каша была вкусной. Он как бы понимал это, не ощущал, а именно понимал, и кофе тоже отличный, но, что самое ужасное, Матвей не видел смысла все это есть! Ну поест он, а дальше-то что?

Единственным близким человеком, которому он мог бы рассказать о своей беде, была мама. Но она не так давно вышла замуж и переехала из Москвы в Питер.

Он не будет ее тревожить. Зачем? Она так счастлива сейчас со своим художником, что он просто не имеет права нарушать ее покой и мешать ее счастью.

Надо бы отправить ей цветы. Большой букет роз, что явно обрадует ее.

Он уже открыл интернет, чтобы выбрать букет, как вдруг подумал, что, после того как получит цветы, она же непременно позвонит ему и спросит: «Как ты, сынок? Все ли у тебя в порядке?»

И ему придется ей солгать, что все хорошо. А вдруг он случайно обронит что-то такое, что насторожит ее? Вдруг он выдаст чем-то свое состояние? Хотя бы тоном. И тогда она все бросит и примчится к нему, увидит его, похожего на скелет, ужаснется, и тогда уже ее жизнь превратится в настоящий кошмар!

Она подумает еще, что это его состояние вызвано ее браком, переездом. Она такая, всегда считает себя виноватой во всех его бедах. Так было всегда, с самого детства.

Цветы он так и не отправил. Его внимание привлекла всплывшая на экране откуда-то, словно из космоса, реклама, содержание которой потрясло его.

Да быть того не может! Что это? Новая форма бизнеса, развода? Как можно продавать объятия?

Он зашел на сайт почитал отзывы, его интересовали, конечно, мужчины-клиенты. Понятное дело, что все эти отзывы писались не реальными людьми, вряд ли кто написал бы такое о себе, о чудесном возвращении провалившегося на самое дно депрессии клиента к жизни, такого просто не может быть. Но затея интересная. Разве что она явно обречена на провал.

Матвей даже представил себе, как бы выглядел бизнес-план такого проекта. Смех да и только! И вдруг ему стало совсем плохо, когда он понял, что даже сейчас, когда у него закончились душевные и физические силы, он воспринимает это объявление с точки зрения перспективности бизнеса!

Он и сам не понял, как это получилось, что он позвонил туда.

Договорились о встрече с девушкой. Если окажется, что это проститутка, он даст ей, горемычной, денег и отпустит ее. Хотя бы увидит живого человека, посмотрит на ее реакцию при виде его, больного, исхудавшего, да еще и в пижаме.

Да, он даже пижаму не снимет. Если девушка начнет раздеваться, он просто рассмеется, разведет руками, мол, посмотри, барышня, на кого я стал похож. Ну-ка, обними меня, заставь меня захотеть хотя бы дышать, есть, в конце-то концов! Я сам-то с постели едва встану, не говоря уже о другом…

Он отпустил Алю и, заставив себя переодеться, стал дожидаться приезда своей «спасительницы».

4. Июль 2023 г. Борис

Борис вышел из здания суда около двух часов дня. Дело своего очередного клиента, связанное с разделом имущества, он выиграл, больше его сегодня в Москве ничего не держало, а потому он решил пораньше вернуться домой. По дороге купил цветов, конфет и в прекрасном настроении помчался в Подольск.

Главное, что он увидел, въехав в ворота и свернув под навес, это была машина Наташи.

Ну, слава богу, подумал он, она вернулась. А Петр-то как запаниковал! Вот бедолага!

В доме было тихо. Голубки, значит, в своем гнездышке.

А где же Женя?

В детской няня Соня кормила маленького Мишу.

– Она в саду, – ответила на его немой вопрос няня. – Читает.

Борис улыбнулся. Это ли не счастье? Все дома, все спокойны и счастливы. Малыш растет, стал таким уже тяжеленьким, щекастым. Может, его надо бы пореже кормить, чтобы он не превратился в розового поросенка?

– Чем это вы его, Соня, кормите? – спросил, просто чтобы спросить, Борис, имея самое смутное представление о том, как часто и что вообще кушает семимесячный ребенок. – Котлеты даете?

– Пока нет… Сейчас вот размочила печенье в молочке, – с нежностью глядя на малыша, ответила няня. – Ему нравится.

Няня Соня, чистенькая, аккуратная женщина неопределенного возраста, была одета в голубые брюки и белую блузку. Ее круглое розовое лицо без единой морщинки с мелкими чертами лица делало ее похожей на крупную девочку. И Борис, всякий раз видя ее, представлял себе, какой она была в детстве. Наверняка такой же. Разве что подросла и слегка раздобрела.

– Ну хорошо! – бодро произнес Борис, размышляя, подойти ли к сыну и взять его на руки, прижать к себе его теплое тело, вдохнуть его милый сладко-молочный запах или же оставить в покое, пусть уже кушает.

Вот если бы рядом была Женя, он, конечно же, взял бы малыша, потискал его, зацеловал.

Ну ладно, позже зайду, решил он и, пробормотав Соне «спасибо вам», вышел из детской.

Женю он нашел в саду, она дремала в гамаке под яблоней.

– Привет. – Борис, нагнувшись, чтобы пройти под разросшимися ветвями, подошел к гамаку и сел в плетеное кресло. Сад начал темнеть, солнце скрылось за облаками, пару раз сквозь яблоневую листву добрались до его лица дождевые капли. – Просыпайся, дождь начинается.

Женя открыла глаза. Открыла, но взгляд ее еще туманился, и она сама словно еще спала. И такая при этом была смешная!

– Боря? – Наконец она проснулась. – А который час?

Она умылась сухими ладонями, замотала головой.

– Половина четвертого. Я просто пораньше приехал. Там цветы на кухне… Надо бы в воду поставить.

– Цветы? Да у нас же полон сад роз, Боря!