Меня зовут Джейн

Глафира с хозяйским видом достала из сумки ключи и отперла двери.

– Прошу вас, Джейн, проходите.

– Это ваш дом?

– Нет, это скорее офис, но случается, мы здесь и живем. Во всяком случае, моя хозяйка, Елизавета Сергеевна Травина, сделала все, чтобы этот офис больше походил все же на комфортную теплую квартиру.

– А чем вы занимаетесь со своей хозяйкой?

– Да… чем придется, – пожала своими пышными плечами Глафира.

– Надеюсь, меня здесь не разрежут на кусочки, а мои органы не отправят на трансплантацию? – мрачно пошутила я, отлично понимая, что, доверившись этим двум молодым женщинам, я все равно рисковала.

Глафира не обманула, когда сказала, что офис похож на нормальное жилище. Повсюду ковры, красивая мебель, бронза, картины.

– Сейчас я провожу вас в ванную комнату, потом, если вы не против, мы пригласим врача, который осмотрит вас.

– Хорошо. Но я должна напомнить вам, что у меня при себе только сто ваших, русских, рублей. И я понятия не имею, сколько это фунтов.

– Два фунта, – ответила Глафира. Она уже кому-то звонила. – Лиза? Это я. У нас гостья. Из Англии. Судя по всему, у нее частично повреждена память. Мы с Валей привезли ее сюда, к нам. Ей требуется врачебная помощь. Сейчас она отправится в ванную комнату, потом мы ее накормим… Хорошо, позвони доктору. Ждем.

Ванная комната, ванна, уже наполовину наполненная горячей водой… Вот о чем я мечтала все последнее время.

– У вас что-нибудь болит? – участливо спросила меня Валентина, помогая мне раздеться.

– Да, признаться, у меня почему-то болит все.

Я с трудом стянула свитер, под которым оказалась грязная майка. Джинсы и вовсе словно окаменели от грязи. Мне было так стыдно перед этой чистенькой девушкой, что я попросила ее выйти из ванной.

– Извините… Просто я хотела помочь. У вас на виске кровь… и на волосах… Кто вас ударил? Или вы сами упали, ударились? Не помните?

Я не помнила. Перешагнув через ворох грязной одежды, я забралась в ванну, окунулась с головой в горячую воду и замерла. То же самое я любила проделывать в своем родном доме, когда, наработавшись в саду, утомившись и даже промерзнув, согревалась в своей ванне. Мне вдруг показалось, что, вынырни я сейчас, я снова окажусь у себя, в своей собственной ванной комнате, где напротив меня будет большое овальное зеркало в белой резной раме. Запотевшее, на котором можно будет нарисовать смешных человечков…

Я вынырнула, но никакого зеркала не увидела. Лишь стену, выложенную бирюзовыми кафельными плитками. Провела руками по волосам. Они показались неестественно шершавыми, как если бы их облили воском. Я не помнила, когда последний раз мыла голову. Осмотрела тело. Ноги, руки, бедра, живот, плечи – все было в синяках и кровоподтеках. Кто меня бил и за что? Да ко мне в жизни никто пальцем не притронулся, не говоря уже о том, чтобы ударить! Где я была? Что со мной произошло за тот месяц, который буквально выпал из моей памяти.

К двери время от времени подходили то Валентина, то Глафира, они спрашивали, не нужно ли чего.

Я отвечала, что все в порядке, и продолжала в который уже раз поливать волосы шампунем и намыливать тело. Когда же я почувствовала, что смыла с себя всю грязь, мне пришлось вылезти из ванны, слить почерневшую воду с клочьями серой пены и снова наполнить ее чистой водой. Горячая вода согрела меня, но и сделала совсем слабой. Я едва выползла из ванны, вытерлась насухо и набросила приготовленный для меня толстый махровый халат. После чего завернула волосы в полотенце, сделав тюрбан, и, пошатываясь, вышла из ванной комнаты.

Глафира подхватила меня на пороге и отвела в комнату, где на кожаном диване для меня была приготовлена постель. Устроившись на подушках, я лежала, медленно приходя в себя. Голова кружилась, от голода тошнило. Глафира принесла горячий бульон.

– Это из ресторана. Свежий куриный бульон. Вот хлеб.

Через несколько минут принесла жареную курицу, потом – чай с малиновым вареньем. Вот уж никогда бы не подумала, что я когда-нибудь буду испытывать такое страшное чувство голода. Однако я старалась соблюдать приличия и ела медленно, аккуратно, сдерживаясь, чтобы не наброситься на еду как сумасшедшая и не начать есть руками!

А потом, и сама не знаю как, я уснула.

4. 2009 г., Саратов

– Что с ней? – спросила Лиза недовольным тоном, какой бывает у человека, которого отвлекли от более важных дел, чем то, ради которого он пришел. – Амнезия, что ли?

Она, вся в шелках и на тоненьких шпильках, решительным шагом вошла в большую комнату, служившую им с Глафирой одновременно приемной, кабинетом и гостиной, уселась за свой большой письменный стол, на котором аккуратными стопками (усилиями Глаши) лежали пачки документов, толстые справочники и книги по юриспруденции, тряхнула своими длинными волосами, достала из сумочки пачку легких дамских сигарет и закурила.

– А… Валя? Привет.

Валентина с растерянным видом готова была сделать книксен, лишь бы задобрить Лизу. Она уже успела себя почувствовать виновной в том, что привлекла к своему делу такого серьезного и занятого человека, как Лиза.

– Валя, да расслабься ты, думаешь, не вижу, как ты напряглась? Девочки, давайте по порядку.

Начала Валентина, ее рассказ продолжила Глафира.

– Все как-то туманно, непонятно… Здесь помню, – Лиза провела пальцем по правой части своей прически, – здесь – не помню (по левой).

– Что же это получается? Что англичанка, молоденькая девушка, как я понимаю, зовут Джейн Чедвик, месяц тому назад отметила свой день рождения в городке Кобэм, по сути, в пригороде Лондона, причем отметила его в полном одиночестве, если не считать миндальных пирожных, после чего в ее памяти образовался провал. И вот во время этого провала она каким-то немыслимым образом оказалась в России, в поезде, следовавшем из Москвы в Саратов, откуда ее и высадили, как бы по ее же просьбе, в Татищеве. И все бы ничего, если бы она выглядела так, как и должна выглядеть англичанка, имеющая свой дом и владеющая русским языком на базе Кембриджа… Однако по вашему рассказу я поняла, что она избита, ограблена, что у нее нет ни документов, ни денег…

– Ты доктора позвала? – спросила Глаша.

– Да.

– Кофе хочешь?

– Хочу.

Глафира отправилась на кухню готовить кофе.

– Так жалко ее, – сказала Валентина, – вся избитая… Может, ее даже изнасиловали. Не знаю, она ни о чем таком и не заикалась. Может, стеснялась. Но постоянно твердила, что у нее все болит. Да, вот еще что. У нее есть кузен – Юрий Александров, это сын ее родной тетки Эстер.

– Ну, вот, уже теплее.

– Только адреса она не знает, а Александровых в Москве, сама понимаешь сколько…

– Не думаю, что много женщин по имени Эстер. И что, думаешь, стоит этим заняться?

– Да я уж и не знаю…

– Хорошо, посмотрим.

Вернулась Глафира с подносом, на котором стояли три чашки кофе, кувшинчик с молоком и вазочка с печеньем.

– А я хотела сегодня отоспаться. Знаете, я вдруг поняла, что неправильно живу, – задумчиво произнесла Лиза. – Что занимаюсь устройством чужих жизней, кого-то вытаскиваю из тюрьмы, кому-то помогаю, наоборот, туда не попасть. Ищу людей, провожу много довольно-таки странной работы, чтобы помочь разыскать убийцу или насильника. И что в конечном итоге?

– Лиза, что за пессимизм! – воскликнула Глаша. – Тебя послушать, так ты жалеешь о том, что спасла стольких людей!

– Да я не об этом.

– Значит, Гурьев… – вздохнула Валентина. – Понятно.

Дмитрий Гурьев, коллега Лизы, еще весной намеревался жениться на ней, и были сделаны последние приготовления к свадьбе, как вдруг у него появился один таинственный клиент, который заставил Диму отправиться по делам в Марокко. С тех пор они с Лизой общались только по Интернету. Вроде бы и не поссорились, но и о свадьбе как-то забылось. Все, кто знал Лизу, переживали за нее и сочувствовали ей.