Русская инфанта

– Можно…

Мы переместились за следующий столик. Хорошо, что в кафе не было других посетителей, иначе пришлось бы устраивать сцены на приставных стульях. Я уже успокоилась и с грустью думала, что ничего, кроме отвращения, не могу сейчас вызывать.

– Ну, я рада, что у тебя кончился кризис, – сказала я. – Поздравляю.

Он внимательно на меня посмотрел. Лучше бы он этого не делал, конечно, но я уже ничего не могла ему запретить.

– Я могу сказать тебе правду. Не говорил, потому что не был ни в чем уверен.

– Скажи.

– Здесь? Прямо здесь?

– Конечно.

– Не устроишь потом скандал, что ресторан был недостаточно респектабельным? – уверенно улыбнулся он. Да, он был на коне, поэтому не боялся говорить правду. А я боялась ее даже услышать.

– Так вот. У меня слишком сильная связь с этой женщиной, – он кивнул на блондинку. – Связь, которая гораздо сильнее меня. И эта связь никогда не уходила окончательно, хоть мы и не общались почти десять лет, – он говорил твердым голосом и смотрел мне в лицо. – А теперь она вернулась во всей силе и накрыла меня с головой… – он замолчал и уже на меня не смотрел.

Я слушала его, и моему изумлению не было предела. Когда он все успевает? Кризис, разрыв, страсть из прошлого, накрывшая с новой силой… Живет человек!

А что остается мне? Разве что вернуться за свой столик пить остывший кофе.

– Что ж, – кажется, сказала я ему. – Что ж. До свидания.

Конечно, эффектное платье немного скорректировало бы всю эту ситуацию в мою пользу. Но его, к сожалению, не было…

8.

Мое сознание вернулось в реальность. Который раз я сдирала этими воспоминаниями кожу с сердечной раны, и боль до сих пор была острой. Не оставалось ничего другого, как упиваться ею.

– Расскажи мне, что можно в Риме посмотреть, – попросила я мою подругу, чтобы отвлечься. Это было все равно, что прийти в библиотеку Мирового конгресса и попросить что-нибудь почитать.

К счастью, она сама интерпретировала вопрос:

– Сходи на виллу Фарнезина с фресками Рафаэля. И в Palazzo Massimo – музей с древнеримскими мозаиками и скульптурой рядом с Repubblica. Только иди сразу на этаж с фресками.

В ответ я рассказала ей мою теорию о том, что в Риме всюду полно красоты и искусства.

– Здесь даже юные официанты как из-под кисти Рафаэля, – воодушевленно добавила я.

– О, это в тебе говорит шампанское, которое мы, кстати, допили. Может, хочешь еще?

Но я отказалась. В памяти было свежо воспоминание о том случае, когда я поддалась сентиментальным чувствам и выпила больше, чем предполагала. Собственно, воспоминание заключалось в том, что я с трудом снимаю платье в постели неизвестного мне типа…

Итак, мы продолжили беседу. Моя подруга прекрасно ассимилировалась здесь. Они с мужем составляли гармоничную пару, даже работали вместе. Она показала мне свою визитку: агентство недвижимости. Он занимался юридическими моментами, она была агентом. Моя подруга рассказала, что из-за кризиса клиентуры все меньше. Но бизнес пока рентабельный. А в Риме, конечно, хорошо, но дорого и работы нет. Она призналась, что в какой-то момент хотела вернуться в Москву.

– Муж не хочет, – закончила она. – И правильно, он там никто.

– Каждый из нас рано или поздно оказывается в городе, где он никто. – Вот это уже точно во мне говорило шампанское.

– Я думала, что если выйду замуж за итальянца, то у меня не будет проблем. Но проблемы начались сразу после этого.

– Мировой кризис?

Она посмотрела на меня озадаченно. И, кажется, догадалась, что я совершенно не понимаю, где находится вилла Фарнезина, и какие мегаусилия требуется приложить, чтобы открыть в Риме свое дело. Я предстала перед ней во всей своей девственной наивности и тупости. И мой мозг был величиной с грецкий орех…

– Когда, ты думаешь, здесь начался кризис? – спросила она.

Я напряглась всем телом, надеясь, что хотя бы в этом положении клетки моего маленького мозга заработают. Но нет. Я не могла вспомнить, что происходило в мире ни год, ни два года назад. Потому что долгое время на мою жизнь влиял только мой бурный роман. Как сказал почти сто лет назад Пастернак: «Я знал двух влюбленных, живших в Петрограде в дни революции и не заметивших ее».

Эпоха ушла, а влюбленные не изменились. Они ходят в магазин и на работу, и внешне в них нет ничего выдающегося. Просто они живут чем-то другим. И вся политика для них существует только в ленте фейсбука, которую листаешь за завтраком… Именно так бы случилось со знакомыми Пастернака в наше время. Мне так кажется…

Итак, я была безнадежна, но моя подруга была милосердна.

– Мы решили расширить деятельность нашей фирмы и заняться вообще всеми услугами, которые могут понадобиться тем, кто первый раз в Риме. Переводчик, жилье, адвокат, организация свадеб…

– Возьмешь меня к себе?

– Комнатным фонтанчиком? – уточнила она и беззлобно рассмеялась. Я тоже. – Расскажи, наконец, как ты. Чем сейчас занимаешься? Мне всегда нравилось, как ты пишешь.

– О, сейчас оценишь, – оживилась я. – Работаю политическим обозревателем в журнале.

– Ты шутишь!

– Я же сказала, что ты оценишь.

– Как ты туда попала? Через постель?

Мы опять рассмеялись. Я смеялась показательно громко, потому что, коротко говоря, да. Если убрать все красивые перипетии нашей с Максом истории, то это именно так. Я попала сначала в его постель, а потом в его офис. И было бы ханжеством не связывать два этих последовательно случившихся факта. Хотя, как заметила даже моя подруга, у меня и правда неплохо получалось писать. Даже о вещах, в которых я совершенно ничего не понимала. Но я умела выписывать реальность по-своему, и в этом был некоторый профессионализм.

– И как дела на работе? – спросила она.

– Не знаю, когда я уезжала, были не очень хорошо…

– Мировой кризис?

Мы снова рассмеялись. Удивительно, насколько весело мы обсуждали наши проблемы.

– Кризис возраста, – я продолжила игру слов. – Понимаешь, я живу в маленьком городе, где, как в кастрюле, все варится в своем соку… Просто учредитель моего издания сомневается, нужен ли ему следующий депутатский срок. И склоняется к тому, что нет. А значит, и журнал, в котором я работаю, не нужен.

– И что ты будешь делать?

– Вернусь в Россию, продолжу страдать по Максу…

– Нет, если потеряешь работу?

– Я испытаю облегчение.