Пантелеимон

– О, я всего лишь хотел облегчить страдания того римлянина, – признался он. – Я учусь на врача. Прошу вас, не говорите никому о том, что я сделал, ибо мой наставник пока не позволяет мне самостоятельно практиковать.

– Хм! Я вовсе не собирался никому рассказывать о твоем поступке, – молвил Ермолай. – И я подозревал, что ты врач, ибо ты носишь ящик со снадобьями в своей суме. Как твое имя?

– Пантолеон.

– Странно, что твои родители тебя так назвали.

– Они хотели, чтобы я был мужественный.

– О, какие имена только не даются нашим детям! – Ермолай тяжело вздохнул. – Ты хрупкий, тонкий, как былинка, и в тебе нет ярости, свойственной львам. Но взор твоих черных глаз выдает мудрость, проницательность и твердость. Сердце у тебя очень искреннее. К тому же ты сдержан, спокоен и уравновешен – это я успел понять.

– Вы хорошо разбираетесь в людях! – усмехнулся Пантолеон.

– Да, ибо я много с ними общался, пока Август Диоклетиан не начал свои гонения. А потом все изменилось. И вот меня, пресвитера Ермолая, вполне могут предать жестокой казни за то, что я верю во Христа.

– Так вы не просто христианин, а пресвитер! – удивился Пантолеон.

– Да, бесценный юноша. И я вовсе не боюсь тебе сие открыть, хотя понимаю, что ты будешь волен сдать меня властям, если захочешь.

Я иду на риск, ибо ты понравился мне своим необычным великодушием.

Погрузившись в молчание, Пантолеон возвел взор к небу, которое проглядывало сквозь густые кроны абрикосового дерева. Иногда фрукты, срываемые ветром, со стуком падали за пределы забора, прямо на улицу. В знойном воздухе уныло жужжали мухи.

– Моя мать была христианкой, – неохотно произнес Пантолеон.

– Любопытно! Это она воспитала тебя столь великодушным?

– Она умерла, когда я еще не достиг шести лет. Своим воспитанием я обязан отцу.

– Он добр?

– Он очень добр ко мне, но не к окружающим. По натуре он суров, а после смерти любимой жены ожесточился. Вероятнее всего тем, что вы считаете великодушием, я обязан наследственности. Врачи придают этому явлению огромное значение. Я похож на свою матушку, а она была доброй женщиной.

– Наверное, из-за этого сходства, отец любит тебя еще горячее, – предположил Ермолай.

– Отец видит во мне, единственном сыне, смысл жизни, – ответил Пантолеон.

И ты его любишь:?

– Конечно! Кого мне еще любить, как не отца?!

Он ведь язычник, верно? – прищурился Ермолай.

– Да, но для меня его вероисповедание не имеет значения. Я не разделяю его религиозных убеждений, но когда я пытался говорить с ним о его каменных кумирах, он ссорился со мной.

– Кумиры много столетий владеют душами человечества, – проговорил Ермолай. – Поэтому так трудно отвратить от них людей. Все новое пугает. А если мы испытываем страх, то вслед за ним испытаем и ненависть. Скажи, матушка рассказывала тебе про Христа?

– Немного, – кивнул Пантолеон. – Но я ведь был ребенком и почти ничего не помню. Мой отец, аристократ Евстрогий не разрешил жене обратить меня в христианство. Но я часто видел мать, погруженную в молитву. Она действительно верила в своего Бога.

– А ты во что веришь?

– Я много думал о вере. Безусловно, я не могу отрицать наличие Единой Силы, которая движет мир. Все вокруг меня взаимосвязано. Мы все частицы какого-то огромного кем-то сотворенного пространства. Бог – создатель, Бог – Творец, – Бог – двигатель существует. Но я пока не ведаю, какая религия ведет к нему.

Изумленный столь глубокой мудростью, неожиданной для хрупкого молодого человека, Ермолай внимательно взглянул ему в глаза. Огромные темные очи Пантолеона сверкали восторгом, когда он говорил о Боге.

– Вероятно, твой наставник хвалит тебя за ум, – молвил пресвитер.

– Да. Евфросин считает, что со временем я научусь лечить любой человеческий недуг. Тогда я смогу исцелять всех страждущих.

– Не каждый недуг подвластен людям.

К сожалению, вы правы, Ермолай. Иногда врачи бессильны, – вздохнул Пантолеон.

– Но, когда бывают бессильны врачи, тогда исцелить болезни способен Бог, – шепнул Ермолай и крепко сжал локоть юноши. – Возможно, что ты уже знаешь, что Христос был земным воплощением Творца, снизошедшего до людей. Поэтому Он – Сын Бога. ОН исцелял больных собственной силой. Его апостолы тоже исцеляли. И простые смертные, имеющие в сердце веру в Него, тоже получают исцеление.

– Но каким образом? – спросил Пантолеон.

– Через молитву, – сказал Ермолай. – Если хочешь, я научу тебя молитвам, псалмам и закону, который дал нам Христос.

– Молитва? – недоверчиво пожал плечами юноша. – И все? Никаких лекарств не требуется?

– Чтобы лечил Бог- не нужны лекарства! Когда женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, прикоснулась к краю одежды Христа, то получила исцеление! А до этого она все состояние издержала на врачей, подобных твоему Евфросину! Если есть вера в Христа, то одним лишь призванием Его Имени, можно исцелять страждущих!

Повернувшись к пресвитеру, Пантолеон прижал к себе суму.

– По-вашему христианину не нужно даже учиться, чтобы стать врачом Ермолай?

– О, нет! Учись! Ты сможешь лечить тела своими снадобьями! Но если твоя душа захочет, дабы тебе содействовал Господь, просто попроси Его! – улыбнулся Ермолай.

В течение нескольких минут Пантолеон размышлял над всем, что услышал от пресвитера.

– Я бы желал узнать больше о христианстве, – проговорил он, наконец.

Рад это услышать, – молвил Ермолай. – приходи ко мне в любое

время. Постучи в ворота и спроси Ермолая. Я буду счастлив рассказать тебе о Христе.

– В таком случае я непременно приду к вам, – сказал Пантолеон. – Что-то словно подсказывает мне, будто христианство- это имело та религия, которая ведет нас к Богу.

Попрощавшись с Ермолаем, он вновь продолжил идти к дому отца. Уже начало темнеть. Улица лежала в густых южных сумерках.

Ермолай долго провожал взглядом солнце. Он верил, что не ошибся в Пантолеоне.

Глава 13

В тот вечер пресвитер рассказал двум своим собратьям по вере о знакомстве с молодым учеником врача Евфросина.

Перед обрядом богослужения они сидели в глубине сада за каменным столом и ужинали сыром, лепешками, свежими оливками и вином.