Ли и Вера в Навийском царстве

И мир обернётся Пекельным чертогом».

Они услышали друг друга и медленно вошли в реку, растворяясь в ней, превратившись лишь в круги на воде.

– Слепой судья… Мор и огонь… Мир станет Пекельным чертогом… – повторил Кащей, – Ну, тут все понятно.

– Что понятно? Лично мне ничего не понятно! – Вера снова нахмурилась.

– А-а… – махнул рукой Кащей на девочек и свистом призвал коня.

Огненный скакун умчал их от туманной Смородины.

На сей раз путь был недлинным – река текла не так уж и далеко от Ягининой избы, сразу за Калиновым мостом. Только здесь, на поляне, девочкам стало ясно, что уже ночь – луна светила для обеих миров. И хоть девочки были совершенно вымотаны событиями этого дня, им очень хотелось поподробнее расспросить Кащея о пережитом. Для них пока все происходящее было загадкой. Ли несколько раз за путь открывала рот, пытаясь задать очередной вопрос, но ветер сглатывал все вылетающие слова и Кащей ничего не слышал. Но даже если бы он и слышал все её вопросы, навряд ли он бы ответил, он был полностью погружен в собственные раздумья – слишком многое его беспокоило. В избу он не вошёл, а ворвался, словно гонимый острой нехваткой времени. Когда Кащей с девочками ввалились в избу, они застали Ягиню за перебиранием сухих трав, скученных в середине комнаты перед печью. Какие-то из них она подвешивала к потолку, какие-то – крошила в склянки, а какие-то бросала в печь. Сгорая, они источали режущие нос ароматы и, смешиваясь друг с другом, резали ещё и глаза.

– Быстро вы, – не оборачиваясь заметила Яга, продолжая сортировать пучки сухих трав.

– Дети устали, им бы отдохнуть, – Кащей деловито подошёл к Яге и буквально навис над ней.

– У тебя изба побольше будет, – саркастически заметила Ягиня.

– Далеко. Нам с самого утра нужно будет… кое-куда… – запнулся Кащей, почуяв запах, на который повёл носом, – Чую, Яша, ты оборотное зелье варила? – подозрительно спросил он, но потом весело добавил, – Хоть бы проветрила! Вонь шерсти Волколака ничем не замаскировать! – и Кащей пренебрежительно стукнул пальцами по висящим под потолком травам на просушке.

– Вол-ко-давка? – силясь произнести верно, протянула Вера.

– Волколака. Волколаки – это так, шутовство, толи волк, толи человек, толи человековолк, толи волкочеловек, – уже шутливо говорил Кащей.

– И в него можно обратиться? – удивилась Вера.

– Конечно можно! Ещё как можно! – и Кащей вскочил на табуретку и стал махать своим посохом, явно дурачась, изображая какую-то магическую дуэль.

– Но зачем? – не понимала Вера, мир которой сегодня перевернулся с ног на голову и более того, переворот он ещё не завершил – он продолжал переворачиваться, прямо здесь и сейчас.

– Представь: у тебя сила волка, ты можешь растерзать врага голыми руками! Можешь загрызть его! Можешь выть на луну, в конце концов! Разве это не притягательно для человека?!

– Девочки, голодны? – и Яга встала, чтобы расстелить волшебную скатерть-самобранку, на которой снова появились горячие яства. На сей раз это были горшочки с мясом, грибами и картошкой и большая тарелка разнообразных солений. Девочки хотели есть даже больше чем спать, поэтому снова набросились на еду, обжигая языки от голода и нетерпения. Все время, пока они ели Кащей тяжело молчал и смотрел куда-то сквозь присутствующих, в раздумьях блуждая взглядом. Яга же смотрела на него пристально, словно пыталась прочесть его мысли.

– Если вы наелись, то за вами дверь в спальню. Там вы сполна отдохнёте, – Ягиня сказала это достаточно вкрадчиво, но все равно в её тоне можно было уловить нетерпение остаться с Кащеем наедине. Впрочем, девочки уже валились с ног, поэтому исчезли так быстро, что крепко задумавшийся Кащей этого даже не заметил.

– Ну-у…. Так что потребовал Волхв? – снова раздался тихий голос Ягини.

– Откуда… – хотел вспылить Кащей, но снова запнулся и задумался.

– Это же Волхв, причём я бы сказала, Верховный. Чёрный. Уж кого-кого, а его альтруистом не назовёшь.

– Резонно, – и Кащей снова уставился в даль.

Яге начало надоедать вытаскивать из него слова клешнями, и она стала сворачивать скатерть вместе с посудой и едой, стоявшей на ней, которая также волшебно исчезала, как и появилась ранее.

– Он потребовал, ни много, ни мало, а Чёрный камень.

– Ух ты! – Яга так широко заулыбалась, что Кащей невольно разозлился.

– Ликуешь?! Все равно, я считаю это менее рискованным, чем давать Силу тебе!

– Вот как? А ты не думал, для чего он ему нужен? – самодовольная улыбка не сходила с её уст, напоминая Кащею «а я же говорила».

– Зачем, зачем? Да все за тем же! Хочет больше Велесовых сил.

– Ну, с Велесовой требой ему это может вполне даже удаться.

– Да прекрати ты улыбаться! Бесит!

– Что именно? Моя правота или твоё бессилие?

– И то и другое, – Кащей сжал кулак, готовый ударить по столу, но сдержался и снова задумался.

– А он убрал оберег?

– Убрал.

– И?

– И все! Сил у них никаких пока не проявилось.

– Тем не менее, это не даёт тебе возможности нарушить договор. Проявятся. Со временем.

– Только сколько у нас этого времени?

– Что, и утопленницы не порадовали?

Кащей снова уставился куда-то в бок.

– Предпочитаю решать проблемы поступательно. Есть идеи, где можно найти Чёрный камень?

– Ну, есть кое-кто, кто может это знать….

Проказы Ауки

С самого утра известного нам дня, Тёмный лес, как называли приграничный к Яви Навийский лес местные, жил полной жизнью. И оживлял его весёлый малыш Аука. Будучи сыном Лешего, он отказался вырастать во взрослого и могущественного хранителя Лесов, в силу своего игривого и весёлого нрава. Так и остался Аука с телом годовалого крепыша, хотя лицо его за две тысячи лет и состарилось. На нем отразилась вся весёлость Ауки – круглый нос и пухлые щеки, расплывающиеся при его смехе, коим он заливал Лесные чащи. А посмеяться он любил, потому и потешался над случайными людьми, забредшими в Леса межи. Путал он следы прохожих и прятал от них грибные полянки, пугал неожиданными громкими звуками, заставляя путников бросать свои вещи и убегать. Много забав было у Ауки. Ну, а когда особенно шутливое настроение пробивало его, он творил проказы посерьёзнее да поинтереснее.

Как-то захотелось ему Ирийских яблок, лет эдак тыщю назад. Яблоню ту в самом Ирии посадил Перун, наделив её Божественной Силой растить свои плоды, каждый из которых будет наделять случайной Силой на сутки съевшего яблоко. Так забавились Ирийские Боги. И Ауке, как потомку Богов, тоже хотелось повеселиться под стать им. И побрёл Аука к себе домой призадумавшись, как ему бы такую шалость осуществить. Домом его была малюсенькая избушка, отливавшая золотом. Избушка поросла мхом, который сам Велес наделил Силой солнца. Мох светил и грел как само небесное светило, оттого в избушке Ауки всегда было тепло, даже в самые лютые морозы. В избушке было тесно из-за груды разных вещей. Аука дружил с анчутками и те доставали ему разные магические редкости, которые Аука просто обожал. Плюс, эти вещи легко было предложить взамен на услугу практически любому обитателю Нави, а это бесценно. Неоднократно ему удавалось найти нужное и для Ягини, и для самого Кащея единожды.

Имея богатый арсенал потенциальных подарков, Аука поразмышлял о том, как же можно попасть в Ирий? Ни для кого не секрет, что лишь Ирийский Бог может попасть в Ирий, причём только тот, кто обладает способностью проникать сквозь миры – Божественными крыльями. Крылья Бога спокойно пересекали любые границы и не давали почувствовать между ними разницу, развивая сверхскорость, которую пережить мог только Бог. И был один такой божок, потомок Ирийских Богов, как и Аука. Как и Аука не видавший Ирия, но, в отличие от Ауки, имел он крылья. И он, теоретически, мог пересекать миры. То был сын тогда ещё владыки Пекельного чертога Вия Аспид Виевич, многоголовый дракон. Знал Аука, что Аспид от скуки умирает на своём посту хранителя Пекельного чертога, оттого и летает в Явь – деревни жечь своим огненным дыханием или молодых красавиц воровать и в горах прятать. Знал Аука, что Аспиду уж очень хочется сапоги-скороходы, вот и подговорил Аука трёхглавого дракона лететь за яблоками, что было не трудно, учитывая недальновидность дракона. Аспид взмыл ввысь, полный решимости. Минуя облака, все больше он пробивался сквозь белую границу миров – Яви и Ясуни. Облака туманили его взгляд, он ни зги ни видел. Но прорвавшись ввысь, он услышал звуки Божественной арфы, направлявшей его далее. Будто зная куда лететь, он помчался вперёд, пролетая над голубым Ирием. Вдруг арфу перебил какой-то высокий металлический звон – то падали алые яблоки на зелёную ирийскую траву. Аспид притормозил. Он набрал чудесных плодов и насадил их себе на спинную чешую. И готов был взлетать, как вдруг почувствовал, что спина мокрая от сока проколотых яблок. Его взор поменялся, он вдруг увидел, как его обратили в огромную чёрную скалу – то была Сила прозрения из Ирийского яблока. Он попытался бежать, но вдруг почувствовал невесомость по телу и стал медленно подниматься вверх, не имея никакого понятия как это прекратить – то была левитация, чудесная Божественная шутка. Хотел от отчаяния спалить Ирий огнём, но изо рта у него доносилось чудное и безвредное пение – то была сила Красоты голоса. Обрушились на Аспида Божественные силы разом: ноги его стали рыбьим хвостом, руки оледенели от сил Зимы, крылья оперились и стали жечь изнутри его своим ядом – настоящая феерия Сил взыграла в нем, и он по-настоящему обессилил. Хоть и Божий он потомок, но недостаточно силен, чтобы испить сока десяти Ирийских яблок, пал он камнем вниз, через облака в Навь, прямо в избушку Ауки. Увидел Аспида шутник Аука, да и ахнул! Посмеялся от души, забрал яблоки и отдал Горе-Аспиду обещанное, хотя и посмеялся над тем, зачем дракону, летающему змею – сапоги?!

Аука понял, что яблочки эти пригодятся ему ещё ни раз, потому погрузил их он в зимний сон, под лёд и стеклянный куполок и смешались они со всеми другими «богатствами» Ауки.

Утром того самого дня, когда Ли и Вера попали в Навь, Аука был игрив как никогда. Толи тёплое и яркое зимнее солнышко на крыше Аукиной хижины его так осчастливило, толи какая-то внутренняя благодать полилась по жилам и Аука решил давно задуманную шалость осуществить. Шалость та была не малая. Он хотел обратить смертного в волколака. Но оборотное зелье могут приготовить только двое. Волхва он отбросил сразу, боясь, что тот попросит слишком много за такую услугу. А вот пленница Ягиня согласится сразу, да ещё и за какую-нибудь пустячицу, например, за пару Ирийских яблок. Аука зарылся в дальний угол своей Избушки, который, казалось, вмещал просто необъятное количество магических предметов. На них была белёсая пелена паутины и несколько свалявшихся клубков пыли, да и сами предметы казались заброшенными. Аука целиком погрузился в гору своих сокровищ и понять, что он в ней можно было лишь по шуму и его ворчанию: «Ну вот так всегда, только спрячешь что-то, как сразу оно надобиться! Лежали же девятьсот лет на видном месте, нет, решил спрятать! И ста лет не прошло, как они пригодились! Ну вот несправедливость-то! Таааак, кажись, тута всё! Туточки! Хахаха!».

Аука поспешил к вратам Ягини, встречая по пути то трёх путников, которых он направил в обратную сторону, задув ветром и снегом их следы, то семью с очаровательнейшим ребёнком, что Аука не удержался и подразнил того забавным эхом. Так и скоротал он денёк, подходя к Избе Ягини. Стучался он весьма условно, ведь сразу за стуком его проворная голова пролезла в дверную щель, а за головой и он сам.