Три года, три дня

Три года, три дня
Анна Геннадьевна Гринь

Случайность, судьба или возможность? Три дня, которые способны все изменить.

Анна Гринь

Три года, три дня

– Так лучше, – разглядывая стекающую в слив ярко-голубую воду, решила Лиззи.

– Родная, может не стоило… – начал было дядя, без предупреждения влетая в ванную. Увидев цвет волос племянницы, Эдвард подавился концом фразы, выпучил глаза и нервно хихикнул.

– Все так плохо? – без особого интереса к результату своей затеи спросила девушка.

– Ну… – пробормотал мужчина. – Ин… Интересный цвет. А какой был указан на упаковке?

Лиззи кивнула на две пачки краски, валявшиеся на полочке. Одна обещала изумрудную зелень, а вторая – яркость сапфира.

– Ты стала похожа на русалку, – дипломатично ответил Эдвард. – Знаешь, у них чешуйки голубые, бирюзовые и серебристые… И у каждой они складываются в уникальный рисунок, по которому их и различают между собой.

– Значит, я получилась пятнистая? – хихикнула Лиззи, ни капельки не расстроившись.

– Нет, очень мило. Правда! – заверил дядя.

Девушка закончила полоскать волосы и быстро промокнула их полотенцем, прежде чем взглянуть в зеркало. Результат оказался не так плох, как она подумала, но теперь Лиззи определенно больше напоминала русалку, чем обычную слабенькую волшебницу, всем достоянием которой были длинные светло-русые волосы и покладистый характер.

– Отлично, – сама себе сказала девушка, трогая мокрые пряди и представляя итоговый цвет на подсохших волосах. – Теперь никто не скажет, что я какая-то… простая.

Всхлипнув, девушка почти упала на пол и разрыдалась.

Ей очень хотелось изменить себя настолько, чтобы больше ни на грамм не походить на ту девушку, которая последние три года верила в глупую сказочку.

Больше трех лет она жила с человеком, которого считала своей истинной любовью, подстраивалась под его желания, перекраивала себя, чтобы соответствовать. Даже стиль в одежде поменяла, когда Влад обронил, что ему нравятся женственные и нежные девушки. Она не перечила, училась, работала, создавала уют в квартире, делала ему подарки на свои деньги, а себе вечно во всем отказывала. И когда он тратил что-то только на себя, покупая дорогие вещи, – помалкивала и принимала все, как должное. А еще верила, что он любит ее так же сильно, как она его.

Вот только не любил…

– Лиззи, ты странная, – смеясь заявил он ей. Неужели это произошло только вчера?

Три месяца он провел в командировке, а потом вернулся сквозь арку междугороднего портала в обнимку с какой-то тоненькой томной девицей. Он запретил Лизавете тратиться на визиты, велел не встречать по возвращении, но она приехала и увидела.

– Ты мне нравишься. Чаще всего. Мне с тобой комфортно. И я хочу жить с тобой дальше. Но неужели ты не понимаешь, что ты для меня слишком пресная?

Слова ранили, но самодовольная улыбка мужчины, который уверен в этих словах, – куда больше.

Пресная, скучная… Удобная. Глупая…

Лиззи кидала вещи в чемодан и не могла понять, какие слова говорил он, а какие она шептала себе под нос. Влад до последнего не верил, что она уйдет, но Лизавета ни секунды не сомневалась. Даже если бы уйти пришлось на улицу. Она собрала только самое необходимое, бросив почти все те аккуратные девичьи платьица, которые покупала и носила эти три года. Какой же дурой она себя чувствовала!

Благо ей не пришлось уходить в неизвестность – через час она уже пила чай на дядиной кухне, потеснив многочисленные книги и приборы. А еще через пару часов, разложив вещи в шкафу и вытащив из кладовки то, что оставила перед переездом к Владу на хранение, валялась на перестеленной гостевой кровати и планировала будущее.

Первым делом она наказала себе больше никогда не носить всех этих нежных тряпочек невнятного цвета, в которых сама себе теперь напоминала олененка с ветвистыми рогами. Из запыленных чемоданов были извлечены узкие черное брюки, ботинки на толстой подошве и старенький любимый свитер крупной вязки. Но и в этих вещах Лиззи все еще напоминала себе олененка Бемби, поэтому на следующий день в ближайшем магазине была прикуплена кое-какая косметика и две пачки взятой, не глядя, цветной краски.

Но бунт не удался. Даже с не особо ровно нарисованными стрелками и наплевательски покрашенными волосами Лиззи осталась слишком уж безобидной и мягкой. К тому же теперь еще и походила на увеличившуюся до человеческих размеров феечку из сказки.

– Ничего, – утешила себя девушка. – Постепенно я избавлюсь от этого несчастного вида. Через три дня закончится зима. Я ведь волшебница, а маги верят, что весна – начало всего нового. Я потеряла три года, но это не страшно. Мне всего двадцать два. Я еще слишком молода, чтобы о чем-то жалеть.

Самым обидным оказалось не то, что Влад ей врал и изменял, а то, что она не чувствовала боли из-за расставания. Душа совсем не болела. Лиззи будто и не любила его больше.

«А любила ли вообще или мне тоже было удобно в этих отношениях?»

И один, и другой вариант наводили на неприятный вывод, что девушка потеряла эти три года на Влада, но виновата сама. Стоило просто разобраться в себе – и она бы сама ушла от парня давным-давно, не причиняя себе боли знанием о его изменах.

– Ах, если бы я могла отмотать время назад, – прошептала Лиззи, глядя в потолок и осознавая истинную причину своих страданий.

– Девочка, не переживай, – отмахнулся дядя. – Забудь! Ты совсем еще ребенок. И ничего не случилось. Это лишь опыт. И только.

Лиззи невольно хихикнула. В опытах дядя понимал больше, чем кто-нибудь другой. Эдварда Вайца знал весь свет магической науки. Его статьи печатались и перепечатывались в толстых солидных журналах. Его разработки массово внедряли. Но только близкие знали, что знаменитый ученый порой проводил сотни или даже тысячи опытов, прежде чем его очередная разработка начинала действовать.

От научного института Вайцу досталась просторная двенадцатикомнатная квартира, которую переоборудовали таким образом, чтобы известный ученый мог творить, не выходя за пределы своих владений. Это было единственным требованием самого Вайца, не желавшего сидеть в институтских лабораториях.

Другому человеку магическое сообщество подобного самодурства не простило бы, но Вайц считался драгоценностью, гением, светилом. Ему прощали все: и характер, и непомерные требования, и гонорары за статьи. С ним мирились, ему потакали, его восхваляли. Но не теряли надежды вытащить знаменитого ученого на какую-нибудь конференцию или в лабораторию, где каждый из его коллег сможет лично увидеть мастера в деле. Но пока все было безрезультатно. Вайц сидел дома, проводил опыт за опытом, ворчал на соседей, умудрявшихся слышать взрывы и стуки даже сквозь специальную звуко- и магоизоляцию, и одно за другим отправлял в корзину многочисленные приглашения.

– Спасибо, – искренне сказала Лиззи и порывисто обняла родственника. – Спасибо, что пустил меня к себе.

Дядя не переносил не только незнакомцев, он и близких видеть не особо хотел, но для племянницы всегда делал исключение. Лиззи не знала, как объяснить подобный выбор Эдварда, но только ее дядя всегда встречал приветливой улыбкой, с удовольствием соглашался на ее предложения поесть вместе и только ей дозволялось заходить в рабочую часть квартиры.

– Оставайся, – предложил дядя. – И забудь этого проходимца! Я тебе всегда говорил!..

Лиззи улыбнулась, чмокнула родственника в щеку и прошмыгнула мимо. Ей не хотелось слушать про Влада. Она и так знала, что дядя скажет.

Три года назад, когда девушка жила у дяди, приехав из родного города, Вайц часто советовал Лиззи одуматься и не переезжать к Владу. И почему она его не послушала? Они ведь так неплохо жили вместе! Лиззи не совала нос на лабораторную половину (заходила только иногда в его отсутствие), поливала дядину бегонию и готовила завтрак, который Эдвард проглатывал с радостью голодного волка.

– Я знаю, – похлопав родственника по руке, прервала словоизлияния Лиззи. – И ты всегда был прав.

– Ты из Вайцев! – напомнил дядя. – Ты унаследовала от своей матери многие наши черты, а мы не простая семья.

Лизавета рассмеялась и пояснила свою реакцию:

– Дядь, не простой у нас только ты. Изобретатель, светоч, знаменитость. Остальные члены семьи самые обыкновенные.

– Нет, – не согласился он. – Я всегда говорил и еще раз повторю, что в нашей семье кроме меня есть еще одна выдающаяся личность. И это ты. Если бы три года назад ты не забросила свои проекты ради того, чтобы изображать покладистую возлюбленную для этого никчемушника, сейчас бы достигла огромных высот! У тебя ведь стипендия была. И не простая! Все видели, что ты перспективная. И так себя угробить!

Дядя продолжил говорить, но Лиззи не обиделась и не стала его останавливать. Удивительно, но слова родственника не расстраивали, наоборот, хотелось все вернуть, доказать окружающим, что потерянное время не имеет значения. Три года! Всего три года!

– Я еще смогу все наверстать, – заверила девушка, вспомнив, что вместе с вещами три года назад перенесла в дом Вайца несколько коробок своих записей. Там были все ее задумки, исследования, дневники, конспекты опытов. Достаточно вернуться к этому – и она что-нибудь сделает. Надо только взяться как следует.

– Конечно, – согласился Эдвард. Многочисленные опыты приучили его к тому, что никогда нельзя отступать, ведь даже после тысячи неудачных попыток может случится одна верная. – Именно этим и займись пока меня не будет. А про этого… забудь!

Лиззи кивнула.