Детектив на пороге весны

– Заходи! Садись. Мик, у меня дела. Программа «Вести» к нам не приезжала.

Заместитель с любопытством посмотрел на них обоих, но садиться не стал – Мика стояла, а заместитель, в отличие от начальника, был человеком воспитанным.

Все помолчали, а потом Илья Решетников спросил раздраженно:

– Ну чего, чего? Что тебе, Дима?

– У меня… договоры.

– Я просто хотела узнать, все ли у вас в порядке, – тихо сказала она. Мика умела правильно разговаривать с Димой и знала, что она ему нравится. – С вашей работой. Я слышала, что сейчас с перевозками большие проблемы.

– У нас нет проблем, Мика, – любезно сказал заместитель. – Мы работаем… как часы.

– Это очень приятно слышать, – улыбнулась Мика. – Илюша, спасибо тебе большое. Я… пойду.

Она вышла в крохотную комнатку, служившую приемной, где стоял секретарский стол и всегда паслись водители, уезжающие за границу. Перед самым отъездом они получали бумаги в «центральном офисе», как шикарно это называлось в конторе.

Мика не любила здесь бывать, потому что водители таращились на нее во все глаза, и под их веселыми и внимательными взглядами она чувствовала себя голой.

Здесь и сегодня было много народу, но знала она только одного, Гену, который возил Илью время от времени и саму Мику, и даже ее родителей, когда им нужно было уезжать за границу. Гена был красив киношной, совсем не водительской красотой, обладал чувством юмора и известным шиком.

В комнатке все затихло, как только Мика вышла из кабинета, хотя было шумно – и голоса доносились сквозь тонкие стены, и русалочий хохот секретарши, и самодовольные мужские смешки.

Все уставились на нее. Щеки у Мики загорелись.

Трудно, ах, как трудно возрождать в себе «веру в народ». Помогать своим мусульманским сестрам в их стремлении избавиться от многовекового рабства и угнетения – значительно легче.

– Марина Николаевна!

– Здравствуйте, Гена!

– Вас не подвезти?

– Да нет, спасибо, я на машине.

– Как Илья Сергеевич сегодня? В настроении? – Это был вопрос, как бы возвышавший Гену над остальными, признававший за ним право разговаривать так с «барыней», хоть бы и бывшей.

Тишина стояла такая, что было слышно, как на улице чирикает удрученный непогодой воробей, а за стенкой что-то басит Илья. Слов было не разобрать.

– Он неважно выглядит, – сказала Мика и расправила плечи – что она, в самом деле, так их боится! – Наверное, от усталости.

– Да ему с нами несладко приходится, Марина Николаевна! – и Гена подмигнул остальным, признавая себя одним «из этих», но все же гораздо, гораздо выше! – Мы ребята непростые, к нам особый подход нужен!..

Мика кивнула и все в той же тишине обратилась к секретарше – вечно она забывала, как ее зовут!

– Вы, пожалуйста, дайте ему яблок. Тех, что я привезла. Это семеринка, он их очень любит.

Секретарша кивнула, кажется, едва удержавшись, чтобы не прыснуть.

– Вас проводить? – Это опять Гена с его мелитопольской учтивостью.

– Нет-нет, – поспешно отказалась Мика. Еще не хватало, чтобы ее провожал водитель! – Я знаю дорогу.

Он шикарно распахнул перед ней дверь, и она вышла, натягивая тесные белые перчатки. И как только створка захлопнулась, в комнатке зашумели, как обвал с горы сорвался, но она не стала слушать.

Сегодня. Все будет сделано сегодня, и проклятая проблема перестанет изводить и мучить ее.

В конце концов, такие, как Илья, существуют в природе, чтобы служить таким, как Мика. Иначе зачем они нужны?!

Ночевать Анфиса опять поехала в Аксаково, потому что ей обязательно надо было посоветоваться с бабушкой. Детективное расследование – да еще такое, настоящее, серьезное, вовсе не пропавшие договоры! – надвигалось неотвратимо.

Зачем она согласилась?!

В приемнике пели про весну, которая, как водится, «пора любви», и трещали про то, что, как только снег сойдет окончательно, всем немедленно и непременно нужно влюбиться, потому что весна – пора любви.

Анфиса никогда не влюблялась весной.

Впрочем, она вообще никогда не влюблялась и удивлялась, почему на радиостанциях несут такие глупости.

Потом весна и любовь ей надоели, и она выключила приемник.

– Зачем, зачем, – пропела Анфиса, поворачивая направо с Дмитровского шоссе, – вы удалились, моей весны златые дни?..

Кажется, в романсе было «куда», но «зачем» в данном случае подходило больше.

На извилистой дорожке, которая сначала шла по лесу, а потом сваливалась к ручью, Анфиса прибавила скорость и открыла окно – она всегда так делала. Ветер был студеный и крепкий, все еще морозный.

Она ехала и думала про весну.

Кажется, я знаю, кто во всем виноват.

Во всем виноват тот самый вождь того самого племени, которое с теплого юга забралось в болотистый холодный бор. Бор девять месяцев в году был завален снегом, а в оставшиеся три его то заливало дождями, то изничтожало пожарами, а племя во главе с вождем, вместо того чтобы убраться куда-нибудь, где посветлее и потеплее, упорно продолжало «осваивать территории».

И освоило, на беду всех тех, у кого весна – пора любви.

Не освоило бы, жили бы мы сейчас, к примеру, под Мадридом, где объявляют чрезвычайное положение и в школах отменяют занятия, если температура падает до минус трех.

Там, под Мадридом, наверное, не ждут весну так, как ждут ее тут – истово, из последних сил, сжав остатки воли в замерзающих кулачках. И вряд ли про нее, про весну, глупости всякие придумывают, вроде той, например, что весна – пора любви.

На самом деле, Анфиса знала это совершенно точно, любовь никак не зависит от метеорологии или вращения нашей планеты вокруг Солнца.

Вот великая мудрость, ослепительная и сияющая в своей простоте: любовь – это состояние души, а вовсе не время года!

Ждать весну, чтобы влюбиться, так же глупо, как читать поваренную книгу, чтобы найти там рецепт вечной молодости!

Весна хороша сама по себе, ибо местные жители, именуемые северянами, – потомки все тех же незадачливых племен, выбравших для жизни болотистый бор, а не солнечную лужайку. Поэтому так и радуют незатейливые весенние штучки – искрящиеся лужи, теплый ветер, добытые из глубин шкафа темные очки, потому что, оказывается, на небе все еще есть солнце, оно все еще светит и даже попадает в глаза! Дни становятся длиннее и ярче, и четыре часа – это еще не ночь, а, наоборот, разгар веселья, и от души работается и славно гуляется.

И все это не имеет никакого отношения к любви, вот как думала Анфиса Коржикова, вдыхая холодный воздух ближнего поля!