Однажды я встретила волка

– А Пилару я бы в жизни не поверила. Тот еще любитель приврать, чтобы не отвечать за собственные глупости. Ой, – Мита махнула рукой, – тебя не переубедишь.

Зера пожала плечами и вытащила на мостки мокрую рубашку.

– Надо будет в следующий раз взять у тебя мыльный корень, – перевела она тему, наблюдая, как Мита полощет свои полотенца. – Чище выходит.

– Мало у меня осталось, – вздохнула травница. – В лес идти надо, там у реки песчаные берега и мыльнянки много. Но пока нельзя, староста запретил. Кто знает, когда в другой раз можно будет.

– А у нас не растет?

– Почти нет.

– Жа-аль, – протянула Зера.

Мита опустила в воду очередное полотенце и подумала, что жалеет вовсе не о запасах мыльнянки, а об иссякающих заготовках лечебных трав. А еще она чуточку расстроилась, что не сможет в скором времени прогуляться по любимым местам и собрать вкусных ягод. Впрочем, ей оставалось только ждать, а терпения у нее всегда хватало на троих.

***

В нынешние неспокойные времена охотники были на хорошем счету. Пастухи нередко просили их отогнать или отстрелить хищников, таскающих скот. Среди дворян и зажиточных купцов всегда был спрос на пушнину и кожу, которую охотники добывали в северных лесах. Мясо диких зверей тоже ценилось высоко – как диковинное блюдо, которое непросто было достать. Из костей любили делать ножи и приборы – а кто-то даже носил украшения.

В общем, деньги у охотников водились. Правда, обратной стороной монеты была опасность промысла.

Митьяна каждый раз нервничала, когда отец уходил в лес. Он мог не ночевать дома по несколько дней – бывало два, а бывало и неделю. Травница не переставала думать о холодных ночах, о зверях, которые никогда не прочь полакомиться неосторожным человеком. Ей было страшно представить, что когда-нибудь он, охотник, сам станет кому-то добычей, что он переступит порог дома, зажимая ладонью страшные рваные раны.

Сама Мита леса не боялась – она ходила туда при свете солнца и нередко – в сопровождении отца. К тому же она прекрасно понимала, что Лииш и его обитатели по-разному относятся к травницу и охотнику. Мита приходила наполниться силой леса и принять его дары. Отец же был чужаком, который истреблял в лесу жизнь. Мита не верила в мстительность самого леса, но в нем хватало тех, у кого был повод точить на охотника зуб.

Впрочем, в свете последних событий, лес оказался закрыт для людей. Мита не представляла, что они будут делать, если это затянется.

Отец, похоже, старался не унывать. Когда травница вернулась с реки, он заканчивал со сбором товара на продажу.

– Ты собрался в город? – с порога спросила Мита.

Мужчина затянул последний мешок и обернулся к дочери. Глаза его улыбались, но она заметила в них проблеск грусти.

– Продам остатки с прошлой охоты. Лучше запастись на черный день.

– Сейчас же не спрос на меха. Ты сильно продешевишь.

– Знаю. Но нам придется покупать еду за деньги, пока история с волколюдами не уляжется.

Мита поставила бадью с бельем на пол и присела на край лавки.

– Они приходили к нам? Ты говорил со старостой?

– Говорил. Глава клана пришел в деревню без предупреждения, рано утром, и привел с собой сына. Хвала богам, Дирку хватило ума разогнать всех по домам еще вчера, не то вся деревня встала бы на уши.

– Они из-за случая на равнине пришли?

– Хорошо, что с переговорами, а не требованием выдать им Пилара…

Охотник сел и устало потер глаза. Он и так был невысокого роста, а когда сгорбился на скамье, то и вовсе показался Мите усохшим старичком. Гидер не походил на других деревенских: ниже, уже в плечах, черты лица мягче, даже говор иной. Если не знать о роде занятий, его можно было принять за городского. Мита подозревала, что кто-то из его предков родился в городе, возможно, даже в Алсене, самом близком к деревне, но отец никогда не рассказывал о них.

– Клан волнуется, – продолжил он после недолгого молчания. – Вчера Рууман пресек попытку недовольных напасть на деревню. Мать пострадавшего волчонка была в бешенстве и, не удержи ее глава клана, не оставила бы здесь ни единой живой души. Но меня беспокоит не это…

Митьяна сама не заметила, как сжала пальцами подол юбки.

– Рууман отправляется в западные земли. Он сказал, что у зверолюдов есть общее дело… что-то навроде совета. Неудачное они время выбрали, ох, неудачное… Надеюсь, Рууман понимает, что делает…

Охотник вздохнул и сцепил пальцы в замок. Мита опустила взгляд на свои руки и заметила, что они подрагивали.

– Пока он не вернется, в лес нам ходить запрещено? – тихо спросила она.

– Похоже на то. Защиту в лесу нам никто не обещает.

Мита подошла к отцу и присела рядом с ним, положив ладони на его руки.

– Ты переживаешь, что со мной что-то случится? Не волнуйся. Деревенские меня в обиду не дадут.

– Тебе травы нужны… – вздохнул он.

– Ничего. Нам с тобой хватит, деду Казиру и Зере тоже. А остальные поймут, коли времена непростые.

Отец слабо улыбнулся и обнял Митьяну.

– Ты всегда видишь лучшее в жизни и в людях, милая. Боги наградили меня прекрасной дочерью.

Травница отстранилась и поцеловала его в лоб.

– Тебе пора, – сказала она. – Иначе не успеешь добраться до города к вечеру.

Глава 2. Лик

Волколюды отличаются от обычных волков. Они гораздо крупнее, увидишь – не спутаешь. А еще по их глазам видно – они обладают человеческим разумом. Когда я встретил их и думал, что отправлюсь к первым богам, они, в отличие от диких зверей, не бросились на меня. Один из них зарычал на сородичей – и те отступили, будто повинуясь приказу. Похоже, он среди них был главным. Никогда бы не подумал, что у волколюдов тоже есть такие понятия, как власть и положение в обществе.

Из заметок неизвестного путешественника

Х514 год, 7 день месяца Зреяния

Хоть клан Лииш и жил по-людски в поселении в самой глуши леса, порядками и повадками его жители напоминали волчью стаю: Рууман ушел только вчера, а волколюды уже почуяли в его сыне слабину и попытались вывести из равновесия его, а заодно и всю общину. Лику пришлось быстро взять себя в руки и поставить смутьянов на место, вбив в головы сородичей, что закон их вождя никто не отменял, а в его отсутствие он, Лик, несет его волю и следит, чтобы она исполнялась.

Советник Ирмар, в происходящее не вмешивался. Если бы он принялся усмирять недовольных, то оскорбил бы не только Лика, но и Руумана, доверившего дела сыну. У волколюдов чем ты сильнее, тем выше твое положение в общине. В жизни Лика в очередной раз наступил момент, когда ему пришлось доказать, что свой статус он получил по праву.

Чтобы выплеснуть накопившееся раздражение, Лик с рассветом поднял на лапы половину воинов и повел их на обход земель. На деле, вместо обхода он погонял их по лесу, да так, что в селение волки возвращались, тяжело дыша и подбирая свисавшие набок языки. Ирмар решения Лика не одобрил. Тот понял это по его взгляду, но повода высказаться не дал – советник и так следил за каждым его шагом и не упускал случая прочесть нравоучения. Отношения у них, мягко говоря, не складывались: Лик злился, что Ирмар до сих пор считал его щенком, постоянно опекал и пытался учить жизни.

Лик послал патруль к северной границе, к плато Авент. Во главе отряда он поставил Тайру, первую воительницу клана и свою младшую сестру, а сам отправился на юго-восток, где простиралась равнина, отделявшая лес Лииш от людской деревни.

Солнце стояло в зените, заливая равнину ровным ярким светом. Лик шел вдоль кромки леса. Лииш был ему домом: он родился в его глуши, вырос, бегая среди стволов могучих сосен и елей; здесь он поймал своего первого зайца и первую крупную добычу – молодого оленя с небольшими рогами. Эти рога до сих пор висели в его комнате, как напоминание: Лик когда-то слышал, что человеческие охотники хранят свои трофеи на память, и это пришлось ему по душе.

Да, он любил этот лес, и потому мысль о том, что его придется с кем-то делить, зарождала противоречивые чувства.