– Давай, сын, некогда мечтать. Спускайся вниз, заводи мотор. Я пока на балконе место приготовлю, возьму мешки и поедем уже. Может, еще к дядь Коле завернем – цилиндры барахлят, проверить надо.
Вовка быстро умылся, оделся и пошел вниз, раздумывая о том, куда же все-таки делся порез. Не мог ведь он зажить за одну ночь! Но этот шрам и легкий, почти незаметный зуд в нем…
Задумавшись, он не заметил бабу Машу – скандальную бабульку с первого этажа. Она вечно была недовольна всеми и вся: молодежь слишком наглая, дети слишком шумные, солнце слишком яркое, а дворовые кошки слишком полосатые. Наверное, думал Вовка, если бы бабе Маше довелось встретиться со Сталиным, она бы и ему сказала, что усы его слишком усатые.
И вот теперь он столкнулся с ней лоб в лоб, при этом у старухи из рук выпала авоська с хлебом, тремя бутылками молока и картонкой с яйцами.
– Да ты ж окаянный! Совсем ослеп никак! Куда ж ты прешь! Ни уважения к старым, ни внимания! Чтоб у тебя глаза повылазили! – остервенело ругалась баба Маша.
– Баб Маш, извините, я сейчас… – Вовка кинулся поднимать намокший в молоке хлеб, осколки стекла и картон, но баба Маша протянула его поперек спины тростью.
– Вот отцу-то твоему нажалуюся! Вот выдерет он тебя ремнем-то, олух! Так выдерет, что света белого не взвидишь.
Вовка понял, что скромный продуктовый набор бабы Маши уже не спасти, поэтому резво отскочил от очередного удара.
– Да чтоб тебя удар хватил, – пробормотал он, потирая саднящую спину. И только он это сказал, баба Маша охнула, схватилась за сердце и осела на асфальт, прямо в лужу молока. Вовка замер, оглянулся по сторонам – вокруг никого не было. Подошел к бабке, наклонился и пощупал пульс – пульса не было.
– Не может быть, не может быть, этого просто не может быть, – шептал он себе под нос, пока похлопывал по щекам бабу Машу. – Этого просто не может быть. Ну давай же, приходи в себя, иначе…
Но что «иначе», Вовка так и не сказал, потому что баба Маша открыла глаза и уставилась на него пустым рыбьим взглядом.
– Баб Маш, с Вами все в порядке?
– В порядке, – ответила старуха каким-то неживым, монотонным голосом.
– Вас проводить домой?
– Домой, – ни выражения глаз, ни интонация так и не поменялись.
– Пойдемте, я Вам помогу, – он аккуратно взял бабу Машу под локоть и повел ее к двери. В этот момент дверь сама открылась и из подъезда вышел Вовкин папа.
– Мария Михална, добрый день.
– День, – автоматически ответила старуха.
Папа вопросительно посмотрел на Вовку, тот взглядом ему ответил: «Подожди» и поковылял со старухой по лестничному пролету на третий этаж – именно там жила Мария Михайловна. Когда наша странная парочка приблизилась к двери в квартиру, старуха достала из кармана ключи, открыла ими дверь. Вовчик помог ей зайти в прихожую
– До свидания, – сказал он ей, не переступая порог.
– До свидания, – голос бабы Маши оставался неживым. Она так и осталась стоять посреди прихожей, не сняв пальто и галош. Вовка захлопнул дверь и спустился к отцу.
– Что это с ней?
– Да не знаю, наверное, удар хватил или парализовало ее – почти не говорит ничего.
– Ну и хорошо. На одну крикунью меньше. Заводи мотор.
Вечером, когда Вовка с отцом перетаскивали картошку на балкон, баба Маша сидела на своем обычном месте – на лавке под раскидистой сиренью. Однако взгляд ее был пустой, и за все время, пока Вовка с отцом ходили туда-сюда, как груженые верблюды, она не отпустила ни одного замечания, не обронила ни одного ехидного словечка.
– Мария Михална прям сама не своя сегодня, – озвучил за ужином отец мысль, которая жгла Вовчика каленым железом.
– Что такое? – поинтересовалась мама.
– Сидит, смотрит в одну точку и молчит. Наверное, от удара не может отойти. Утром же ей плохо стало, Вовчик помог ей до дому добраться. Да оно и к лучшему, что молчит-то.
Мама с укоризной посмотрела на отца. Тот потупился, но Вовка успел разглядеть в его глазах радостных чертенят – минус одна досужая кумушка, почему бы и не порадоваться.
В школе
Следующий день был понедельником. И как будто Вовке мало было головной боли, завуч, которая вела у них геометрию, пустила внеочередную проверочную работу. В геометрии Вовка был не силен. Да что уж лукавить – геометрию он не понимал вообще. Он могу вызубрить теорему и отбарабанить ее у доски, но и только. Поэтому по геометрии его оценка всегда зависала в шатком положении между четверкой и тройкой.
– Закрываем учебники, достаем листочки, – по классу пронесся вздох разочарования.
– Вот бы ее вызвали в районо – хотя бы списать можно было, – шепнул сосед по парте.
– Ага, – вздохнул Вовка, – ну или хотя бы к директору.
Не успела завуч открыть доску с написанными задачами, как в дверь постучали, затем в класс просунулась голова пятиклассницы и бодро прощебетала:
– Натальвиктрна, Вас директор вызывает!
– По какому поводу?
– Не знаю, велел позвать, – девчонка исчезла, дверь захлопнулась.
Наталья Викторовна тяжелым взглядом обвела класс. Практически в каждом взгляде она увидела облегчение и радость от того, что ненавистная проверочная работа, скорее всего, не состоится. Фыркнув, завуч пророкотала:
– Учебник, страница 217, выучить доказательство. Приду – проверю всех. Задачи перепишите – ваше домашнее задание. Сидеть тише воды, ниже травы, иначе все останетесь после уроков, все до единого! – дверь закрылась, класс вздохнул. Самые прилежные ученики принялись переписывать задачи и учить теорему. Менее ответственные – болтать.
– Ну ты Вован угадал! – хлопнул его по плечу сосед. – Прям Нострадамус какой-то!
Вовка кисло улыбнулся. Ему стало не по себе: зажившая рана, происшествие с баб Машей, а теперь и с завучем. Мысли набегали одна на другую, сталкивались и издавали стук, подобно пустым вагонам электрички. Ребята галдели, смеялись, переговаривались – никому не было до Вовки дела. Поэтому он зажмурил глаза и прошептал:
– Хочу найти в своем портфеле журнал «Плейбой», как тот, который нам показывал Петька у своего брата.
Не открывая глаз, он опустил руку в портфель и – о ужас! – нащупал там журнал. Открыв глаза, заглянул в портфель – тот самый журнал. Вовка покраснел, захлопнул портфель и снова прошептал себе под нос:
– Хочу, чтобы журнал исчез, – и журнал исчез, будто и не лежал он только что в портфеле.
Ошеломленный этим фантастическим и невероятным событием, Вовка пристально посмотрел на Катю:
– Хочу, чтобы она была от меня без ума.
С Катей, на удивление Вовки, ничего не случилось: она не вздрогнула, не повернулась к нему, а продолжала прилежно переписывать задачи с доски. «Наверное, не получилось», – вздохнул он про себя и принялся зубрить теорему. Он знал, что геометричка обязательно спросит его.
Буквально через пять минут на стол ему прилетела записка. Вовка заоглядывался – кто мог ее бросить? Но все занимались своими делами: болтали, смеялись, писали, учили. Вовка аккуратно развернул скомканный листок бумаги. На нем убористым Катиным почерком было написано следующее:
Вовик, давай сходим сегодня в кино на семичасовой. Если согласен, встречаемся у фонтана.