– Возможно, у нас очень разные критерии того, что такое «слишком сблизились», – наконец выдавила Вера; удивительно, но голос звучал звонко и ярко.
А она была уверена, что эти рыдания превратят его в засушенную пыль.
– Ну должны же хоть какие-то быть разными, – спокойно и серьёзно ответил Олег.
* * *
На кончиках пальцев, что гладили её ладонь, собрались рецепторы всего тела.
Посмотри сюда. Посмотри сюда, Вера.
Чем были эти слёзы, если не запредельным доверием?
Посмотри на меня. Пожалуйста. Я больше не могу делать вид, что я не.
Солнечное сплетение превратилось в батут, на котором прыгало сердце.
«Нам нужно… общаться более отдалённо».
Ты совершенно, Вера; совершенно не понимаешь, что говоришь.
Ещё один такой месяц – и из её глаз исчезнут не только бирюзовые блики, но и серебристо-лазурная голубизна; они превратятся в тусклые алюминиевые блюдца.
Она не училась бок о бок с ним три года; она ещё не знала этого.
Вот Марина уже знала; а Вера – ещё нет.
Она не знала, что Свят тянет силы из близких людей подобно чёрной воронке.
Ему больше неоткуда брать их; неоткуда. Он не умеет брать их откуда-то ещё.
– И не желает учиться! – рявкнул Агрессор, сдвинув брови.
Отбросив сомнение, Олег выдохнул и переплёл их пальцы в ни на миг не дружеском отчаянно интимном жесте, от которого в жилах замерла кровь. Вера издала странный звук – то ли всхлип, то ли вздох – но не отдёрнула руку.
Она смотрела на их пальцы, и по крылу её носа стекала новая слеза.
– Это неправильно! – выл Спасатель, прижимая к груди протоколы о дружбе.
Но чёртов балкон окружал его колючим желанием пренебречь совестью.
Пора делать то, для чего ты сюда вышел.
Уже стемнело; во дворе зажглись фонари, а ветер утих. Небо на горизонте стало густо-фиолетового цвета; по его краю бежала малиновая полоска засыпающего солнца.
– Вера, – вполголоса сказал Олег, запустив руку во внутренний карман олимпийки. – Я хочу кое-что тебе подарить. Поздравить с днём рождения.
Выудив на волю потрёпанную книгу, он нерешительно разместил её в пятне света. Увидев книгу, Вера еле заметно округлила губы и тоже застыла; её щёки были бледными, а кончик носа – красным.
Будто она начинала замерзать.
– Мой… день рождения был… пять дней назад, – со смущённым замешательством проговорила Уланова. – Одиннадцатого апр…
– Я знаю, – мягко перебил он. – Но я не хотел ни писать смс, ни звонить в тот же день. Хотел поздравить лишь когда вручу подарок.
Высвободив пальцы из его ладони, Вера взяла книгу, приподняла уголки губ и с завороженным благоговением перелистнула несколько страниц.
Когда она дошла до первой закладки, Олег поспешно проговорил:
– Она не новая. Это моя книга, прочитанная много раз. Но я хочу подарить тебе именно её – с исписанными полями и говорящими закладками.
– Спасибо, – еле слышно произнесла девушка; в её глазах вновь стояли слёзы. – От всей души. Огромное. Я так давно хотела её себе. А когда… твой день рожд…
– Мой не скоро, – тихо ответил Петренко. – Восемнадцатого февраля. День – почти через год, а рождение – вообще, кажется, за горами.
Вера медленно опустила и снова подняла мокрые ресницы; её лицо дрогнуло.
Так, будто она тоже точно знала, что ещё не родилась.
* * *
Ты слишком близко. Слишком.
Я вижу каждую морщинку в уголках твоих глаз. Кончик каждой ресницы.
В гостиной ты сказала, что идёшь на балкон «подышать».
Я от всей души надеялся, что ты надышалась.
Забыв обо всём, я тянусь вперёд, заключаю тебя в нежное объятие и целую в висок.
От твоих волос пахнет… корицей. Корицей и дождём.
Твои плечи вздрагивают, испуганно? растерянно? но ты не отстраняешься.
Ты с доверчивым радушием замираешь в моих объятиях.
Ты наверняка слышишь, как охает от ударов моё сердце; чёрт с ним, слушай.
Пусть оно делится с тобой силами; жизнью; новорожденной весной.
– Ещё не перешёл черту?! – звучит за спиной ледяной голос.
Вся моя кровь падает вниз по телу, пробивает пол балкона и летит к земле.
А я и не слышал, как открылась белая дверь.
* * *