– Вызывайте санитаров, Марина, – уверенно кивнула она медсестре. Та отвлеклась от бумажек и взялась за трубку древнего стационарного телефона.
– У неё ведь Потешная по прописке, Ирина Витальевна?
– Вызывайте на Матросскую.
– Это куда вы с понедельника?
Снова потерялось. Как дошли до санитаров?
– У вас, Анна, с сессией что ли проблемы? К госам не подготовились?
– Я всегда на отлично все сдавала, я ведь говорю Вам, что-то страшное произошло, я проснулась – в постели нож.
– Всегда на отлично, а в этот раз не готовы? Что произошло-то, откуда ножу взяться в кровати.
Аню снова и снова заставали врасплох, прижимали к выкрашенной стене кабинета все сильнее и сильнее.
– Татуировки на руках, пирсинг. Лысая голова. Любите быть в центре внимания? Внешность у вас вызывающая.
Голос подала медсестра:
– Может, диплом не написала?
Медсестру пригвоздили не менее жестко.
– Диплом не написала ещё? – спросила Ирина Витальевна.
Аня наконец догадалась. Они думали, ей нужен академический отпуск. Они думали, она строит из себя дурочку. Аня, которая пришла сюда, в царство регистратуры и белых халатов, признаться в своей слабости, обнажить провод. Провод оголён.
Она плакала.
– Я проснулась, а в правой руке нож! Я записку писала предсмертную, я умирать собиралась вчера. А умирать я не хочу.
– Не хотите, значит. И диплом готов.
– Готов, – Аня не сдержалась и всхлипнула.
– Вызывайте санитаров, Марина.
Медсестра запечатывала документы в конверт. Аня засыпала с каждой каплей, исчезавшей в стеклянной трубке, ведущей к прикованной к кровати вене.
Проснулась Аня в понедельник. Уже в другой палате, здесь было всего пять кроватей, и они были уже не железные, советские, а такие, какие ставят в операционных. На каждой кто-то сидел, каждая в халате в цветочек, они куда-то собирались.
Лицо опухло, Аня хотела посмотреть на себя в зеркало, но, оглядевшись, ничего не нашла.
– Ой, сама встала, спящая красавица, – веселая тетка нежно толкнула Аню справа. – Прямо к завтраку.
В столовой столы. За каждым сидели по пять человек, Аня проследовала за старшими соседками по палате. Женщины в фланелевых халатах дробили ложками холодные сосиски.
Веселая тетка с шутливой суровостью снова толкнула Аню:
– Сосиску бери, сейчас какая-нибудь неадекватная заберёт, без завтрака останешься.
– Я вегетарианка.
– В смысле, мясо не ешь? – тетка явно была удивлена, – Вчера уплетала за обе щеки.
– Ещё бы, вчера котлетосы были – огонь.
Аня вздрогнула. Это был голос умирающего человека. Абсолютно точно, это последние слова ещё живого, но совсем недолго, человека.
Её звали Настасья. Она была единственной, кому разрешали держать у себя расческу. Расческу для длинных, до пояса, черных, переливающихся на свету густых волос. Расческу. В отделении, где еда была холодная, где есть разрешали только тупыми алюминиевыми ложками, где разрешали душ раз в неделю и следили за тобой, пока ты моешься, где не было ни одного зеркала. Ей позволили хранить в прикроватной тумбочке расческу для своих шелковистых волос.
Сейчас они были стянуты в хвост.
– Котлетосы – огонь. А макароны. Это ужас. Могли бы и с пюрехой. Макароны – это же авокадо для бедных.
Настасья была высокой и очень крепкой. Тело амазонки, если бы им не завладела всепоглощающая апатичная слабость. Сколько она уже здесь? Она быстро поедала содержимое тарелки, закатав рукава. На запястье начиналась глубокая, проложенная лезвием дорожка и уходила дальше по предплечью.
Судя по шраму, ране было недель 7–8. Судя по тому, что она была жива, её доставили в больницу сразу же после нанесения.
После завтрака Аня чуть остановилась у входа в палату:
– Настасья!
Умирающая смотрела на Аню умоляюще, только о чем?
– Ты уже сколько здесь?
– Не помню. Месяца два, может.
Сил оставалось ровно столько, чтобы дойти до кровати. Покачивало и жутко хотелось есть. В палату, двери в которую никогда не закрывались заглянула медсестра. Та самая, которая радушной капельницей встретила Аню:
– В порядок себя приведите. Сейчас осмотр будет.
Гром веселой тетки с ласковой грубостью укладывал Аню:
– Поспи! Девочка, засыпай, когда Ирина Витальевна придёт, мы тебя разбудим.
Гром веселой тетки будил:
– Вставай, спящая красавица! Завтрак проспишь.
Какой завтрак. Должен же был быть осмотр. Какой завтрак, он ведь был только что!
Тетка предугадала ход мыслей, толкавшихся в Аниной голове.
– Ирина Витальевна сказала тебя не будить. Сказала, недельку тут полежишь, восстановишься, прокапают тебя и выйдешь.