Папа, куклу звали Джульеттой

– А я ни разу на болоте не была…

– Разве? – немного помолчав, спрашивает Аким Аркадьевич. – Порой жизнь нас засасывает, словно болото, и разные обстоятельства. Каждую минуту кажется – вот-вот утонешь, а потом бац, отвлёкся от соблазнов и как будто снова твёрдая почва под ногами.

– Ах, вон вы про что… Прямо философ. Наверное, довольствуетесь малым? А я вот так не могу. Мне много в жизни надо и всего хочется.

– Молодая ещё. Я в твои годы таким же был… Путешествиями всё грезил.

– Так поездили же…

– Да, только не всё увидел, что хотел.

– В Индии даже были…

– Был, но что там хорошего – грязь, нищета.

Лариса звонко смеётся…

– Значит настоящую Индию вы всё-таки не увидели, не поняли… А я у Саи Бабы была, мечты осуществить просила, – делится она.

– Не знаю, кто такой, – отмахивается Аким Аркадьевич и пауза между ними тянется дольше приличного.

Она уже хочет уйти, потому как понимает – слишком засиделась тут, хотя в общем-то уже обсудила с этим человеком всё, что ей было нужно. И теперь он смотрит на неё как-то странно и эта странность в его взгляде её очень смущает, улавливала она её ни раз и прежде. Он же смотрел так порой, потому что иногда затруднялся и не понимал, как же всё-таки её воспринимать – как подругу, будущую любовницу или вторую дочь. Порывался прикоснуться к ней, но боялся, что этот жест оттолкнёт её или оскорбит… Поэтому часто он просто смотрит на неё во все глаза, как на героиню спектакля одного актёра.

– Вы прямо мой поклонник, – льстит она, старательно делая милым выражение лица. – Но пока только единственный.

– Будут ещё и фанаты, и поклонники, – добавляет он.

На этой фразе она уже выходит из его кабинета.

Он остаётся один и усмехается ей вслед, думает – какая она мечтательница.

Рабочая смена уже подходит к концу и пора идти в душ. Но он ловит себя на мысли, что чуточку оплошал и надо было ополоснуться до её прихода. В самом деле, а вдруг… Решает впредь быть более расторопным и ловить удачу, если она так нежданно-негаданно залетает к нему в кабинет. Ещё он всегда жалеет, что Лариса не пользуется духами, даже осторожно упрекает её иногда в этом. Однако она не исправляется. Ему же всегда очень хочется, чтобы в кабинете после неё оставался хотя бы тонкий шлейф её аромата.

Сейчас, несмотря на то, что они пили кофе, здесь пахло почему-то берёзовым лесом. И он улыбнулся, подумав, что это наверняка от рассказанных историй. Но тотчас вспомнил – ведь он подарил ей берёзовый шампунь, посмеялся над этой своей забывчивостью.

Лариса в это время уже поехала домой…

Ездила она на старой машинке, сменившей не одного хозяина, однако, как она считала, так намного лучше, чем ездить в городском транспорте. Машина часто ломалась и тогда ей приходилось какое-то время ездить на такси или трамваях. Там ей становилось грустно и даже страшно, потому что артисты, как она всегда считала, это высшая каста, и значит ездить они должны только на дорогих машинах – лимузинах и ягуарах. Хотя особенно в машинах она не разбиралась – знала только эти два красивых названия. Сейчас она изо всех сил гнала свою развалюху, представляя, что это как раз и есть её шикарный автомобиль и она вся такая знаменитая скрывается за тёмными стёклами от поклонников… Представляла на заднем сиденье ворох букетов, и ещё коробки с нераспечатанными подарками – там наверняка могли лежать драгоценные украшения…

Думая так, она смотрит только вперёд, на дорогу, и ни в коем случае не оглядывается. Хочет как можно сильнее окунуться в мечту, поверить в неё настолько, чтобы в какой-то неожиданный момент мечта вдруг стала неотделима от реальности. Не позволяет сомнениям отвлекать её от этих фантазий, потому как точно знает – сомнения всё портят, рушат, обесценивают. Сколько она знала таких вот актёров, усомнившихся в своей исключительности – все они сейчас прозябают в провинциях и уже даже не смеют думать о какой-то там славе и столице. Но она знает – она в самом деле исключительная, и настанет тот момент, когда действительно оглянувшись, увидит за спиной толпу фанатов, преследующих её машину. А вдруг заветный миг уже настал? Вдруг реальность с мечтой сольётся именно сейчас?

…Так думала она с надеждой всякий раз, когда приезжала куда-нибудь и надо было взять сумочку с заднего сидения. Сейчас она вздрогнула, потому что в самом деле увидела там подарочный пакет, перевязанный бантом. Растерялась даже, потому что совсем забыла, что бросила подарок Акима Аркадьевича сюда, а теперь сразу вспомнила, с досадой усмехнулась, отшвырнула его в сторону и взяла сумочку.

Лето выдалось тёплое и её терзала грусть от прозябания в этой дыре… Ведь в это самое время она, такая сногсшибательная, могла зарабатывать миллионы и зрители могли замирать от одного только её взгляда. Пока не замирали и зрителей не было вообще.

…Она вышла из машины и зашла в свой любимый продуктовый магазин. Продукты здесь были дороже, вкуснее и качественнее тех, которые продавались всюду по городу в супермаркетах. В свежести она не сомневалась, потому что была здесь постоянной покупательницей, и так как продавцы её уже знали, то никогда не обманывали.

– Мне как обычно, – сказала она продавцу.

А обычно всего было очень много: она покупала здесь хорошую колбасу и настоящий сыр, который источал приятный аромат молочных сливок и таял во рту, не то, что другой, который был будто резиновый и который ели все обычные люди. Без бутербродов с сыром Лариса не представляла ни одного утра, а без колбасы – ни одного дня. Но это только сейчас, а потом, когда она наконец станет знаменитой и перестанет считать деньги, будет заказывать еду из ресторанов ещё более вкусную и дорогую.

Продавец неизменно ей улыбалась, всячески старалась угодить. Ларису это всегда весьма забавляло – тогда и вовсе она начинала играть роль эдакой богачки, что прямо-таки у неё получалось весьма убедительно.

– Как там погодка? Дождя нет? – спрашивала при каждом её визите сюда продавец.

Сначала такой вопрос приводил покупательницу в замешательство, после начал раздражать, но постепенно она осознала своё преимущество перед этой несчастной буквально привязанной к своему прилавку женщиной, и каждый раз с некоторой даже издёвкой, деланно умиляясь, рассказывала, как там солнечно и тепло, и как хорошо просто прогуляться по городу. После, забрав покупки, медленно смакуя каждый шаг, направлялась к выходу – при этом чувствовала спиной завистливый взгляд, но ей нравилось вот так дразнить, потому что она знала – продавцу совсем некуда деться, она не бросит свой товар и не побежит гулять следом за ней.

Всё в точности также происходило и сейчас, и она подчёркнуто медленно взяла пакет, источавший дивно-вкусный аромат. В какую-то долю секунды момент этот показался ей каким-то ненастоящим – может даже устаревшим, слишком часто повторяющемся в прошлом, а потому будто утратившим даже какой-либо смысл. А может это так реальность уже сливалась с мечтой, и от этого появлялись такие странные ощущения. И пакет этот с продуктами был как будто ненастоящим, и захотелось даже его немедленно развернуть, надкусить одно и второе, но она удержала себя от такого порыва, представляя, как нелепо это будет выглядеть со стороны. Ведь вокруг сновали люди и они смотрели. Ощущать на себе взгляды являлось весомой частью её профессии, и очень часто в самом деле она придавала важное значение тому, как смотрит на неё вот эта негласная публика.

Отыскала взглядом на парковке свою машину – за время её пребывания тут никакой добрый волшебник не подменил развалюху шикарным ягуаром… Оказавшись в салоне, она всё-таки немедленно откусила большой кусок сыра – едой она часто заглушала так неожиданно подкатывающую к сердцу тоску, хотя, впрочем, сейчас в самом деле почувствовала голод, и ещё хотелось всё-таки убедиться, что еда эта настоящая, ведь когда-то давно в юности и в детстве она не могла о такой даже мечтать.

Едва разжевав, проглотила сыр с наслаждением и откусила ещё.

Ехать никуда не хотелось, да особенно было и некуда. Работать летом она старалась поменьше, огородом не занималась, а друзья и вовсе казались ей каким-то ненужным аспектом жизни, и если она заводила с кем-то дружбу, только в том случае, если ей это виделось полезным и выгодным. Однако люди в последнее время стали чрезвычайно продуманными, использовать их удавалось редко, однако такие вот экземпляры, как Аким Аркадьевич, всё-таки ещё встречались. Она включила музыку в салоне – зазвучали почему-то детские песни, так сразу она не сообразила, то ли воткнула машинально какой-то диск, то ли это было радио. Однако песни узнала – в своём детстве она их слушала тоже, и тогда мыслями незаметно унеслась туда – в прошлое.

…Вроде с первого взгляда там было всё как у всех, немного кукол, плюшевый медведь, галетное печенье и какао, но девочка плакала – там, в прошлом. Размазывала сопли по щекам и что-то торопливо говорила – будто себе самой. Никто не слушал, не обращал внимания, тогда она топала ногой – это тоже не срабатывало, отрывала медведю лапу – и это не помогало… Брала игрушечную посуду и будто взрослая бросала её об стену. В кукольных чашках была налита вода с чуть-чуть добавленными акварельными красками, в тарелках – смоченная разноцветной водой нарезанная бумага.

– Ты психопатка! – кричала на неё мать, видя как всё это разноцветье радужными полосами стекает по светлой стене.

Девочка, услышав это непонятное слово, начинала кричать ещё громче.

Тогда мать хватала её за руки и по старинке ставила в угол – но девочка не понимала, чего ради она должна там стоять, поэтому тотчас выходила, а после пристально наблюдала, не схватят ли её, чтобы поставить туда снова, скалила зубы, будто дикий зверёк, или может быть даже бешеный, норовивший укусить в любой момент.

– Чего она такая? – спрашивали её родителей разные люди, которые часто бывали у них в гостях.

Их лица маленькая Лариса не запоминала, а имена не знала и вовсе – для неё все они были надоевшими гостями, которые приходили непонятно зачем, никогда не приносили ей никаких гостинцев, даже всегда, как ей казалось, основательно мешали им жить.

– Психопатка она у меня, – всегда поясняла мать девочки и махала рукой в её сторону, а может быть махала на неё саму, этого так сразу было не понять.

– Из-за чего психует? – переспрашивали гости.

– Да по любому поводу, – бросала вскользь женщина и казалось, ей вовсе не важно, почему ведёт себя так её родное создание.

Несмотря на эти истерики дочери, она отворачивалась и продолжала с гостями свои скромные застолья.

Маленькую девочку раздражал запах спиртного – она не могла понять, зачем взрослые люди пьют эту дурно пахнущую гадость. И ещё ей становилось страшно, потому что повзрослев, ей предстояло пить то же самое. Но ей не хотелось, и поэтому не хотелось взрослеть, ведь взрослые, по её мнению, делали какие-то глупые нудные вещи, и ещё они все без исключения ходили на работу, и она вовсе даже не представляла, что можно делать там целыми днями. Наверняка там ужасно грустно и хочется реветь. И поэтому заранее от всех этих мыслей она тоже ревела. Они порой вот так внезапно захватывали её и мучили до тошноты. Но никак она не находила слов, чтобы объяснить, почему плачет.

Мать её всегда думала, что это просто так, без причины… То и дело давала девочке подзатыльники. Но Ларисе в самом деле никогда ничего не хотела, потому что всё и так было и многое, что хотела, она могла взять сама. Для этого всего лишь нужно было дождаться, когда разойдутся гости, а сама мать уснёт… Тогда девочка потихоньку пробиралась на кухню, собирала пустые бутылки и прятала их, чтобы потом, когда не будет никого дома, спрятав их в большой пакет, отнести в пункт приёма стеклотары. Мелочи, которую ей там давали, вполне хватало на сладости и разные другие девичьи пустяки и она удивлялась, почему взрослые не делали также, ведь у них тогда всегда были бы деньги и на работу тогда не пришлось бы ходить.

Становясь старше, запросы её тоже возрастали и тогда она понимала, что денег, полученных за пустые бутылки, вовсе не хватит на жизнь. Помимо домашних застолий теперь она собирала их просто на улице и в подъезде, всё время досадуя, что их слишком мало, и никогда не сдашь на такую сумму, какую необходимо. К её отчаянию со временем стал ещё подмешиваться подростковый возраст, и тогда она закатывала уже настоящие истерики, отчего мать лупила её нещадно.

– Ты спроси, может быть ей что-то нужно? – спрашивали тогда у неё неизменно гостившие подружки.

– Всё ей нужно, – отвечала в порыве гнева мать. – И шмоток модных хочет, и косметику, только всё не такое надо, как у нормальных людей, а прямо непонятно какое необыкновенное. Да только где это взять и на какие деньги?

Юная Лариса после этих слов постепенно замолкала – недоумевала она, как мать её догадывается обо всех этих желаниях, ведь они никогда не обсуждают их. Или она всё-таки иногда проговаривается? Хотя наверняка мать догадывалась об этом и без слов, бывая в комнате дочери, где все стены были увешаны фотографиями актрис. В самом деле поначалу мать это даже настораживало и она всерьёз беспокоилась, не лесбиянка ли её дочь, ведь обычно девочки любуются плакатами с сексапильными кинозвёздами мужского пола. Но потом поняла, что дочь её всего лишь хочет им подражать, быть похожей на них. Чтобы прервать порой истерики дочери, делала колкие замечания.

– Размодничалась, – кричала она. – Куда тебе до такого гардероба! Посмотри на них и на себя!