Рассказы и сказки Созополя

– Не отстанешь? – белокрылая чайка неохотно открыла глаза и посмотрела на гларуса.

– Это рядом! – он настойчиво звал свою подругу, показывая в сторону моря. – У самого берега!

Белокрылая чайка нехотя взмахнула изящными крыльями с белым оперением, и пара морских птиц через мгновение уже парила над местом всеобщего пиршества. Десятки птиц со всего побережья кричали, кружились у воды, подхватывали на лету хлеб, ныряли за утонувшим куском и быстро улетали в сторону.

Гларус на бреющем полёте спустился в знакомое место и подхватил небольшой лакомый кусочек. Он взглянул на свою подругу, а та невозмутимо описала большой круг над кормильцем-спасателем, едва взглянув на мокрые белые корочки, тихо набирающие в себя тёплую соленую воду, и так же спокойно направилась к себе на чердак – в «отель».

– Мне это не инте-ре-сно, – услышал гларус её шепот сквозь гвалт сородичей, грустно вздохнул и улетел в открытое море…

Дюны

Раскалённый песок мерцал и игриво переливался миллионами искорок под лучами южного солнца и накатами лазурных вод. Высокие песчаные дюны уверенно и твёрдо несли свои волны вдоль всего побережья и прятали за своими верблюжьими гребнями мелкие остатки разрушенных штормами судов и выброшенные на берег ракушки рапанов, мидий, пластиковые бутылки – весь тот мусор, с которым море спокойно расстается, не желая принять его в свои глубины. Выгоревшая на южном солнце трава и колючки украшали подножья дюн и как могли прятались друг за другом в поисках тени. Редкую чайку в этих местах мог заманить блеск осколка стекла или отблеск кожуры яркого яблока, вынесенного на берег.

Тишина с плеском волн и шепотом песка, да иногда отчаянные крики птиц окружали эти дюны долгие сотни лет и, казалось, так будет вечно.

Однажды июльским днём, когда солнце покинуло свой зенит, смирное прежде море заволновалось сильнее обычного. Северо-восточный ветер, наращивая воздушные потоки, погнал волну за волной на берег к дюнам. Мелкие волны сменялись крупными, мощные накаты приходили им на смену, потом возвращались назад, чтобы вновь обрушиться на берег. В этом морском хороводе рождалась и умирала белая морская пена. Когда волна необычайной силы выбрасывалась на берег, пена безумно пузырилась, подтачивала песок и неторопливо разъедала столетние дюны побережья.

Две маленькие дюны с содроганием вдавливались в землю, впитывали клокочущую пену и сжимались от внезапного страха.

– Невозможно устоять в этом кипении волн! – шептали маленькие дюны. – Ой, как страшно! Надо крепче держаться за корни колючек и надеяться на чудо… Только тогда мы устоим…

Одинокая гордая дюна невозмутимо стояла чуть в стороне и твёрдо отрицала возможность какой бы то не было гибели.

– Дюны сто лет стоят у этого берега и не пропадают! Так же и мы выстоим в этот шторм. Что там колючки, – спокойно говорила дюна, – надо быть уверенной в себе и тогда никакая волна не страшна.

– Нет… – шипела пена очередной волны, смывая песок под дюной, – вы все растаете в воде, превратитесь в морской песок…

– Молчи! Ты лишь морская пена и живёшь благодаря моему песку. Пришла волна – есть пена. Ушла волна и пена пропала, – грозно говорила дюна и с каждой волной становилась изящней и тоньше. – Дюны вечны, мы только меняем свой облик!

– Ой! С морем спорить бесполезно, – плакали маленькие дюны.

– С морем не спорят, его любят… С морем надо на «Вы»! Истончая нас пеной, море порождает новые дюны! Пена пропадет через мгновение, а мы будем жить здесь до следующего шторма!

Огромной силы могучие волны несколько раз подряд обрушились стеной на песчаный берег. Они накрыли собой всё побережье от далёкого начала бухты до унылых скал вдалеке. Такой мощи и силы не помнила ни одна столетняя дюна, не видели быстрокрылые чайки, не слышали острые колючки.

Когда схлынул «девятый вал», на месте двух маленьких и одной дюны вдалеке появился высокий песчаный гребень. Это была новая дюна, которая изящной волной песка гордо возвысилась над побережьем и прошептала убегающей пене:

– С морем не спорят, его любят… Я буду здесь красоваться ещё сто лет до очередного сильного шторма.

Капля

Воцарилась невыносимая жара. Яркое летнее солнце медленно подплыло к зениту и все вокруг истомлено замерло. Попрятались птицы, укрылись в тени звери, люди пропали вместе со своими машинами. Только мелкие мошки и муравьи не замечали пылающего воздуха, несносной духоты, отсутствия малейшего ветерка, плавящей духоты июля на побережье южного моря.

На тонкой тростинке у подножья старого ореха искрилась маленькая капля дождя. Она выделялась среди остальных ярким светом отраженного лучика солнечного зайчика и переливалась всеми цветами радуги. В маленькой капле тонула глубина синего неба, а маленькое белое облако вдалеке преломлялась в капле светом чудесной улыбки.

Казалось, что капля улыбается каждому, кто на неё посмотрит: шалуну – веселому солнечному зайчику, который подарил ей светлый лучик, спешившему по своим делам трудяге-муравью, лёгким беззаботным мошкам, мельтешащим то тут, то там.

В тени огромной зеленой кроны дерева капле было тепло и уютно. Случайная муха помыла в ней передние лапки, проснувшийся комарик окунул свой длинный носик в живительную влагу. Юркий паучок катался на тонкой паутинке рядом, задевал поверхность капли тонкими лапками и смеялся. Всем было хорошо рядом с каплей.

Капля с удовольствием вспоминала утренний дождик, когда с миллионами подруг вместе они танцевали чечётку на длинных ветках ореха, а потом любовались своим отражением в аккуратной лужице на широком листе лопуха. Внезапно налетевший ветерок неловко потряс дерево, и все подружки-капельки рассыпались под его кроной, попадали на землю или улетели кто-куда. Только маленькая капля не разлетелась на десятки брызг и удержалась на тростинке.

Капля наслаждалась счастьем дня жизни, понимая, что радость там, где есть мы. Весело тогда, когда смеешься. Хорошо с теми, кого любишь.

У капли не осталось подружек, и сама она с каждой минуткой становилась меньше и меньше. Но счастье не покидало её. Солнечный зайчик игриво щекотал её маленьким лучиком и любовался искристой улыбкой. Он подкрадывался с разных сторон и видел, как улыбка бегает по капле или прячется, пропадает и появляется вновь.

Казалось, солнечный зайчик сам растёт и набирается сил рядом с весёлой, уютной, прохладной, влажной и счастливой каплей. А она дарит улыбки всему свету и щурится от удовольствия.

– Как хорошо, что ты есть! Ты, Капля, такая прозрачная и крсивая… Как ты искришься жизнью!…

Она игриво улыбалась ему, радуясь комплиментам и растущему рядом солнечному свету, но неожиданно зайчик… пропал, в последнее своё мгновение успев прикоснуться к маленькому листку и склонить его над каплей, подарив немного тени.

– Что с мной? Я превращаюсь в шарик, – удивлённо воскликнула капля, не зная, как время определяет движение жизни, как свет дарит тень, ночь сменяет день. Капля совсем не ожидала, что огромный солнечный луч придёт на смену маленькому лучику зайчика и жарко припечёт её.

Листок прикрыл каплю от света солнечного луча и получил ещё одну счастливую улыбку капельки, которая становилась меньше и меньше. Он заворожёно смотрел на её улыбку, прикрывал от солнца, но капля уменьшалась на глазах.

На смену лучу из-за кроны дерева выглянуло солнце. С хлынувшим ярким светом маленький листок задрожал и упал. Под немилосердной жарой капля вмиг испарилась, успев оставить на тонкой тростинке воспоминания о своей счастливой влажной улыбке…

Мидии скордаля

– Присаживайтесь! – немолодой сосед в тёмных очках и при белой бороде позвал к столу всех, кто был в это время во дворе. – У меня есть отличный повод выпить виски! И не только виски, но и рома. Не гавайского, правда, но вкусного! Я уже попробовал…

Было видно, что сосед уже хорошо попробовал, и не только ром и виски. Но из вежливости подошли трое и присели рядом. Пригубили.

– Ничего вискарик.

– А ром сладковатый.

– На этом побережье все напитки хороши, – послышались реплики. – А что за повод, Маэстро?

Именно так соседи звали местного старожила, который в прошлом работал художником-оформителем. В последние годы Маэстро подрабатывал дистанционно иллюстратором детских книг.

– Рассказываю. Завтра должен ко мне приехать автор детской книги под названием «Краб». Ждет мои иллюстрации. Получилась у нас добротная сказка для дошкольников с моими картинками. По такому случаю, решил я пойти в город и найти то самое кафе, где мы с вами на днях ели мидии Скордаля? Помните? Отлично! А я вот это место забыл. Но нашёл довольно быстро, заказал на послезавтра столик и отправился домой. По дороге замечаю замечательный белый кувшин-молочник. Знаете, у старого города на торговых развалах интересные вещицы попадаются. Смотрю, а на молочнике нарисованы разные морские представители. Присмотрелся, а это герои нашей сказки! Только главного героя там нет. Краба! Продавец развёл руками. Говорит, что этот молочник последний. Он, как антикварный, под старину сделан, сколы там, потертости. Купил я этот кувшин, решил завтра подарить… Смотрите какой!

Он вытащил из рюкзака молочник с широким носиком, на котором синей и голубой краской были нарисованы ракушки, морская звезда, морской конёк и прочая живность.

– Так здесь и краб нарисован! – Воскликнул один из соседей.

– Вот в том то и радость. И повод! Слушайте дальше. Иду я с эти подарком, хозяин убрал кувшин в свой рюкзак и вижу, что на набережной, недалеко от центрального входа в старый город, на территории детского сквера стоит небольшая палатка, перед ней стол в виде рабочего верстака, а на нем краски акриловые, кисточки. Для детей там аттракцион. Они покупают белую керамическую фигурку и сами раскрашивают! Подхожу к продавщице, знакомлюсь. Имя у неё редкой красоты и звучания – Радостина. Имя – в цель! Говорю: «Порадуйте меня, Радостина! Дайте немного краски – я краба на кувшине нарисую». Смотрит она на меня, на молочник, и советует его ещё лаком покрыть. Так как мой кувшин не такой, как её керамические фигурки. И лак у неё есть. Сел, рисую. Тонкая кисточка, руки немного не в рабочем состоянии, волнуюсь. Но все получилось. Удивлённая Радостина искренне похвалила, но сказала, что надо пол часика подсушить картинку. Отправился я на пляж, искупался, ракии глоток один сделал, согрелся. Солнце садилось. Вернулся к Радостине, а она уже лак приготовила, мне отдаёт, а сама продолжает с детьми заниматься. Покрыл я рисунок лаком и оказалось, что краб на картинке, как запланированный. Оставил я молочник с рисунком, покрытый лаком, сохнуть, а сам пошёл обмывать неожиданный подарок привычной соточкой под пиво с картошечкой фри. Возвращаюсь довольный, счастливый. Расплатился с Радостиной, забрал свой кувшин с морскими представителями и моим крабом – главными героями сказки, и отправился домой! По дороге решил купить что-нибудь еще, а определиться, что лучше сегодня: ром или виски, – не смог. Купил обе бутылки!

– За это надо выпить! – Сосед справа поднял свой бокал. – Я как антиквар говорю. Хорошие вещи – редкие вещи. Покупай! Тьфу. На здравие!

Все пригубили свои напитки, а антиквар решил поделиться своей историей.

– Продавался антикварный стол. Приехали мы с коллегой. Открывает нам двери мужик еврейской внешности лет шестидесяти пяти. Проходите, смотрите. Хороший стол, красивый, не хуже твоего кувшина, но есть кое-где грехи, то се… «За сколько продаёте?» – спрашиваю. «16000 рублей» – отвечает. Такие тогда были цены. «Нет, – говорю – только за 14000». Хозяин стола задумался, а потом отвечает: «Я посоветуюсь с мамой», – и уходит во вторую комнату, где, по всей видимост, и лежачая тугая на уши женщина. Рассказывает он ей громко. Мы слышим. А та спрашивает: «Сколько это будет в долларах?» Сын пересчитывает, отвечает, а она ему говорит хорошим таким картавым голосом: «Продавай!»

За столом раздался лёгкий смех.

– Ещё не все. Перед нашим уходом бывший владелец стола спрашивает: «Вам нужны новые моторы от запорожца? Нет?! У меня в сарае лежат два. Они же скоро будут тоже антикварными…»