Николай. Мой друг Ленин

Николай. Мой друг Ленин
Анна Милова

Две семейные пары начала XX века – Владимир Ленин и Надежда Крупская, Николай и Александра Романовы. Два чуждых враждующих мира. Что между ними может быть общего? Они похожи тем, что хотят изменить ход русской истории.Повесть на основе реальных исторических фактов и альтернативная версия истории.

Николай. Мой друг Ленин

Анна Милова

© Анна Милова, 2023

ISBN 978-5-0060-2986-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

Автомобиль пересёк Невский проспект, по лёгкому ноябрьскому снегу прочертил Дворцовую площадь. Она слушала теперь не привычное «Боже, царя храни…», а «Мы жертвою пали в борьбе роковой…», красными знамёнами празднуя годовщину революции. Увешанный плакатами Зимний дворец отмечал рождение новой эпохи. «Свобода, равенство, братство», «Отречёмся от старого мира», пестрело вокруг.

За площадью встали у мрачного серого здания. Нахмуренные – один в пальто и в шапке, другой в кепке и в кожанке, поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, и пошли по анфиладе парадных залов. Там никого не было видно: в белых чехлах пылилась мебель, в стенах чернели провалы каминов, эхом отскакивали шаги от мраморных стен – ковры сняли и под ногами поскрипывал дубовый паркет.

Звонко тикали часы, с люстр печально свисали хрустальные листья.

Всё начинало обрастать забвением.

– Как они жили в таком каменном мешке? До костей пронизывает холод, – поёжился солидный человек в пальто с собольим воротником, – А когда его жена уехала, Степан?

– Не уехали, а удрали, поправил он руководителя, – Успели сбежать от расправы. Князь-то, который здесь жил, вроде и стишки писал?

– Не вроде, а издавал стихи – салонную, буржуазную поэзию, – подтвердил Пётр Анатольевич, – Ты, Степа, в НАРКОМПРОСе* служишь и должен приобщаться к…

– Приобщаться?! – Нервно перебил тот руководителя. – Отсюда всё старье велено убрать, да позолоту забелить.

– Ты погоди командовать! Одернул Пётр заместителя. – Там, он показал пальцем куда-то в сторону, пока ничего не решили. Дворец достояние народа.

– Какое к чертям, достояние! Возмутился Степан, – У нас своя культура будет. Что он в жизни и в поэзии-то вашей понимал? В деревнях поди не голодал, на каторгах не горбатился. Воры, буржуи, ух!

Он сорвал с головы кепку и швырнул её на изящный позолоченный диванчик так, что тот будто съёжился и вскрикнул в ответ на грубость Стёпы.

– Ценности и картины вывозят? – Уточнил Пётр Анатольевич, – Мы подумаем и примем решение.

– А может, приют для детей устроить? – Предложил Степан.

– Посмотрим.

Тот промолчал, но на дне его глаз читалось: «А ты, интеллигентик – контра».

По винтовой лестнице они спустились вниз в личные покои бывших хозяев.

Прошлись по комнатам – оглядели уютную гостиную: пальмы в кадках, гору вышитых подушечек на диване, пёструю скатерть на круглом столе под шёлковым зелёным абажуром.

– Какое мещанство! И жили, как обычная мещанская семья, – теребя засохшие розы, заключил Заключил Пётр Анатольевич, – М-да, цветочки, вазочки.

В кабинете они прошли к письменному столу. Рядом с ним стоял распахнутый сейф, а в нём лежала тетрадь в солидном кожаном переплёте. Замочек на ней был сломан и бездействовал. Пётр Анатольевич вынул её, небрежно покрутил в руках:

– Его бумаги остались? Превосходно.

Он полистал страницы с изящным почерком, и, остановив рукой одну, вчитался. Брови его удивлённо поплыли к вискам. Пётр Анатольевич покачал головой и хмыкнул. Степан, теребя кепку, глядел на него с нетерпением. Наконец, он оторвался от тетради и аккуратно положил её в свой портфель.

– Вот что, Стёпа…, решительно начал он, но помедлил, решая сказать или пока не говорить ему нечто важное.

*НАРКОМПРОС – с июня 1918 года Народный комиссариат просвещения РСФСР.

Глава II

Сегодня Долли проснулась рано, ещё не было и семи часов утра. Она подошла к окну, отдёрнула тяжёлую зелёную штору – солнца не было, а по Неве катились серые, унылые волны – значит, впереди у неё такой же, как и все, пустой и скучный день.

В последнее время она стала просыпаться, как от удара при мысли, как ей много уже лет и как страшно мелькает время, и что ужасно – в её русых волосах засверкали серебристые нитки. А она ещё не старая, всего тридцать два года. Что же, она проживёт всю жизнь в холодном особняке с видом на Неву и гранит с нелюбимым мужем в придачу?

Княгиню Дарью Алексеевну Рослову выдали замуж рано, она едва окончила гимназию, была хороша собой, и подходящего жениха для знатной, хотя и небогатой невесты из немецкого рода герцогов Романских нашли быстро. После венчания Долли поселилась в доме мужа и ощутила себя будто за дверью клетки, где остались все её прежние девичьи грёзы о большой взаимной любви, единении с мужем, интересной жизни и учёбе в университете. А вместо тех мечтаний выезды в свет, роскошные наряды, лицемерные улыбки и сплетни – вот и весь смысл её жизни.

Материнство тоже далось ей с трудом – с детьми Долли ладить не умела, смущалась, не знала, что с ними делать. У неё было трудное детство: она не знала любви матери – та умерла через день после рождения дочери, а няньки девочки менялись так же быстро, как и пассии её отца.

Только с подругами в гимназии и дома с друзьями- книгами ей было по- настоящему хорошо.

Жизнь с мужем и близость с ним ей опротивела, и Долли ощутила, что идёт к финалу своего брака, а может быть, и жизни. Такие мысли она всё же гнала от себя – оставить детей без матери жестокость непростительная – она знает, каково жить почти сиротой, но ей казалось, что сами дети не слишком нуждаются в ней. Она тянула разрыв и не решалась на трудный разговор с мужем, опасаясь только за двоих дочерей и сына, а сама давно приняла такое решение – взять всех троих с собой и уехать, пусть в никуда, но только в другую, вольную жизнь.

Долли приготовилась поставить точку и рассказать всё мужу именно сегодня, когда её ничто не держит: приданое не прожито, и в запасе есть крупная сумма денег, а там будь что будет.

Она надела кружевной пеньюар, кругами побродила по спальне, потирая руки, медлила, но, собравшись с духом, всё же спустилась вниз в кабинет мужа.

Скрип ступенек деревянной лестницы пронзил Долли насквозь. Она вытянулась, как стрела перед полётом.

Её муж поднимался рано и с утра шёл работать к себе в кабинет. Одетый в костюм, он уже сидел за письменным столом и разбирал бумаги.

«Господи, благослови!», попросила она.

– Доброе утро, Виктор! Как настроение? – Любезно спросила Долли.

Она давно продумала свои фразы и его возможные ответы.

– Благодарю тебя, кажется, здоров, а почему тебе не спится? – Сухо спросил муж, и грузно развернувшись к ней, привстал с кресла, чтобы поцеловать ей руку. – Здорова ли ты?

Она присела на край высокого дивана и опустила голову:

– Всё хорошо, благодарю тебя. Прости, что беспокою тебя, но мне нужно поговорить.

– Слушаю тебя, Долли.

– Знаешь, – она выдохнула, – Я хотела бы поехать с детьми в Европу, чуть слышно произнесла она, словно ожидая расправы над собой.