Двое для трагедии. Том 1

Это слово, манящее и сладостное, заставило меня не думать ни о чем больше, кроме него.

Кровь… Свежая… Прямо из теплых вен человека…

Меня тут же охватило то, о чем я на время забыл – жуткий хищный голод. Этот голод яростно охватил все мое существо. Мне срочно нужно было выпить крови. Уйти, пока я был еще в силах сдерживать себя. Черт, и почему я не поел вчера? Зачем я так долго тянул с этим? Ведь я мог быть опасен для Владиновичей. Особенно для Вайпер.

Слово «кровь» из уст моей возлюбленной показалось мне ужасным, но и сладостным до изнеможения. Я почувствовал, что больше не смогу держать себя под контролем, не смогу контролировать свой жуткий голод, который стал хозяином моих мыслей и моего тела: он словно сжигал меня изнутри, сжимал мои внутренности и заполнял сознание бредом. Я чувствовал дрожь во всем теле.

Мне срочно нужно было убить. Дотерпеть до вечера я не мог. Мне нужно было уйти.

Уйти! Сейчас же!

– Нет, не очень, – сдавленно ответил я, так как прилагал титанические усилия, чтобы не потерять над собой контроль и держать в узде мой голод, но это давалось мне слишком тяжело: я чувствовал, что еще пара минут – и я полностью потеряю контроль над своим сознанием.

Люди, испытывающие голод, становятся нервными, злыми, раздраженными и неуправляемыми – доходя до определенной точки голода, они набрасываются на первую еду, которую видят. Но все это – пустяки по сравнению с тем, что, дойдя до этой точки, могу сделать. Если я сейчас же не уйду, то могу убить первого, кого увижу. Убить Вайпер.

Глава 19

– Боже, что с тобой? – вырвался из моей груди тихий возглас.

Седрик задрожал, а его глаза вдруг засветились лихорадочным светом – его взгляд напоминал взгляд безумцев. Он смотрел куда-то в сторону, будто вел с собой длинный диалог. С ним что-то происходило – что-то ужасное. Состояние Седрика привело меня в самую настоящую панику, но мое горло сдавило, и крики о помощи застряли в нем.

«Мама! Папа! Седрику плохо! Мне нужна ваша помощь!» – рвалось из груди, но я лишь тяжело дышала и не отводила от Седрика испуганного взгляда.

– Я плохо себя чувствую… Точнее, ужасно… Я ужасно себя чувствую. – Его голос стал сдавленным, будто он говорил через силу. Его слова были глухи и обрывисты. – Я пойду… Прилягу… Мне нужно… Лечь.

Он болен? Только что он был свеж и полон сил, шутил, смеялся! А сейчас он словно умирал, будто какая-то болезнь терзала его, неожиданно схватив в свои страшные объятья!

– Да, тебе нужно прилечь… Или нет – я сейчас же позову соседку, она работает медсестрой! Она поможет тебе! – быстро затараторила я. Мой голос был высоким и дрожащим.

– Она не сможет мне помочь! – вдруг нервно рассмеялся Седрик.

– Тебе станет легче! Пожалуйста, позволь мне! – едва не плача, воскликнула я.

Седрику было плохо, а я ничем не могла помочь ему!

– Не нужно никакой медсестры! Я прилягу… И все пройдет… Мне нужно побыть одному… Не волнуйся, это иногда со мной случается… Скоро пройдет… Обещаю тебе… – отрывисто сказал Седрик.

– Хорошо! – высоким писклявым тоном сказала я, поняв, что он не отступит от своего и не примет ничьей помощи, даже моей.

Я была до смерти испугана. «Хорошо», а что еще я могла сказать?

***

– Скажи своим родителям, что я устал… Не говори им о приступе… Пусть меня никто не беспокоит…

– Хорошо! – еще раз, но уже шепотом, ответила Вайпер.

Она была белой как снег, а ее широко раскрытые глаза были полны слез.

«Не плачь, Вайпер, только не плачь! Я не вынесу этого!» – думал я, понимая какую боль причинял ей, да еще и отвергал ее помощь. Но я уже с трудом боролся с собой, и не мог оставаться с ней и утешать ее.

– Прости меня! – прошептал я и, отпустив ее ладонь, взлетел по лестнице на второй этаж в свою комнату, оставив Вайпер одну, со слезами на глазах, не дав ей никакого ответа, никакого объяснения.

Заперев дверь на замок изнутри, я побежал к окну, открыл его, прыгнул на росшее неподалеку дерево и, спрыгнув на землю, покрытую снегом, побежал, куда глаза глядят, – подальше от дома Владиновичей. Мой бег не оставлял следов: подошвы моих ботинок почти не касались снега – так быстро я двигался. Я бежал, не зная куда, но, зная одно – тот, кто первым попадется на моем пути, станет той желанной до безумия пищей, которая усмирит мой жуткий голод, превращающий меня в монстра. В этот раз я был готов отступиться от своих принципов и убить даже женщину.

Добежав до большой широкой улицы, наполненной смертными, я остановился и стал жадно вдыхать аромат окружающей меня крови – эта кровь ударила мне в голову, и я стал терять самообладание. Аромат крови бурлил в моих до крайности напряженных нервах, и я лихорадочно искал глазами того, кто завернет в маленький узкий переулок, скрытый большими деревьями, на одном из которых прятался я.

И вот, появилась моя жертва – молодой мужчина, кровь которого говорила о том, что он несколько выпил с утра, но мне было плевать! Я неистово желал выпить этой грязной мутной крови! На этой мысли я полностью потерял над собой контроль.

Все было в тумане. Это был первый раз за все прожитые мною годы, когда я довел себя до такого состояния: я потерял контроль над своим хищническим яством и стал чудовищем, главная цель которого – убить, выпить всю кровь из вен жертвы.

Когда я насытился, когда мой ужасный всепоглощающий голод отступил, я еще несколько минут не мог прийти в сознание. Вскоре мой разум прояснился, и я увидел, что находился на одной из толстых верхних веток могучего дуба, а рядом со мной, прислонившись лицом к стволу дерева, сидел труп – обескровленный, белый, с двумя зияющими дырами на шее от моих клыков. С жалостью посмотрев на свою жертву, я обнаружил, что убил молодого человека лет двадцати, совсем еще мальчишку. И, в ужасе от самого себя, я закрыл глаза и едва не взвыл, как дикий зверь, от переполняющих меня чувств – стыда, раскаяния, угрызений совести и отвращения к самому себе. Я ненавидел себя. Меня съедала горечь того, что я перешел границу разумного и перевоплотился в безумного убийцу, в страшное существо, которое убило бы и Вайпер, если бы я вовремя не сбежал. И все от моей беспечности: я забыл о том, что мне нужно пить кровь через каждые четыре дня, и поставил под угрозу самое святое – жизнь Вайпер! Я испытывал глубокое отвращение к тому, что залез на дерево и встащил на него свою жертву – бедного юного мальчика, как зверь в свое логово, чтобы никто не помешал, не увидел…

Никто не увидел…

Я резко открыл глаза – ко мне вернулась моя бесчеловечная расчетливость. А если кто-то все же увидел меня? Но я пришел к выводу, что, если бы свидетелем моего преступления все же и оказался случайный прохожий, он был бы убит хищным монстром, который никому не мог позволить разоблачить себя. К тому же, других трупов, кроме моей жертвы, я вокруг себя не увидел. К счастью, на моей одежде не было ни капли крови.

«И после этого я пойду к Вайпер? Буду целовать ее? Этими грязными, покрытыми смертью и кровью губами?» – Мысль о том, что теперь я должен был смотреть в глаза Вайпер, убивала меня. Я осознавал, что не достоин был даже дышать с ней одним воздухом.

Я сидел на дереве, рядом с трупом, до наступления ночи, и думал о том, как Вайпер волнуется из-за того, что я не выхожу из комнаты, из которой не исходит ни единого звука. Она волнуется за меня. Мне вспомнились слезы на ее глазах, когда Вайпер отпускала меня, ничего не спрашивая, не настаивая. Она просто отпустила меня, и я был благодарен ей за это. Я пообещал себе, что никогда более не доведу себя до такого состояния, и буду исправно пить кровь каждые даже не четыре, а три дня.

Когда наступила ночь, я взвалил на плечи труп, осторожно спустился с дерева и, крадучись по темным узким переулкам и не оставляя после себя ни одной улики или следа, добрался до выхода в лес и стрелой побежал туда. Там я зашел в самый глухой угол, выкопал глубокую яму (лопату я взял во дворе одного из ближайших к лесу домов) и сжег труп вместе со своим свитером и рубашкой, на которую, все же, упала пара капель крови, когда я нес на плечах труп.

Сжечь – наилучший вариант заметания следов. Нет тела – нет преступления. Возможно, скоро семья моей жертвы подаст в розыск, но искать будет уже некого и нечего – его тело превратилось в обугленные останки. Достать огонь и устроить костер – нет ничего легче: стоит лишь посетить ближайшую автозаправку и «одолжить» там канистру или две бензина. Одна искра, упавшая на тело от столкновения двух камней, – и огонь пожирал все, что я приказывал ему пожрать.

После того, как я избавился от трупа и убедился в том, что уничтожил все следы моего преступления, я добрался до дома Владиновичей так же незаметно, как и покинул его. Попав в свою комнату тем же путем, каким уходил, я пошел прямиком в душ, чтобы смыть с себя отвратительные воспоминания и запах крови и костра. Затем я почистил зубы, чтобы во рту не осталось вкуса крови, и надел новую чистую рубашку. Едва я застегнул последние пуговицы, как услышал тихий стук в дверь.

Я открыл: на пороге стояла Вайпер. Она держала в руке свечу – бледная, с покрасневшими глазами, говорившими о том, что она плакала из-за меня.

– Седрик! Тебе лучше? – срывающимся шепотом спросила она. Свеча в ее руке задрожала.

Я понял, что Владиновичи-старшие уже спали, и лишь Вайпер не спала и ждала момента, чтобы узнать, стало ли мне лучше. Но я не мог разговаривать с ней – я чувствовал себя негодяем, грязью, я хотел провалиться сквозь землю.

– Да, Вайпер, не беспокойся и ложись спать, – только и смог сказать я твердым, нетерпящим возражений голосом. – Завтра я все тебе объясню.

– Хорошо, – тихо сказала Вайпер. – Спокойной ночи. – Она медленно пошла в свою комнату.

Я возненавидел себя еще больше: я грубо прогнал ее, и теперь она будет мучиться всю ночь и думать о том, что она сделала не так, чем заслужила мой строгий тон.

– Я люблю тебя, – сказала Вайпер перед тем, как закрыть дверь в свою комнату.

– И я люблю тебя! – с горечью, тихо сказал я, но она уже закрыла дверь и не услышала моих слов.

Вновь заперев дверь, я рухнул в постель, проклиная себя и свою вампирскую сущность.

***

Седрик ушел. Точнее, сбежал.