Земноводное в кармане, или Сумасбродные похождения Лилит Ханум, женщины, любящей приключения и не признающей ограничений, да не станет она образцом для подражания

Из зеленого лягушонок стал бледно-салатовым.

– Я надеюсь, уважаемая фрау шутит?

– Отнюдь, милое земноводное, отнюдь. Подозреваю, что Всевышний послал меня тебе с целью отучить от ксенофобии.

– О, как жестоко я наказан!

Лягушонок действительно выглядел убитым горем, и Лилит Ханум пожалела его, усадила на ладонь и погладила.

– Не печалься, Генрих, ты многого не знаешь о Востоке. Ты увидишь, что люди там такие же, как и везде, и среди них больше всего хороших и порядочных. Я уверена, тебе понравится.

Генрих быстро успокоился: видимо, зачарованный принц был чувствителен к женской ласке. Он умильно посмотрел на Лилит Ханум и с робкой надеждой произнес:

– А ты будешь для меня каждый день танцевать соблазнительный танец живота?

– Ишь, размечтался! – расхохоталась Лилит Ханум. – Обойдешься!

Так они и подружились. На следующее утро Лилит Ханум взяла Генриха с собой на конференцию, а через день – на экскурсию, чтобы он мог насладиться последними днями европейской жизни.

И вот наконец настала пора отправляться в Стамбул, а оттуда в Шахину. Пока Лилит Ханум собирала вещи, лягушонок устроил долгий плач на тему «Прощай, Европа, прощай, цивилизация, мне предстоит жить в глинобитной хижине в пустыне среди змей и скорпионов, придется забыть о комфорте, мыться песком и довольствоваться обществом погонщиков верблюдов». К тому моменту, как настала пора ехать на поезде во Франкфурт, а оттуда в аэропорт, он уже изрядно утомился страдать.

По дороге на вокзал Лилит Ханум заехала в кебабную «Вавилон», где выпила чашку черного чая с немыслимым количеством сахара. Генриха она посадила в карман, где он прикинулся резиновой игрушкой, что привык делать в любой непонятной и опасной ситуации: не в меру колоритных работников кебабхауса он побаивался. Там, в кармане, Генрих и заснул, причем так крепко, что проснулся лишь в Шахине, когда Лилит Ханум уже устроилась поудобнее на заднем сиденье такси. Высунув любопытную мордочку и поглядев в окно, Генрих увидел новое современное здание аэропортового терминала, стоянку автомобилей, аккуратные клумбы на газонах и ряды солнечных батарей. Такси вырулило на трассу и помчалось в направлении города.

Подавать голос и спрашивать, где именно он сейчас находится, Генрих не решился, ибо знал, что впереди его ожидают жуткие приключения на таинственном Востоке, душные караван-сараи, переходы с купеческими караванами через горы и пустыни, словом, все, о чем он читал когда-то в сказках «Тысячи и одной ночи». К тому же на Востоке орудовали разбойники или, как их называют нынче, террористы, и – кто знает! – не была ли связана с ними фрау Лилит?

То, что сейчас Генрих видел из окна, выглядело более или менее пристойно: многоэтажные здания, похожие на виденные им в Восточной Европе, рекламные щиты с надписями на незнакомом языке, указатели, дублированные латиницей. Выглядело это небогато, но добротно, как в былые времена в ГДР или Польше.

Машина стала подниматься все выше и выше в гору, и Генрих, потеряв равновесие, свалился в темный, пахнущий французскими духами карман пиджака Лилит. Когда хозяйка наконец извлекла его на свет божий, он увидел симпатичную, хоть и не до конца отделанную виллу – двор, просторный новый дом с недокрашенными потолками – и спросил:

– Это мы где?

– На том самом Ближнем Востоке, милый Генрих. Тебе предстоит здесь жить долгие годы. А это мой дом.

– А тут электричество есть?

– А как же! Есть, и вайфай имеется, если тебе он нужен. Недавно провела.

– И вода в кране?

– А ты собрался на колодец ходить? Серьезно?

– Нет, ну мало ли…

Генриха ждала масса удивительных открытий: никаких верблюжьих караванов здесь не было уже лет сто, люди носили европейскую одежду, разве что чуть более яркую и кричащую, женщины в чадрах встречались реже, чем в Гейдельберге, и на них смотрели с куда более неприкрытым интересом, чем в Германии, и ни в каких благах цивилизации недостатка не наблюдалось. Разве что в массе своей люди были победнее и последствия недавних войн и разрухи устранены не полностью. Но в целом тут жилось не хуже, чем когда-то в Варшаве, где Генриха так и не поцеловала одна слишком гордая полька. Впрочем, о своих бывших Генрих быстро отучился вспоминать, так как Лилит при первом же упоминании о польской гордячке сразу попросила его найти логическую связь между двумя фактами: а) она ужасно ревнива; б) декоративные подушки в ее спальне довольно тяжелые. Генрих без труда решил сию задачку, ибо в юности обучался формальной логике.

С тех пор они сосуществовали мирно, иногда беззлобно поругиваясь, и со временем их отношения все более и более стали походить на родственные. Лягушонок перестал звать хозяйку «фрау Лилит» и перешел на «ты», а также подружился с рыцарями Круглого стола, которых говорящая амфибия привела в неописуемый восторг. Они относились к лягушонку с отеческой нежностью, а Овейн как-то раз наловил ему на десерт кузнечиков. Увидев шахинских кузнечиков, Генрих слегка оробел, ибо не привык к тому, что на юге все летающие и ползающие твари отличаются исполинскими размерами. Однако лягушонок оказался все же немного больше шахинского кузнечика и не без труда, но все же смог справиться с угощением.

Несколько раз Лилит Ханум брала Генриха в гости к кузинам, и там он оказывался в центре внимания, его брали на руки, баловали, слушали его рассказы о былых временах, кормили сладостями…

Через несколько месяцев Генрих поймал себя на том, что любит Шахину и ее обитателей, но виду, конечно, не подавал, памятуя о том, что это все-таки далеко не Европа.

Глава двенадцатая

Месть дяди Джафара

За повседневными хлопотами Лилит Ханум совершенно забыла о прежних хозяевах дома. Каждый день начинался рано и продолжался разнообразными трудовыми свершениями. Лилит Ханум обычно вставала спозаранку, принимала душ, завтракала, заправляла кровать, подметала двор, мыла посуду, заранее открывала створку ворот, чтобы рабочие зря не трезвонили, а входили сразу, и расставляла на столе кофейные чашки. Примерно в восемь раздавался деликатный стук в открытую дверь, и во дворе показывались сначала Артур, а за ним и все остальные. Лилит Ханум приветствовала пришедших и тут же ставила на огонь джезву. Рыцари удалялись в дом, после чего снова возникали во дворе уже в рабочей одежде, живописно пестревшей присохшими пятнами цемента и краски. К этому моменту кофе был готов.

– Гарик, – укоризненно качал головой Овейн, – ты опять занял мое место?

– Неа, – отвечал Гарет, – не твое, а Артурчика!

Некоторое время они препирались по поводу того, кто будет сидеть на углу, и Лилит Ханум начинала понимать, для чего во время оно король Артур изобрел именно круглый стол. Впрочем, братья никогда не ссорились, только дружески друг друга подкалывали.

Тут же прискакивал Генрих, который оказался не меньшим кофеманом, чем армянские мастера. Он отхлебывал из миниатюрной чашки и попутно затевал умные беседы, дабы блеснуть эрудицией.

– Я считаю, что Эшенбах был прав относительно сущности Грааля, – вещал он и делал очередной глоток, манерно отставляя зеленый мизинец. – А что вы думаете по поводу поисков сего сосуда?

– Генрих-джан, – ласково обращался к нему Артур, – ну зачем его искать? Если надо, то мы сделаем какой хочешь Грааль, можем из гипса, можем из мармора…

– Из мрамора дорого! – взвивалась Лилит. – Я сколько денег угрохала на мрамор для лестницы! Я вам не миллионерша! Грааль потом сделаем, когда все потолки побелим!

– Какая ты приземленная, сил нет! – дулся Генрих.

– Не дуйся, лопнешь, как лягушка из басни! – грозила Лилит.

– Я вот что скажу по этому поводу, – примирительно заявлял Артур, – Лилит Ханум здесь заказчик, а слово заказчика – закон. Если заказчик решает, что Грааль сейчас не нужен, отложим до лучших времен!

– Вы ничего не поняли, – кипятился Генрих, – его не надо делать, его надо искать!

– Хорошо, хорошо, – успокаивал его Артур, – поедем на строительный рынок и найдем! Нашли же мы кафель именно того бежевого оттенка, который был нужен!

Генрих не сразу начал понимать, что Артур иронизирует. А когда понял, то обиделся и поклялся, что отыщет в Шахине кого-нибудь по имени Мордред, но это так и осталось пустой угрозой, несмотря на удивительную изобретательность жителей Закавказья по части имен.

Довольно скоро заносчивый принц с удивлением обнаружил, что чернь (а именно так, с некоторым расистским оттенком, он характеризовал рабочих, а заодно и Лилит Ханум, которая была с ними на одной волне) не хуже него разбирается в истории и литературе и способна отличить Эшенбаха от Кретьена де Труа да еще и напеть что-нибудь на тему поисков Грааля из Вагнера.

Итак, в то утро, о котором пойдет речь, кофейная беседа постепенно создавала нужное настроение, как вдруг мобильный Лилит Ханум разразился звонком с незнакомого номера.

– Алло? – вопросительно произнесла Лилит. В ответ раздался столь громкий и сердитый голос, что пришлось отодвинуть телефон от уха.

– Ну наконец-то я до вас дозвонился! И вам не стыдно такое делать? Воровать у честных людей, оскорблять почтенного пожилого человека?

– Вы не ошиблись номером?

– Нееет, уважаемая Лилит Ханум, я не ошибся! И вы сейчас мне ответите за все.

– А вы…кто? Представьтесь, пожалуйста! – Лилит была ошеломлена, сбита с толку.

Вся бригада замерла, забыв о кофе, ибо невидимый собеседник вопил так, что его было слышно всем.