Стучитесь в личку

Я хотела снять свои шлепки, но папа прошел, не разуваясь, прямо в ботинках из крокодила или бегемота. Мама бы ему врезала за такие дела. А Наташа – ничего, обняла и поцеловала.

Они красиво смотрятся вместе: он высоченный, а она маленькая, как Барби. И без бороды папе гораздо лучше.

* * *

Вообще-то мама запретила с папой вне школы общаться. Так случайно получилось.

Он повез меня на собеседование – но оказалось, не на собеседование, а просто отдать документы. Меня приняли без всяких проверок и тестов, это он договорился. А мы с мамой всю ночь готовились к этому ответственному этапу моей жизни. Она меня гоняла по программе шестого класса.

Но директриса на меня даже не посмотрела, только сказала:

– Хэлло! Хау ду ю ду?

Ну, я ей и ответила в том же духе.

А потом она все с папой разговаривала про какие-то пиломатериалы. Он ей обещал привезти вагон и маленькую тележку. Директриса очень обрадовалась.

Школа, кстати, самая обыкновенная, ничего такого сверх. Никаких золотых унитазов – я зашла, проверила. Просто все супер-мега-новое и чистота кругом идеальная, маме понравится. Еще бассейн есть и душевые в спортзале – нас с папой провели, показали. А у нас в деревне физра на улице проходила, даже зимой – чтобы не отапливать спортзал.

Ну и вот. После школы папа спросил:

– Ты голодная? Поехали поедим!

Я думала, мы зарулим в какую-нибудь кафешку, а он меня привез к себе домой. Я даже не ожидала. Сказал, что Наташа как раз вернулась из командировки. Они с папой, как я поняла, вместе работают.

– А я думала, вы геолог.

– Во-первых, не вы, а ты, – говорит папа. – А во-вторых, я и есть геолог. Мы интереснейшим делом, между прочим, занимаемся – разведываем месторождения полезных ископаемых.

– Да?! – я поражена. – Золота? Или алмазов?

– Бывает, что и золото находим, – улыбается папа. – А вообще, мы на никелевой руде специализируемся. Ты почему не ешь?

– Я ем… Вернее… А что это такое? – кажется, я опять покраснела.

У меня по тарелке размазано что-то розово-зеленое, а вместо вилки с ножом – палочки. И как, извините, ими есть?

– Честно говоря, сам не помню, как эта штука называется, – папа с серьезным видом вертит палочки в руках, а потом вдруг бац! – и подкидывает их к потолку. Он хочет их поймать, но палочки падают в супницу – плюх! Брызги во все стороны!

Папа с жалобной миной заглядывает в супницу и говорит:

– Вера, принесите, пожалуйста, ложки!

Мы с Наташей переглядываемся и хихикаем, как две заговорщицы.

Глава 6

Парк Юрского периода

Помню, в деревне нам задали писать сочинение – на тему: «Недавно я открыл для себя…»

Федоренка написала: «Недавно я открыла для себя секс…»

И все, представляете? Больше она ничего не написала – только многоточие поставила.

Учительница по литературе влепила ей двойку. А моя мама – она наша классная – сказала, что за такое и кола мало, потому что это безнравственно, и вызвала в школу Федоренкиных родителей.

Мама сказала тогда:

– Ты, Федоренко, мала еще, чтобы думать о таких вещах.

А она:

– Я что, виновата, что оно само думается? – и ржет.

У них с ее парнем уже все было, Федоренка сама рассказывала. Она рассказывает, а мне и страшно, и смешно, и противно. Как представлю, что самой скоро придется этим заниматься – голой! – аж тошнит от страха.

А литераторша, между прочим, тоже хороша. Она у нас на уроках ест пельмени – прямо из баночки.

Федоренкины родители так в тот раз и не пришли – они у соседей крестины справляли, третий день подряд.

Фрунзик Акопян долго-долго ничего не писал – все смотрел в окно. А там и глядеть-то не на что – сплошная слякоть и грязища по колено. У школьного забора – остов «ЗИЛа», весь рыжий от ржавчины, как соседский Бобик. Тоска.

А потом, уже в конце урока, он вдруг стал писать, писать и написал.

Он написал, что открыл для себя Америку. Все в мельчайших подробностях обрисовал: как он плыл в Нью-Йорк на корабле, как его выгнали из первого класса в третий, потому что у него не было билета, и как он там заразился холерой и чуть не отдал концы…

Он еще много всякого такого понаписал. Мы его после этого Колумбом с девчонками прозвали. Америку он открыл! Но Фрунзик не обижался. На вопрос учительницы, хочет ли он, когда вырастет, стать писателем, как Стивенсон или Даниэль Дефо, он ответил, что нет, не хочет. Что, когда вырастет, он станет конюхом или гаишником – как получится.

Хотите знать, про что написала я?

Про бабу Лизу и Морскую птицу. И еще про море, конечно. Какое оно бывает разноцветное в зависимости от погоды и времени суток. И если в разное время набрать из него воды в маленькие прозрачные бутыльки`, они тоже все будут разноцветными.

Учительница меня похвалила, даже прочитала на перемене мое сочинение вслух.

А маме, наоборот, не понравилось. Наверное, из-за бабы Лизы.

* * *

После обеда папа учил меня играть в мини-гольф. У них в саду специальная площадка для этого оборудована, со всякими дорожками и горками. В стиле парка Юрского периода.

Наташа загорала в шезлонге и болела за меня. А потом она вдруг сказала, что я красивая. Представляете?! Что я похожа на Скарлетт Йоханссон – она тоже не худышка.

Я всегда думала, что я обыкновенная, и мама так говорит. А иногда я себе вообще кажусь уродкой какой-то – толстая и плоская, как доска. Особенно меня мой нос бесит.

– Ну-ка, повернись в профиль, – говорит Наташа и пристально меня разглядывает. – У тебя нос – весь в папу, в меру вздернутый. Это признак природной веселости и душевной простоты. Тебе просто лоска не хватает, понимаешь?

– Нет.