Ухожу в монастырь!

В прежние годы я бы радостно сообщила об этом мужу поцелуем, но не сейчас. Хотя по его глазам я видела, как Лешка ждет этого «раньше», как надеется на него.

Весь этот месяц, прошедший после нашего возвращения из небытия, надеется.

Но увы…

Я не могу. Не могу простить его. Разумом понимаю, что не так уж он и виноват, что это был сексуальный приворот, результат двойных усилий старой ведьмы Степаниды и молодой ведьмы Тоньки-Изабеллы[4 - См. роман Анны Ольховской «Прекрасная дикарка».]. А в том, что ведьмовство и колдовство – вовсе не бабьи сказки, я имела несчастье убедиться лично и с тех пор не морщу пренебрежительно носик, когда слышу об этом. Да, большинство газетных объявлений, в которых «потомственные маги и колдуны» обещают на раз-два выполнить любое желание и излечить от любой болезни, даются обыкновенными мошенниками, потому что настоящие маги и колдуны предпочитают держаться в тени и вовсе не жаждут привлечь к себе внимание.

Но они есть. И не все среди них – белые. Приверженцев тьмы тоже хватает.

И Степанида с Антониной были как раз из этой, черной, когорты.

И оплели Алексея липкой паутиной весьма сноровисто, превратив его в послушную марионетку. Если бы Ника была рядом, ничего подобного бы не произошло, но нас не было…

И Лешка едва не погиб.

Надо было видеть его глаза в момент нашей первой встречи!

Пустые, безжизненные, наполненные лишь выгоревшим пеплом чувств, они вспыхнули такой дикой, безумной радостью, что я даже немного испугалась за его душевное здоровье.

Несколько показавшихся мне вечностью мгновений он, застыв на месте, смотрел на меня, на повзрослевшую за три года Нику, на никогда не виденного им сына, и в глазах его все сильнее закручивалось торнадо счастья, надежды, бесконечной радости и… пугающего безумия.

А потом ему навстречу шагнул Ежик. И робко спросил:

– Папа?

Никто и никогда до тех пор не видел Алексея Майорова плачущим.

Но эти слезы вымыли из его глаз безумие, оставив лишь искрящееся счастье.

И вернув ту самую, бесконечную, преданную и страстную любовь.

Любовь ко мне.

Он так надеялся, что все позади, что мы снова заживем все вместе, одной, ставшей на замечательного мальчишку больше семьей. И снова будет звенеть посудой на кухне Катерина, наша бессменная домоправительница, ставшая нашим детям любящей бабушкой. А в квартире тоже будет слышен звон, но не посуды, а заливистого смеха Ежика и Ники. И наш постаревший, седой, но все еще большой и сильный пес, наш страшненький, израненный ирландский волкодав по кличке Май, все три года преданно ждавший нашего возвращения, будет счастливо, по-щенячьи взлаивать, принимая участие в детской возне. И с восторгом катать на спине хохочущего Ежика.

А он, Алексей, будет стоять рядом со мной, обняв меня за плечи и прижавшись подбородком к моей макушке, наблюдая за храбрым всадником.

И плавиться от счастья.

В общем-то, все так и было. И вернувшаяся к нам Катерина, все еще периодически плачущая от радости при виде Ники и Ежика. И звонкий смех моих детей. И восторг старичка Мая. И вкусные запахи готовящейся еды. И мы с Лешкой, наблюдающие за играми наших детей.

Но – не рядом.

Нет, мы можем сидеть рядом, стоять рядом, Алексей может даже приобнять меня.

Но не слиться со мной в единое целое душой и телом.

Я не могу простить его. Не могу, и все.

Чувства и эмоции разуму никак не подчинятся. Тупо уперлись на своем, и сдвинуть их с этого своего мне пока не удается.

Что? Вы считаете, что я просто разлюбила Лешку?

Наверное, это было бы наиболее щадящим вариантом.

Но… Не получится.

Пощадить мою душу, изорванную в клочья, не получится.

Потому что я не могу разлюбить самого родного, самого лучшего, самого нужного мне мужчину. С тех пор, как я встретила Лешку, все остальные представители рода мужского перестали для меня существовать. Нет, как друзья и знакомые, они остались. И некоторых я очень люблю – Виктора, к примеру, или Артура. Или мужа моего Таньского, Хали. А Сергей Львович – вообще мне как отец.

Но МОЙ МУЖЧИНА, моя половинка, мое горькое счастье – только он.

Лешка. Алексей Майоров.

Больше всего на свете сейчас ждущий моего прощения. И возвращения.

Но я пока не могу.

И Лешка каждый день уезжает из нашей квартиры к себе. Он продал ту квартиру, в которой жил с Тонькой-Изабеллой, и купил другую.

А мы с детьми и Катериной поселились в нашей прежней, все эти три года, пока нас не было, стоявшей закрытой и пустой.

Куда Алексей приезжает теперь в гости…

Глава 3

В общем, легко и изящно поцокав вчера каблучками по паркету, я себе настолько понравилась, что решила немедленно выгулять новые сапожки, познакомив их с московским снегом.

Но немедленно не получилось, было уже слишком поздно для выноса себя в город. В запасе, правда, имелся вариант с Маем, давно уже нетерпеливо переминавшимся у входной двери, но, во-первых, утренние и вечерние прогулки с нашим собакевичем оккупировали дети (хотя кто-то из взрослых все же выходил вместе с развеселой компашкой, мало ли что). А во-вторых, надевать дизайнерскую обувь для сопровождения пса на попись было бы верхом гламуризма.

Это когда гламур сливается в экстазе с идиотизмом.

И я решила перенести премьеру сапог на утро.

И перенесла. И надела-таки их, несмотря на увещевания Катерины, предпочитавшей зимой носить исключительно войлочные опорки, черненькие такие, с суровой молнией впереди. Дизайна времен освоения целины. И, как ни странно, до сих пор выпускаемые отечественными обувными фабриками.

Зато удобно и не скользят.

– Аннушка, ты куда это собралась на таких каблучищах с утра пораньше? – нахмурилась Катерина, появляясь в дверях кухни.

– А что, на каблуках можно ходить только с вечера попозже? – пропыхтела я, закончив натягивать последний из двух сапог.

– Конечно. Да я вообще не понимаю, как на таких ходулях с места сдвинуться можно! – проворчала домоправительница. – Я и по молодости-то никогда на такую страсть не становилась, хотя мои подружки все на платформах ходили.

– Это как это? – вмешался Ежик, выехавший из детской на спине Мая. – Что ли, твои подружки все время ходили там, где поезда?

– При чем тут поезда? – озадачилась баба Катя. – Какие еще поезда?