Обычно серьёзное и даже мрачноватое лицо принца вдруг расцвело улыбкой, и в глазах цвета пепла заискрилось золото:
– Конечно, Стас. Ещё пара лет и никто не сможет нас остановить.
Но, как оказалось, у них не было и недели. Ведь всего через несколько дней Стас погиб, унеся в могилу веру в лучшее будущее, в то, что даже они смогут добиться счастья.
Самый весёлый из них, самый добрый, кому было всегда плевать, что говорили другие, вдруг превратился в груду мяса, которую с трудом смогли опознать.
Да и как тут разберёшь, если выедая внутренности, изменённые разрывали тела, украшая поселение гирляндами из кишок, оставляя после себя чьи-то ноги и руки.
Всё это походило на жуткий пазл, который нужно было собирать снова и снова, дабы сообщить очередной семьи о гибели родного человека.
Данила до последнего верил, что друг жив, мысленно взывая к нему, надеясь, что тот просто укрылся в лесу, спасая очередного ребёнка или прикрывая собой слабую старушку.
«Может он в госпитале?» – шевельнулась надежда, избегая взирать на разорванные тела, отчаянно убеждая себя в том, что с их четвёркой такое не могло случиться.
Кто угодно, но не они.
Но надежда, как всегда, рухнула, стоило лишь разглядеть странный предмет, прильнувший к стволу сосны. В тот момент вой против воли сорвался с губ, жалобный, похожий на скулёж раненного хищника, который не желал верить в гибель стаи.
– Что случилось? – Костя вмиг оказался рядом с братом, остекленевшим взором наблюдая за тем, как тот корябает когтями землю, алыми глазами устремляясь в никуда.
Кровь лилась не только из оторванной головы Стаса, но и из ран парня, но тот всё не унимался, не замечая, как камни разрезают кожу, когда ладонь погружается в землю.
– Мне не больно, – алые глаза были пусты. В них не было больше ни эмоций, ни жизни. – Не больно.
После этого они долго не ходили на склад, забросив всё, что когда-то связывало их, постараясь по отдельности пережить гибель друга, который невидимой нитью соединял всех.
Даниле тоже хотелось закрыться от всего, как сделал Тёма, который просто пропал с улиц деревни, и никто не знал, где он, или как Костя, который казался слишком холодным для того, чтобы волноваться о таких вещах, но не смог.
Бродя по складу в одиночестве, Данила всё время вспоминал Стаса, удивляясь тому, насколько сильно оказался привязан к этому человеку, который незаметно влился в его жизнь и стал таким необходимым.
Яркие образы воспоминаний причиняли боль. В них Стас был настолько реален, что казалось, протяни руку и коснёшься, а если задашь вопрос, то услышишь ответ.
«Неужели ты и вправду…» – эту истину не хотелось признавать, отчаянно желая утонуть в самообмане.
Но он был снова один, как и раньше, в этих стенах, в этом поселении, в этой жизни.
Не в силах бороться с прошлым, Данила напился, вскрыв кладовку с запасами Артёма, желая любым способом уйти от реальности. Напился так, что не смог идти домой, а язык едва ворочался, когда он шептал в телефон странные слова, пытаясь понять, что говорит Костя.
Принц нашёл его быстро, видимо, сразу смекнув, где умудрился налакаться его братишка, и устроил хорошенькую взбучку за то, что придётся пропустить вылазку из-за невменяемого родственника.
А Данила лишь смеялся в ответ на все казни, что обещал ему Костя, наслаждаясь клеткой, в которую себя загнал. Впервые ему была приятна его тюрьма.
Вскоре после этого они узнали, что Тёма уехал в город, оборвав все связи с семьёй. Сбежал, как говорил разозлённый Елисей.
– Надо же… – уголки губ едва двинулись вверх, и Костя продолжил. – Хоть кто-то смог.
«Неужели для того, чтобы набраться смелости покинуть деревню, требовалась смерть Стаса? – подумал Данила, печальным взором глядя на след шин, убегающий вдаль. – А сами мы неспособны чего-то добиться?»
Нельзя сказать, что они скучали по нему, братья восприняли его уход, как должное. Никто из них не звонил ему всё то время, что парень провёл в городе. Они сделали тоже, что и Артём, вычеркнули его из своей жизни, забыв обо всём. И лишь спустя год смогли найти силы сказать друг другу «привет».
– И что ему там делать? – Николай помрачнел.
– У Артёма опять проблемы, – сообщила Натали. – Кажется, он с дедом поссорился или что-то вроде того.
– И что с того? Они что там, жить будут? – густые брови отца сошлись на переносице. – Надеюсь, в этот раз они не подожгут дом главы.
– Костя уже большой мальчик, – вступилась Валентина, – не нам диктовать ему правила.
– Но это не значит, что они могут так развлекаться. Ты хоть понимаешь, какой пример ребята подают другим? Их принц мало того, что пьёт, так ещё и балагурит.
– Папа, – обиженно сказала Натали. – Это был единственный раз. Да и во всём Артём виноват. Помнишь, это он уговорил брата посоревноваться с ним, дабы развлечься. А Костя просто не смог перепить его.
– Ага, перепьёшь его, – рассмеялся Данила, вспоминая весёлую ночку, когда заставили большим костром полыхнуть сарай Елисея.
Быть может, именно Тёмыч сильнее всех ненавидел собственного деда, даже больше, чем Данила и Костя.
И если братья мечтали лишь убить главу, то Артём желал разрушить всё, к чему прикасались старческие руки.
Наконец все встали и, пожелав друг другу спокойной ночи, удалились, оставив Данилу наедине с посудой.
Он бросил взгляд на стол и вздохнул. На самом деле юноша спокойно относился к любой работе, кроме этой, потому что именно она заставляла мысли роем виться в голове, касаясь тех вещей, о которых категорически не хотелось думать.
Вот такая противная особенность была у мытья посуды.
Было сложно сказать, сколько прошло времени с того момента, как последняя тарелка оказалась в шкафу, но Данила всё ещё стоял у раковины, оперев руки на неё.
«Ответит или нет?» – палец быстро ткнул на вызов, словно боясь, что хозяин передумает, и гудки зазвучали в пустой кухне, монотонно повторяясь.
«Неужели Костя не хочет меня видеть?» – эта мысль пронзила его сердце острой болью.
Почему собственный брат избегает его? Разве мало они пережили?
Внезапно тревога охватила его и, рванув наверх, Данила распахнул дверь в комнату брата, догадываясь, что произойдёт.
Нина не спала, а сидела, обхватив колени руками и прижавшись к ним головой.
Её ночнушка задралась, обнажив маленькие детские стопы и хрупкие пальчики, что сжимались, пытаясь спрятаться в складках одеяла.
– Нина.
Лицо девушки вдруг исказилось от страха и парень понял, что если ничего не сделает, то она вновь закричит, перебудив весь дом.
Прыжком перемахнув через журнальный столик, он бросился к ней, зажав рот левой рукой, не давая воплю вырваться на свободу.
Толчок оказался столь мощным, что оба рухнули на кровать, и гостья оказалась зажата телом парня, который шептал ей на ухо различные слова, пытаясь пробиться сквозь пелену сознания:
– Это я, не бойся.