Данила недовольно скривился в ответ, и, окинув сердитым взглядом команду, что-то им крикнул. Я не могла расслышать, что именно, но звук сильно походил на рычание зверя, который не на шутку разозлился.
Солнце ярко светило на небосклоне, и снег игриво искрился в его свете. Я любовалась ребятами, которые не уступали друг другу, как в красоте, так и в мастерстве, они были достойными соперниками. Удары Кости мог остановить только Данила, в такие мгновения казалось, что сама природа на его стороне. Секунду назад мяч летел к воротам, круша всё на своём пути, сбивая игроков с ног, и вдруг, словно загипнотизированный зверёк перед коброй, внезапно замирал перед Даней, крутясь в воздухе и теряя ту силу и скорость, с которой нёсся вперёд. Для меня то, что творилось на поле, было сказкой. Сложно поверить в реальность того, что люди могут так играть. Куда уж нашим командам, на их скучных матчах я с трудом сидела до конца, внушая себе, что это только ради дедушки. Да, там не было невероятных прыжков, наполненных чудовищной силой, грацией и скоростью, не было того, что делает его красивым и опасным, напоминая гепарда.
– Это … – восхищённо вздохнула я, понимая насколько обыденно это для сестёр.
Но как утерпеть, если игроки легко исполняют в воздухе сальто, чтобы перехватить друг у друга мяч? Если скорость, с которой передвигаются по полю, кажется космической. Ведь ребята яркими звёздами вспыхивали то тут, то там, а потом растворялись в ворохе снежинок.
– Что тут удивительного?! – каждый раз слыша мои восклицания, Натали пожимала плечами, бросая негодующие взгляды из-за того, что отвлекаю от чтения.
Валентина Орлова
«Как долго это будет продолжаться?» – женщина печальным взором смотрела в окно. Воскресенье был праздником для детей, днём забот для мужа, который уходил к старейшинам, и её грустью. Все покидали дом, оставляя мать семейства одну, лишая пол топота ножек, а стен весёлого смеха. В эти моменты её гнездо превращалось в склеп, становясь вдруг чужим.
Налив чашку кофе, Валя открыла холодильник и задумалась. Ей хотелось сбросить с себя сонное состояние, что накатывало каждое утро, превращая бойкую женщину в тень себя.
«Слишком много мыслей», – она не могла смириться с тем, что происходит. Внутри все разрывалось на части. Было бы легче не привязываться к Нине, воспринимать очередной жертвой поселения, но девушка внезапно стала частью семьи и думать о том, что будет дальше, не хотелось.
«Что же делать?» – этот вопрос истощил разум, одарив бессонницей, не давая нормально отдохнуть ни днём ни ночью. Только пару раз ей удалось выспаться, и то благодаря тому, что жутко устала днём, и, едва дойдя до кровати, просто потеряла сознание.
– Молоко, так молоко, – схватив бутылку, она плеснула его в кружку и стала медленно помешивать, пока кофе не стало бледно-коричневого цвета.
– Не проще в молоко капнуть? – подтрунивал иногда над ней муж, наблюдая с какой тщательностью та смешивает цвета.
При мысли о Николае Валентина улыбнулась. За его спиной было легко спрятаться от надвигающихся бед, и найти то, что долгое время ускользало из рук – понимание. Он принимал её такой, какая есть, прощая вспышки гнева и обиды, мирясь с ослиным упрямством.
– Сочувствую твоему мужу, – с детства говорил брат Вали, который отличался завидным терпением. Вывести его из себя было трудно, но сестре всегда удавалось, и потому прозвище «Невыносимая» стойко прилипло к ней лет с трех. Когда принцесса вышла замуж, Вадим был счастлив наступившему спокойствию, но судьба решила иначе, и взамен подарила дочь, которая была копией младшей сестрёнки
Водоворот закручивался все сильнее, молочным шоколадом бросаясь на белые стенки, и воспоминания непрошенным гостем возникали в голове. Валентина так мечтала сбежать из дома, что обряд казался единственным выходом. Не нарушая традиции, только он мог вызволить из городка, подарив свободу, и было неважно, кем может оказаться избранник. Любить его или нет – было уже не в твоей власти. Обряд гарантировал взаимные чувства, а из чего они вырастут все равно. Ненависть так же легко связывала людей, как и плотские желания. Но Валентине повезло, и это было единственным чудом в жизни, потому что чёрные полосы, которые пошли следом, сорвали розовые очки с лица.
Будучи принцессой, она привыкла к подчинению, к тому, что все крутится вокруг семьи, и каждый пытается втереться в доверие. А став женой обычного кузнеца, вдруг поняла, что не имеет ценность, потому что лишь сыновья царя несут в себе кровь врагов и проклятье Луны. Дочери годны лишь для удобных браков. Внезапно став женой чужого человека, Валя старалась узнать о нем все, но каждый раз натыкалась на скупость фраз или молчание. Со временем женщина поняла, что часто дети вырастают вопреки родителям, и знание не всегда несёт радость. При мысли о родителях Николая женщину передёрнуло. Его мать не могла смириться с тем, что сын женат на принцессе, когда же Валя родила Данилу, старуха вовсе сошла с ума от ярости.
«В моем доме не будет этого ублюдка, – верещала та, скрюченным пальцем указывая на красные глаза младенца. – Я же говорила тебе, что она порченная!»
О, как же Валентина ненавидела эту женщину, молча проглатывая жестокие слова и мучаясь чувством вины перед мужем и сыном. Мутант… Кто виноват в этом? Она или Коля? Неужели, быть членом королевского рода достаточным для того, чтобы родить урода? Каждый день был пыткой в доме родителей, которые жаловались соседям на неумеху жену, на то, что та отравила славный род своей кровью и теперь жизнь Николая загублена. Ночь же превращалась в долгий кошмар, лишая сна. Ведь таких детей всегда убивали и страх, что кто-то придёт и отберёт Данилу, никогда не отпускал.
– Он – ангел, – однажды сказала Валентине незнакомая девушка, остановившись у коляски. Золотистые волосы непокорными прядями рухнули вниз, когда та наклонилась над малышом, ткнув пальцем в пухлую щёчку – И нос мой.
Эти слова спасли женщину, подарив надежду на то, что не все полукровки такие, что есть те, кто в невинных малышах видит детей, а не проклятье. Да, мутанты другие, их нрав жесток, а жажда крови порой сводит с ума, но они тоже хотят жить обычной жизнью, иметь право дружить, капризничать и обижаться на грубые слова. Сестра Николая оказалась удивительной девушкой. Её презирали за предательство, потому что, бросив семью, та уехала в город, чтобы стать посмешищем – именно так говорила свекровь, поливая дочь грязными словами. Но Елена не жаловалась на это, в отместку став ведущей актрисой местного театра и выбрав в пару человека, отняв надежду матери на то, что блудная дочь вернётся.
– А если он захочет детей? – спросила однажды Валентина, без спроса мужа укатив в гости к его сестре. – Ведь ты…
Она внезапно осеклась, осознав, что стала похожа на Колину мать, которая радовалась тому, что дочь никогда не сможет познать радость материнства.
«Уж лучше с такими ублюдками, как у тебя быть, чем одной, – ворчала старуха, добавляя. – Срок его короток, бабу найдёт, когда поймёт, что не понесёт от него».
«Как можно быть такой тварью?» – поражалась Валя, но промолчала, не желая провоцировать ее.
– Не волнуйся, – Лена поправила пелёнку на голубоглазом карапузе, который норовил тяпнуть тётю за палец. – Столько детей без родителей, что можно враз из одиночки стать многодетной.
– Усыновить? – удивилась она, не понимая, как можно взять чужого ребёнка. Лишь с появлением в доме Кости и Кати, Валентина поняла, что кровные узы на залог любви и часто она рождается там, где их вовсе нет.
– Конечно, – озорная улыбка заиграла на лице. – Захочу, семерых возьму.
Следующая встреча произошла только через год, за это время Валя успела превратиться в блеклую тень, истратив силы на ругань со свекровью. Ненависть и боль стали постоянными спутниками жизни и дышать стало невмоготу, поселение её убивало. Сбежав в город, Валентина сначала не хотела возвращаться. Она рыдала на руках у сестры, жалуясь на весь мир, который вместо радости, почему-то одаривал невзгодами.
– Я так рада, что у меня есть ты, – шептала она, стискивая в объятьях девушку.
– Сейчас нельзя, – в тёмных глазах была горечь. – Без леса Данила не выживет, а здесь нет просторов, которые нужны волчонку.
Ладонь скользила по спине вверх-вниз, успокаивая сотрясающееся тело, которое в отчаянии жалось к ней:
– Ты должна вернуться, – губы мимолётно коснулись лба и тут же отстранились, – ради него и себя.
Валя ничего не могла сказать в ответ и потому лишь с силой сжала подругу, боясь отпустить от себя. Елена была для неё ветром свободы и, лишь находясь рядом, она чувствовала его дуновение, ощущая терпкую смесь городского смога и хвойных веток, соль людского пота и запах мокрого асфальта.
Сделав глоток, женщина поставила чашку на стол и бросила взгляд на часы. Прошёл всего лишь час с ухода детей, а ей казалось, что целая вечность. Как они там? Все ли в порядке? Мысли о них не давали покоя. Валя переживала о каждом, успев привязаться за короткий срок даже к гостье, которая незаметно перетянула все внимание на себя. А как иначе? Ведь Нина была человеком, тем, кто в разы слабее их. Любая болезнь, травма может поставить её жизнь под угрозу, и женщина боялась, что остальные этого не понимают, и их игры, шутки, могут оказаться смертельными для девушки.
С приходом Нины в их дом, все изменилось. Если бы кто-то посторонний сравнил их жизни, ту прошлую и эту, то ничего бы не заметил. Дети все так же шутили, играли, а муж был занят работой и делами на благо деревни, но от её взора ничего не ускользнуло. И Валя радостно наблюдала за тем, как семья пробуждается от многолетней спячки, и малыши, которые добровольно заперли себя в темницу, вдруг начали выглядывать из приоткрытой двери.
«Только бы не захлопнулась», – возносила она по ночам молитвы к богам, желая, чтобы дети всегда искренне смеялись, а не сливались с выбранными масками, превращаясь в мумии. Все, любимые малыши, муж, на её глазах постепенно превращались в пустых людей, лишаясь остатков человечности. И когда Валя уже смирилась со своей участью, внезапно появилась Нина, потрясся всех до основания, одним лишь взглядом разрушая воздвигнутые преграды.
«Маленький хрупкий человечек», – нежная улыбка коснулась губ, и ласка мягкими волнами омыла сердце при мысли о зеленоглазом ребёнке, который с любопытством познавал их мир.
Единственным, кто старался обратить все вспять, был Константин. И Валентина понимала почему. Ведь сама долгие годы жила с ненавистью в сердце, а когда ты так долго испытываешь злость, любить потом сложно. Это чувство начинает приносить боль, и страшные мысли и действия, которые когда-то казались правильными, вдруг становятся мерзкими, пачкая душу алыми пятнами.
«Он был свидетелем бойни», – шептались в деревне долгие годы, пока мальчик зализывал раны. Жителей не волновала боль, которую приносили их расспросы, главное, узнать подробности первым и передать соседу, вновь пуская волну домыслов по посёлку. Ясенские выжили. Это пугало всех, потому что никто не знал, какими способностями обладает королевская кровь, раз смогла противостоять силе варгов. Но принц не с кем не делился обстоятельствами, за краткий миг превратившись из весёлого малыша, каким знала его Валя, в угрюмого ребёнка, который мог часами сидеть на подоконнике, разглядывая лес. Так проходил дни, недели, месяцы. Костя помогал по дому, болтал, но в серых глазах больше не было жизни, они превратились в зеркала, которые лишь отражали чужие эмоции, пряча свои глубоко внутри. Но так не могло продолжаться вечно, и сначала Данила, а потом уже и вся семья смогли вызвать улыбку на его устах, которая яркими огоньками вспыхнула в глазах, лишь на миг приподняв суровую маску.
«Любить страшно, Любить больно, – однажды сказала она Константину, и увидела, как ноздри резко дёрнулись, а спина напряглась, – но можно». Валя надеялась, что он поймёт и перестанет избегать девушку, но племянник оказался слишком упрямым.
«Чувства не то, что можно запереть под замком», – бросила вновь ему, когда юноша накричал на отца за то, что гостью подвергли тем обязанностям, которые выполняют они, дети Николая Орлова. Он пришёл в ярость, узнав, что Нина потеряла сознание на улице, но так и не смог пересилить себя и подняться на второй этаж, потому снова сбежал, сославшись на важные дела. Но даже так, его незримое присутствие всегда ощущалось во всем. И каждый раз, когда над гостьей нависала опасность, принц врывался в дом, сбивая все на пути в своём стремлении оказаться рядом с ней.
Но племянник всегда замирал у двери, то в нерешительности поднимая руку, чтобы постучать в собственную комнату, то задумчиво касаясь ручки, прислушиваясь что происходит там, по ту сторону деревянного полотна.
«Костя», – Валя видела смятение на лице юноши, ощущала его страстное желание быть с Ниной и жуткий страх в глазах оттого, что, сделав это, больше не будет, как прежде. Он единственный, кто не понимал, что, как раньше, уже не будет никогда. Можно трусливо бегать от чувств, прятаться, но они все равно настигнут и сломают, если сопротивляться. Женщина понимала его нежелание смириться с тем, что происходит, но то, что вытворял сын больше сердило, чем вызывало сострадание. Костя вдруг решил воспитать в Нине ненависть, чтобы насладившись болью, закрыть своё сердце навсегда.
Но то, что решил потерять Костя, вдруг захотел сохранить Данила, внезапно проявив интерес к девушке. И теперь его взгляд преследовал Нину, искрясь радостью в тот момент, когда та обращала на него внимание.
«Почему? – мать семейства не понимала того, каким образом её мальчики влюбились в одну девушку. Ведь это невозможно. Обряд всегда перечёркивал старые чувства, и вернуться назад никто не мог. Он разрушал и спасал семьи, давая шанс на новую жизнь, но те, кого соединил ритуал, не могли жить друг без друга. Смерть забирала обоих, где бы они ни были. Если один погибал на поле брани, то сердце второго останавливалось, не желая биться без любимого. Здесь же все по-другому, но Валя не сомневалась в том, что чувства детей были искренними. О том говорили невысказанные слова, действия, взгляды. То, что нельзя было спрятать, как бы ни старался.
«Что же делать?» – впервые Валя решила положиться на судьбу, надеясь, что она расставит все по своим местам и сохранит её сыновей.
Снова взгляд на часы. Уже двенадцать, а мужа так и нет. Неужели что-то случилось? Бросив чашку в раковину, женщина накинула на себя пальто и выскользнула за дверь, намереваясь пойти к дому собраний. Её всегда тревожило, когда Николай был там. Слишком явно демонстрировали старейшины свою нужду в молодом воине, и эта зависимость казалась ей наигранной.
Ощущение того, что им копают могилу никогда не уходило. Интриги змеиным клубком крутились вокруг семьи, отравляя своим ядом. Да, она принцесса, и грех пойти против королевской крови, но муж – обычный кузнец, а дети – мутанты, в которых видят угрозу. И пусть Натали никогда не обращалась, а Данила защищает поселение наравне с отцом – им этого всегда будет мало. Всегда…
Словно на крыльях пронеслась она по улицам деревни и остановилась у дома собраний, чтобы отдышаться. Нельзя было выдавать своё волнение иначе кто-нибудь из старейшин смог бы догадаться. О чем? Она не знала, но просто показывать то, что боится, что не доверяет, не могла. Любое подозрение с их стороны и шаткий мир будет разрушен.
В коридоре её встретила беловолосая старуха. Сколько себя помнила Валентина, она всегда была тенью Елисея, сливаясь с окружением так, что редко бросалась в глаза. Вот и сейчас Валя её не приметила, пока не услышала дребезжащий голос, раздавшийся за столом: