Друг и лейтенант Робина Гуда

Я уж думал, меня сейчас вышвырнут из кресла и из этой квартиры, и приготовился помахать рукой своей сотне баксов – но мадам Матильда еще не закончила представление.

Теперь член ЕАПП зажгла несколько фитилей под названием «Аромат Ганга» и вытащила блестящий шарик на цепочке.

– Смотри сюда! – она принялась раскачивать шарик перед моим лицом, слишком близко, чтобы от этого можно было словить кайф.

К тому же от всех этих воскурений у меня уже начала болеть голова.

Вот бы посмеялась моя мамуля, если бы узнала, какой дурью я тут занимаюсь! Но ей-то хорошо сейчас в Гамбурге обсуждать проблемы миграции вальдшнепов с немецкими коллегами. А я если и увижу иные берега, то только во сне, прикорнув в уютном кресле потомственной колдуньи. Я очень старался не зевать, но вчера мы с парнями засиделись в «Белых ночах» и, похоже, слегка перебрали.

– Говори! – снова возгласила Матильда, продолжая манипуляции с шариком.

– Oh, no, dont go home alone, nobody knows how lonely the road is! – сонно пробормотал я. И чтобы старушка не мучилась зря, тут же перевел: – О, нет, не ходи домой в одиночку, никто не знает, как одинока дорога!

Теперь у меня в запасе оставалась всего одна фраза: «She sells seashells on the sea shore, and the shells she sells – are seashells, I am sure». То бишь – «Она продает ракушки на морском берегу, и ракушки, которые она продает – действительно морские ракушки, я в этом уверен».

Мадам Матильда, прервав манипуляции с шариком, с ненавистью уставилась на меня.

Я устало воззрился на нее.

Мне вдруг стало абсолютно по балабасу, прогонит она меня немедленно или даст еще подремать в старинном плюшевом кресле.

Но нет, старая гвардия не сдавалась!

Мадам Матильда сняла с полки и водрузила на стол металлическую рамку с укрепленными на ней блестящими пластинками. Член ЕАПП пошаманила над странной штуковиной, и пластинки завертелись вразнобой в завораживающем ритме – одни быстро, другие медленно… На этот раз мне не удалось сдержать зевок.

Валькиной матери легко щеголять прононсом, она закончила курсы переводчиков при французском консульстве… Пусть это было лет пятнадцать назад, но не могло же у нее все выветриться из головы? А после того, как она прикорнула в удобном кресле во время камлания мадам Матильды и увидела сон про свою милую Францию, у нее, видать, всколыхнулось ретивое… Но я не заговорю по-английски ни под гипнозом, ни под наркозом, об этом нечего даже мечтать. Что ж, как заметил Шарапов во всеми любимом сериале: «Самое дорогое в жизни – глупость, потому что за нее дороже всего приходится платить». Я еще дешево отделался, потеряв всего сотню долларов и один-единственный потраченный впустую вечер.

Теперь я даже не пытался сохранить сосредоточенный вид. Закрыв глаза, я ждал, когда мадам Матильда решит, что уже отработала полученные деньги, и пригласит меня на выход.

Но старушка не унималась. Она начала что-то неразборчиво бормотать, потом раздалось шипение, запахло новой химической дрянью, которая так и не сумела перебить запах мяты, и вдруг послышался заунывный кошачий мяв. Ха, так у нее все-таки есть кот! Интересно, какой масти? Но не настолько интересно, чтобы открывать глаза.

А чертов кот продолжал протяжно мяукать, все настойчивей и громче, и наконец, судя по звуку, вспрыгнул на стол. Мадам Матильда прервала заклинания, чтобы его шугануть. Оскорбленный котяра взвыл автомобильной сиреной, слетел на пол, прихватив с собой что-то бьющееся… И решил поточить когти о мою ногу.

Это было уже чересчур!

– Пшел, ты!..

Я резко дернул ногой, отбрасывая кота…

И рухнул спиной вперед в шуршащую пустоту.

Глава вторая. Ура или караул?

– Разобью тебя в прах! – незнакомец, в сердцах,

– Посмеются тебе – зайцы рощ!

Посередке моста сшиблись два молодца,

Зачастили дубинки, как дождь.

Словно грома удар был Робина удар:

Так ударил, что дуб задрожал!

Незнакомец, кичась: – Мне не нужен твой дар, –

Отродясь никому не должал!

Словно лома удар был чужого удар, –

Так ударил, что дол загудел!

Рассмеялся Робин: – Хочешь два за один?

Я всю жизнь раздавал, что имел!

Разошелся чужой – так и брызнула кровь!

Расщедрился Робин – дал вдвойне!

Стал гордец гордеца, молодец молодца

Молотить – что овес на гумне!

«Робин Гуд и Маленький Джон», перевод М.Цветаевой

Возмущенный вопль кота все еще отдавался в моих ушах, когда я рухнул на спину, сжимая в руках то, за что пытался ухватиться… Это была сломанная дубовая ветка.

Я лежал под большим деревом, сорванные моим падением листья продолжали сыпаться мне на лицо.

Отбросив ветку, я быстро сел и ошалело огляделся по сторонам.

Ни комнаты, ни мадам Матильды, ни поганого кота!

Меня окружал густой лес, сквозь раскидистые кроны били солнечные лучи, в кустах возились и щебетали птицы. Птичья перекличка да шелест ветра в ветвях – вот все звуки, которые до меня доносились. Мне редко приходилось попадать в лес, где не слышно было ни музыки с ближайшей турбазы, ни гудков электрички, ни людских голосов. Да и приходилось ли вообще?

ДЬЯВОЛЬЩИНА, ГДЕ Я?!

Я уже стоял на ногах, стараясь не паниковать. Неужели я зря обвинял Матильду Деркач в шарлатанстве?! Уж не знаю, что там нахимичила эта ведьма, но подобного аттракциона наверняка не увидишь даже в шоу Дэвида Копперфилда. Не говоря о том, чтобы попробовать его на себе…

Справа между кустами прошмыгнула проворная тень, я краем глаза успел заметить огненный мех и длинный хвост. Лисица. Ни разу не видел лис вне зоопарка…

Эту мимолетную мысль неровным галопом догнала другая, и я замер, сжав кулаки.

А вдруг я вообще не в нашем лесу?! Вдруг в результате манипуляций мадам Матильды я отправился прямиком, куда стремился – в желанные Штаты? Что, если Матильде Деркач удалось заткнуть за пояс того израильского чудодея, Ури Геллера, который хвастал, будто пару раз телепортировал себя на несколько километров? А слабо ему перекинуть такого здоровенного парня, как я, через Атлантический океан?

Несколько мгновений я дико оглядывался по сторонам, взвешивая вероятность такого события, и наконец решил, что занимаюсь полной ерундой. Сколько бы я ни торчал под дубом, напрягая гудящие мозги, ничего умного я все равно не придумаю. Нужно двигаться, чтобы найти кого-нибудь из местных жителей. Я задам ему наиглупейший из всех возможных вопросов: «Где я?» – и уж в зависимости от ответа буду орать или «Ура!» или «Караул!»