Заведение матушки Ним

Правитель Города задумался. Он, действительно, не мог обвинить женщину в том, что она привлекательна. С другой стороны, он не мог отвергнуть справедливую жалобу и восстановить против себя всех честных женщин.

– Послушай меня, Галатея. Я не могу лишить тебя красоты, приятности и ума. Но и ждать, пока пройдет время, и твои преимущества рассеются сами собой, я тоже не могу. Поэтому предлагаю тебе согласиться с тем, чтобы у тебя появился один маленький недостаток.

– Я согласна, – отвечала Галатея, которой совсем не хотелось спорить с властями.

И правитель призвал опытного палача и повелел ему оделить женщине одну фалангу от мизинца на левой ноге. С тех пор куртизанка стала немного прихрамывать и уже не могла так легко танцевать свои призывные танцы. Впрочем, она заказала на изуродованный палец себе золотой наконечник, весь покрытый изящной резьбой, и стала называться Галатеей золотой мизинец.

Вот с тех-то пор все девки Города стали находить и лелеять в себе какой-нибудь недостаток. У одной это был горбатый нос, у другой – оттопыренные уши, у третьей – грубая форма рук, у четвертой – короткая шея. Те же из них, кому не посчастливилось иметь изъяны, делали татуировку на щеке в виде цветущего пиона или мака. Так веселый квартал Города получил название квартала Цветов.

Жена дракона

Конечно же, едва она начала рассказывать свою историю, мы поняли, что она лжет. Во-первых, она была ассирийка, а ассирийки рождаются с ложью на устах. Во-вторых, она все время улыбалась, словно радовалась, что ей удалось так ловко запутать нас. И в-третьих, этого просто не могло быть. Просто не могло быть, и все.

Хотя в чем-то она не покривила душой. Например, в том, что до прошлого апреля она жила в доме чернобородого Ассура. Она совершенно правильно описала их главную залу, убранную полотнищами неотбеленного шелка и заставленную вазами с тяжело пахнущими цветами. Она знала кривого привратника и длинную Лею, которая заправляла там девками в отсутствии хозяина, который вечно пропадал по кабакам и лишь иногда, под утро, заявлялся всегда пьяный, но всегда в твердой памяти, чтобы забрать выручку и продегустировать какую-нибудь новую эфиопку.

Не лгала она и в том, что была беременна – об этом громко свидетельствовал ее круглый, нагло выпятившийся живот.

Но всему остальному, о чем говорила ассирийка, поверить было совершенно невозможно.

А говорила она следующее – в прошлом апреле на пороге чернобородого Ассура появились странные люди. Они принесли с собой шкатулку, полную яхонтов, и большое, искусно отполированное бронзовое зеркало. Они сказали, что их хозяин решил взять себе наложницу из квартала Цветов, и чтобы выбрать ее, они проверяют девок особым образом. Каждая должна заглянуть в зеркало и подойдет лишь та, которая отразиться в нем верно. Чернобородый Ассур засмеялся – это было очень хорошее зеркало, и он сам отражался в нем точь-в-точь, как живой, вместе со своей роскошной бородой.

Однако, когда девки, одна за другой, стали подходить к зеркалу, каждый мог видеть, что вместо женщины там отражалось черти что. То гигантская, покрытая бородавками жаба, то облако синего дыма, то пустое платье. И только ассирийка отразилась в нем полностью, как была, со всеми своими статями.

Странные люди очень обрадовались, передали шкатулку с яхонтами чернобородому Ассуру, и увели девушку с собой. На границе города они дали ей глотнуть из фляги какого-то пряного вина, и она от того потеряла память и совсем не может сказать, куда ее увезли.

Очнулась ассирийка в богатом дворце, залы которого были так велики, что можно было устать, пока идешь от одной его стены к противоположной. В тот же день ее познакомили с новым хозяином. К ее ужасу, это был огромный, переливчато-зеленый дракон с зубастой пастью и когтистыми лапами. Дракон разговаривал с ней посредством образов, которые посылал беззвучно. Он сказал, что ему пришла пора заиметь потомство и для того ему потребна особая женщина. Ассирийка очень испугалась и стала умолять отпустить ее, потому что она точно не выдержит соития с таким гигантом, на что змей рассмеялся и сказал, что драконы сходятся с женщинами особым тайным способом, о котором нельзя рассказывать посторонним. Как мы ни упрашивали, она не открыла нам тайны.

И вот, через некоторое время, рассказывала ассирийка, выяснилось, что она беременна. Дракон держал ее при себе еще некоторое время, а потом отослал, так же опоив пряным вином, назад. Он сказал, что дитя дракона может вырасти по-настоящему свирепым и крепким, только если созреет среди людей, впитывая в себя их жадность и жестокость. И вот теперь женщина пришла к матушке Ним, так как ей известна мудрость хозяйки заведения и просит приютить ее до родов. А уж когда она родит опаловое яйцо, из которого, помещенного в огонь, на третий день вылупится юный змей, ее муж возблагодарит матушку Ним, прислав ей не одну, а две шкатулки, полных яхонтов.

Наша хозяйка покачала головой, поцокала языком, и разрешила девке остаться.

И что бы вы думали? В положенный срок ассирийка разродилась и принесла здорового крепкого младенца. Девочку, которая, несомненно, как и все ассирийки, родилась с ложью на устах.

Запретная еда

Страна Офир известна не только своими купцами и мореплавателями. Страна Офир известна своими поварами. Даже в захудалой обжорке в самом грязном и дальнем углу порта вам подадут такую рыбную похлебку, что вы не забудете ее во всю жизнь. Известным только избранным мастерам способом рыба будет выварена в похлебке настолько, что кости станут мягкими и рассыпчатыми, точно лепешка, и в то же время суп не потеряет остроты и яркости вкуса. И не только в Городе можно найти такие лакомства. Один из египетских купцов, давясь слюной от сладостных воспоминаний, рассказывал мне про рагу из сурка, тушеного в меду с тимьяном, которое он отведал в каком-то бродячем стойбище пастухов далеко на востоке страны.

Да, в стране Офир любят вкусно поесть и знают толк в еде. Кажется, нет такого яства, которого не отыскали бы и не испробовали жители Города. Но оно есть.

Случилось это давным-давно. А может, и не так давным-давно? Во всяком случае, матушка Ним уверяет, что была тогда семилетней девчонкой и прекрасно помнит все события, о которых толковал весь Город.

Как-то раз в одно из самых больших заведений квартала Цветов постучались смуглые люди. Их платье было просто – хлопковые вышитые рубахи и штаны, но руки и ноги были унизаны тяжелыми золотыми браслетами, а у некоторых в нос или ухо с удивительным мастерством были вделаны неоправленные бриллианты. То были индусы. Гости гуляли в заведении несколько дней, были ласковы и приветливы и, казалось, больше старались угодить девкам, чем девки старались угодить им. Наконец, на пятый день, они сказали, что знают одну тайну и хотят открыть ее хозяину заведения, чтобы оно еще больше прославилось в Городе. Они велели принести чан охлажденного цельного молока, перелили молоко в кожаный мешок, взяли в руки длинные палки, которыми снабжены у нас охранники, и принялись бить по бурдюку с молоком. Били они час, били два, может, и три часа били – много времени прошло. И вот один из них развязал мешок, запустил в него свою смуглую руку, не снимая браслетов, и вытащил маслянисто блестевший шар цвета слоновой кости.

Гости стали отрезать длинными ножами кусочки от шара и класть их в рот девкам. Сначала девки испугались, но потом распробовали, что из молока получилось дивное лакомство, которое было в меру сладко, и нежно, и таяло во рту, стекая по горлу приятными волнами. И так девки с гостями съели весь масляный шар.

Но едва лишь исчез последний кусочек, как до их слуха донеслись горестные вопли с улицы. Все высыпали наружу и увидели, что солнце – а недавно миновал полдень – покрылось черной мглой, и только красноватое кольцо еще видно на небе. Люди посыпали себе голову пеплом, рыдали и кричали, а жрецы возглашали, что боги разгневались на нас за наше нечестие и скоро огненный дождь падет и испепелит Город.

– Это мы виноваты! – прошептала вдруг одна из обитательниц заведения. – Мы съели образ солнца, и светило обиделось и скрылось от нас.

Тихо она это сказала, но нашлись уши, которые услышали, и уста, которые повторили. И неизвестно, чем бы вся эта история закончилась для индусов, если бы через некоторое время край солнца не появился на небе, все расширяясь, и постепенно светило не вернулось на свое прежнее место.

Но с тех пор в городе ни один человек не рискнул еще раз попробовать взбить молоко и съесть заморский деликатес.

Поэт

В Городе ценят поэтов. Но как-то так повелось, что с поэтами в Городе все время что-то случается. То стихоплета прирежет в пылу ссоры из-за неудачной эпиграммы какой-нибудь рогоносец. То, возвращаясь с пирушки, песнопевец поскользнется и сломает себе обе ноги. То правителю не понравится героическая ода, в которой автор не воздал должного его храбрости и уму, и он повелит бить поэта плетьми и гнать из пределов Города. Причем несчастья валятся не только на бедных рифмоплетов, которые добывают свой нелегкий хлеб сложением панегириков и непристойных песенок, но и на вполне себе преуспевающих людей.

Возьмем хоть Антиоха. Антиох был сыном богатого купца от греческой наложницы. И как-то так получилось, что все другие сыновья умерли во младенчестве и единственным наследником остался этот незаконный, но признанный сын. Купец потратил немало денег на обучение и воспитание Антиоха, но, видно, недостаточно уделял внимания военной науке и атлетике, ибо юноша вырос изнеженным и хрупким, как нарцисс.

Кроме того, Антиох не проявлял никакого интереса к купеческим делам и проводил все свои дни в бездельи, а по вечерам устраивал кутежи с друзьями, на которых громко возглашал сочиненные экспромтом любовные стихи. И вскоре так прославился за это свое уменье, что каждая свободная куртизанка Города считала за честь принять его у себя с тем, чтобы гости насладились игривой поэзией. Специально обученные скорописи рабы записывали за Антиохом, и списки его творений разошлись далеко за пределы страны Офир.

Годы шли, а Антиох на вид оставался все тем же худым (ибо он пил куда больше, чем ел) и хрупким юношей, тратящим все время на пиры и кутежи.

Отец его, будучи рассудительным человеком, прибегнул к последней мере и женил сына. Выбрал ему достойную невесту из состоятельной семьи и стал ждать, когда сын остепениться. Но ничего из этого не вышло. По вине ли Антиоха, по собственному ли изъяну, жена все никак не могла понести, и только копила в себе могучие женские силы, что не могло кончиться хорошо.

Собственно говоря, все кончилось плохо.

Однажды, когда известный далеко за пределами страны Офир поэт Антиох вернулся домой после недельной попойки, жена вышла из себя и отвесила ему пощечину. Муж тут же упал, как подкошенный. То ли по общей слабости, то ли истощенная многодневной выпивкой, шея поэта не выдержала и сломалась.

Напрасно бедная женщина умоляла высокий суд и клялась, что не желала смерти своему супругу. Приговор был вынесен в строгом соответствии со справедливыми законами страны Офир. Мужеубицу закопали на площади по шею. И хотя милосердный палач не раз принимался плясать вокруг ее головы, чтобы поломать женщине кости и принести долгожданную смерть, она прожила еще долго, вынося издевательства и плевки от поклонников усопшего поэта.

Историйка

Самое паршивое, что может случиться с девкой, живущей в квартале Цветов, – это любовь. Изысканным гетерам, искусным в стихосложении и танцах, еще позволено предаваться нежной страсти. Она даже придает им ореол недоступности, на который, как мотыльки на масляную лампу, слетаются богатые купцы. А девке недоступной быть нельзя, так что любовь для нее – непозволительная роскошь. Впрочем, иногда мы влюбляемся. В величавых жрецов, славящих бога солнца на восходе и закате. В заезжих ласковых черноглазых купцов с Востока. В широкоплечих молчаливых стражей Правителя. В гибких, острых на язык приказчиков с базара. Но ничего хорошего для нас эта любовь не приносит. Впрочем, и предмету страсти может иногда не повезти.

Это должна была быть короткая забавная историйка, о которой пару месяцев посудачили бы в квартале Цветов, да и забыли. В одном из заведений жила молодая стройная абиссинка, которой не посчастливилось влюбиться в одного из сыновей Правителя города. То был капризный красивый барчук, недавно открывший для себя прелести плотской любви, недостаточно зрелый, чтобы завести постоянную любовницу, и потому проводивший ночи в веселых домах. Любовь абиссинки поначалу казалась ему забавной: девушка льнула и ластилась к нему, растирала его тело драгоценными маслами совершенно бесплатно, и поила его вином со своей молодой высокой груди. Она не требовала от вельможи ни подарков, ни ответного чувства. Она просто любила его всем сердцем. И понесла.

Почувствовав, что беременна, абиссинка очень обрадовалась, ибо нет для женщины большего счастья, чем родить ребенка от желанного мужчины. Она уже, верно, рисовала себе в голове, что барчук возьмет ее в постоянные наложницы и станет заботиться о ней и младенце. Но вышло не так. Правитель Города, у которого везде есть глаза и уши, прознал о ее беременности, и однажды в заведение явилась городская стража. Она забрала абиссинку и увела ее во дворец, где опытный лекарь вырвал плод из ее тела. Женщина три дня пролежала в горячке, но лекарь давал ей горькие отвары и делал ей притирания для остановки кровотечения. Она выжила и вернулась к своей прежней профессии.

Некоторое время она была грустна, но вскоре уже веселилась с гостями, показывая в буйном смехе свои великолепные зубы. Молодой же сын Правителя продолжал кутить в квартале Цветов и однажды снова заглянул к абиссинке. Та была соблазнительна, как никогда, барчук увел ее наверх, в закрытые покои, и больше не вышел. Наутро, когда обеспокоенная хозяйка заведения заглянула в комнату абиссинки, она обнаружила юношу лежащим среди подушек с черным лицом и вываленным языком. Девки же и след простыл.

Ее долго искали во всех концах страны Офир. Ходили слухи, что Правитель послал даже тайных гонцов в сопредельные государства. Но преступницу так и не нашли. Честно сказать, мы, обитательницы квартала Цветов, были этому рады.

Боги и обитатели базара

Боги хранят обитателей базара. Купцов, приказчиков, игроков в кости, носильщиков, нищих, продавцов лепешек и водонош. И даже самых презираемых на базаре – проповедников. Проповедники появляются на базаре рано утром, дерутся между собой за удобное место в теньке, ругаются, плюются, рвут друг другу бороды и, наконец, расстилают свои драные подстилки, покрытые разнообразными пятами, в базарной пыли, садятся на них, сложив ноги, и начинают нудеть. О милостивом боге Адагане, о суровой повелительнице Никши, о великом морском змее, покровителе купцов и сокрушителе пиратов. Всякий восхваляет свое божество и собирает подаяния с истинно верующих.

Некоторые из них так наглы, что умудряются хватать за подолы обитательниц квартала Цветов, пришедших на базар поглядеть товар и показать свое еще не постаревшее тело, и требовать от девок дать им во славу высших сил даром то, за что другие платят немалые деньги. Впрочем, мы только смеемся над попрошайками, ибо всем известно, что ни один из них в своих речах не славит великую Акидис, покровительницу любви земной и грешной.

Когда на базаре появился очередной проповедник, никто на него и внимания не обратил. Это был еврей средних лет, весь заросший бородой, в рваной хламиде. Однако он повел себя чудно: не стал биться за место в пыли, а сел прямо посереди базара и принялся поднимать руками горсти песка и просыпать их на землю. Вскоре к нему подошли другие иудеи и стали стыдить его за то, что он позорит их землю и их веру, сидя в пыли в чужой стране среди неверных.

И тут проповедник заговорил. Голос его был громок и звучен, словно трубы царских глашатаев, и говорил он крамольные вещи.

– Истинно говорю я, – ревел он своим громоподобным голосом, – все ваши представления о богах ложны. Нет никаких древних властителей мира, восседающих на тронах из слоновой кости в своем дворце высоко на горе Ампале. Нет и морских владык, устраивающих бури и усмиряющих их по своему желанию. – Стоявшие рядом евреи довольно закивали головами.

– Что киваете вы, словно безмозглые детские игрушки, – еще громче возопил проповедник, – Нет и Иеговы, идущего впереди своего народа в облаке дыма и вещающего из огненного куста! – Иудеи замерли.

– Истинно говорю я, слушайте меня, люди! На самом деле боги малы. Столь малы они, что даже если разделить песчинку на тысячу тысяч частиц, и то каждая частица будет в тысячу тысяч раз больше бога! И боги многочисленны. Их так много, что нет на земле ни одного самого укромного места, где бы ни обитали они. И даже сейчас в окружающем нас воздухе носятся тьмы и тьмы богов. И каждый бог живет всего мгновение, но едва он умрет, родится десяток новых. Но не думайте, что боги слабы, раз они так малы. В них таится гигантская сила, и ни один самый сильный зверь, даже слон или кашалот, не в состоянии разрушить связь, которую они построили. А даже если б и нашлась на земле такая сила…