Будет страшно. Дом с привидениями

Целый день, с половины седьмого утра и до последней минуты, девушка в окне сидела практически неподвижно. Она читала, время от времени переворачивая страницы толстой книги, поправляла локоны, падающие на лицо. Иногда поворачивалась к Роберту, касаясь его коротким, теплым взглядом.

Роберт забыл обо всем на свете. Теперь, с наступлением вечера, он вспомнил, что за целый день ни разу не отошел поесть или выпить воды. Только фанатично работал карандашом.

Вокруг шумела людская толпа. На улице были открыты кафешки, в магазины входили и выходили люди, но никто не обращал внимания ни на художника, ни на его обнаженную модель.

«Поразительно, что под ее окном за целый день не выстроилась очередь из оголтелых подростков и озабоченных стариканов вроде меня», – удивился Роберт.

Никто из прохожих ни разу не поднял голову, чтобы посмотреть на окно второго этажа дома из красного кирпича. Люди как будто игнорировали присутствие этого здания на Каштановой улице.

«Чудеса!» – подумал художник.

Ему не хотелось складывать этюдник и уходить. Он жадно скользил глазами по ровной, белоснежной коже девушки, которая ему позировала. Роберт весь день боролся со своими желаниями, и, пока он работал, это было не сложно. Теперь же на джинсах спереди вырос горб. Роберт снова посмотрел по сторонам, опасаясь, что люди заметят признаки его возбуждения. Но всем было плевать.

Между тем незнакомка в окне исчезла.

Роберт заставил себя собрать вещи. И когда он закончил, дверь дома из красного кирпича приотворилась, и в щель вылетел плотный белый конверт.

Художник подобрал его и раскрыл. Оговоренная сумма была на месте.

«Ну что ж, жизнь приобретает новые краски!» – подумал Роберт и с широкой улыбкой зашагал по Каштановой в сторону любимого бара. Там он нажрался, как положено творческому человеку, в хлам. Выполз на воздух только ближе к одиннадцати ночи, заплетающиеся ноги сами понесли его на Каштановую.

– Я хочу тебя! – орал пьяный художник на всю улицу, обращаясь к прекрасной девушке, с которой весь прошедший день не сводил глаз.

Но почему-то в ночи он так и не смог отыскать дом из красного кирпича.

Роберта весьма уважали в Неназванном городе. У него часто проходили выставки, его приглашали на светские мероприятия. И мало кто знал, что последние пару лет художник Иванов жил на кредиты – брал, перезанимал, отдавал и снова брал. С клиентами не везло, заказов было мало, уже написанные картины продавались плохо. Он понимал, что надо продолжать учиться, осваивать новые техники, совершенствовать старые… Но, когда тебе уже почти сорок лет и ты привык к своему безалаберному образу жизни, очень сложно заставить себя двигаться вперед.

К тому же главной слабостью Роберта всегда были женщины. А они не обделяли его своим вниманием даже сейчас, когда карманы оказались пусты, а тело обрюзгло. Значит, все не так уж и плохо.

Обычно он приходил в бар или кафе, высматривал свежую жертву для флирта, делал набросок прямо на салфетке и передавал ее с официантом. Как правило, на эту приманку клевали безотказно. Потом Роберт с дамой пили вино, он обещал написать ее обнаженной, они ехали к нему в мастерскую, но до живописи дело уже не доходило – все заканчивалось в постели.

Роберт никогда не искал «свою единственную», как раз наоборот – стремился к максимальному разнообразию. И никаких моральных принципов в отношении женщин у него не было. «Вижу, хочу, получаю» – единственное правило, которым он руководствовался.

Заказ на портрет обнаженной девушки в окне дома из красного кирпича был для Роберта Иванова как никогда кстати. Нужно чем-то платить за аренду мастерской, очередной кредит давно потрачен, и его тоже нечем отдавать. А тут – хорошие деньги, которых хватит и расплатиться по счетам, и на пару месяцев сытой жизни.

Но какая досада – с девушкой нельзя разговаривать, а в дом нельзя заходить. Заказчик не написал об этом прямо, но совершенно очевидно – он не хочет, чтобы художник переспал с моделью.

Утром второго дня Роберт с трудом разлепил глаза без пятнадцати шесть утра. В любой другой день он бы просто перевернулся на правый бок на своем скрипучем диване и продолжил спать. Но не сегодня. Голова болела после выпитого накануне, а джинсы, которые он не снял перед сном, снова топорщились спереди.

«Я назову тебя Гала, – подумал Роберт о девушке в окне дома. – У великого Дали была Гала. У Роберта тоже будет своя Гала».

Он собрал этюдник и отправился на Каштановую улицу.

Когда она выскользнула из-за портьеры и снова уселась на широкий подоконник, Роберт почувствовал такую волну возбуждения, что едва сумел справиться с собой.

Гала приветливо помахала ему рукой. Роберт театрально схватился за сердце, которое неистово застучало в груди и послал девушке воздушный поцелуй. Гала сделала вид, что поймала его в ладошку, а затем приложила к щеке. Роберт не сводил глаз с ее обнаженной груди. Гала показала ему пальчиком на этюдник, мол, давай продолжай писать. Потом достала книжку и отвернулась от него.

Роберт вздохнул и взялся за работу.

Второй день, как и первый, пролетел незаметно. И снова никто из прохожих ни разу не поднял головы на окно второго этажа дома из красного кирпича. Более того, никто не заглянул и за плечо художника, чтобы посмотреть на рисунок. Хотя обычно зеваки, не стесняясь, подглядывали за его работой.

Роберт, стоявший на оживленной пешеходной улице в центре города, был словно невидим. Он оставался наедине со своей моделью и холстом, что бы ни происходило вокруг. Иногда ему даже казалось, что от прекрасной девушки его отделяет всего несколько сантиметров и что он почти чувствует сладкий запах ее молодого тела. Но изо всех сил гнал от себя эротические мысли и фантазии: «Ты должен продержаться! Нельзя портить отношения с заказчиком! Эти деньги очень важны и нужны! Ты останешься бомжом и сдохнешь под забором, если не сумеешь закончить эту картину!» – говорил себе Роберт, когда сексуальное желание становилось особенно сильным.

Но вот солнце коснулось крыши. Время семь. Рабочий день окончен. Гала соскользнула со своего подоконника и скрылась за портьерой. Роберт собрал этюдник и подошел к двери дома из красного кирпича. Она едва заметно приоткрылась, и на улицу вылетел новый конверт.

Художник подобрал его и заглянул внутрь. Там лежала обещанная сумма и записка, отпечатанная на принтере: «Вы сами решаете свою судьбу. Не нарушайте условия сделки».

– Да понятно… – пробубнил себе под нос Роберт.

Он выкинул записку и зашагал в сторону дома. Невыносимо хотелось спать.

Едва он коснулся головой подушки, как перед глазами вновь оказалась Гала, прекрасная, обнаженная и – доступная. «Во сне нам с тобой никто не помешает…» – успел подумать Роберт, перед тем как окончательно провалиться в царство Морфея.

Там, за гранью реальности, он делал со своей прекрасной моделью все, что хотел. Не сдерживая страсть, не ограничивая порочные фантазии.

– Ты самая прекрасная женщина на свете… – шептал он на ушко девушке, скользя руками по ее безупречной коже.

Они вдвоем сидели на широком подоконнике в доме из красного кирпича. Она целовала его, он ее. Но вдруг в нос ударил сильный запах гнили, сырости и плесени. Роберт отстранился от Галы. Ее тело в его руках стало покрываться струпьями, темно-зелеными и синими пятнами. Прекрасная головка запрокинулась, нижняя челюсть, словно плавясь, начала отслаиваться от черепа и стекать вниз на грудь. Окно вдруг посерело, его облепили мухи и тараканы. Затем стекло с треском лопнуло и разлетелось на мелкие осколки. Роберт заслонился рукой, чтобы защититься, а когда снова открыл глаза, понял, что лежит в своей мастерской на старом диване. Будильник неистово звонил – пора вставать и отправляться на Каштановую.

На третий день работы Роберт не испытывал ни малейшего возбуждения, глядя на свою модель.

Когда солнце снова коснулось крыши дома из красного кирпича, Гала соскользнула с подоконника и исчезла из виду.

Роберт подошел к дверям за конвертом. Дверь распахнулась.

Она стояла в темном проеме, по-прежнему обнаженная. Совсем близко. Гала протягивала ему белый конверт с гонораром. Когда Роберт решился взять его, их пальцы соприкоснулись.

Конечно же, он не помнил всех женщин, которые побывали в его постели. Даже не так… Половина лиц и тел давно стерлись из его памяти. А все, что было дольше десяти лет назад, так и вовсе виделось через мутную пелену. Но, когда пальцы художника коснулись его последней модели, сознание пронзила вспышка дежавю: «Я уже видел ее когда-то!» Он вцепился взглядом в глаза, нос, щеки, линию подбородка и аккуратные маленькие ноздри своей Галы. На правой щеке едва заметная родинка. «Откуда я тебя знаю?» – подумал Роберт и сделал шаг к ней навстречу.

Едва нога художника ступила за порог, девушка схватила его за запястье и затащила внутрь дома.

Свет померк.

Роберт испуганно заморгал. Сейчас глаза привыкнут к полумраку, и он увидит свою прекрасную Галу, рассмотрит интерьеры, скрытые от посторонних глаз тяжелыми портьерами.

И через минуту он стал различать, где находится. Вот только внутри дома из красного кирпича, к удивлению художника, оказалась его старая мастерская. Лет пятнадцать назад он жил и работал в такой на окраине Неназванного города.

В то время у него было много амбициозных планов, в Доме культуры намечалась первая персональная выставка, от поклонниц у молодого, длинноволосого творца не было отбоя.

Роберт сидел в центре этой старой мастерской на кушетке. Днем на ней ему позировали обнаженные модели, вечером на ней же он занимался любовью либо с одной из них, либо с кем-то, кого цеплял прямо на улицах.

И вот он смотрит, как робкая юная нимфа, прикрываясь простыней, выглядывает из-за мольберта. Ее лица не видно. Темно, свет уличного фонаря делает все вокруг лунно-голубым, но девушка в тени.

– Иди ко мне, крошка! – говорит Роберт. – Не бойся. Иди ко мне.

Она делает несколько робких шагов ему навстречу и оказывается в полоске света. Тонкие руки отпускают простыню. На него смотрит его Гала.

– Ты не обманешь меня? – спрашивает она у художника.