Враг Самогеты

– Тебе-то что, человек?

– Твоя правда, орк. По крайней мере, перестанешь убивать моих монстров и путаться под ногами. Но с тебя должок, хитрая. Если выживешь, конечно.

– Гудр, – буркнула я на прощание, уверенная, что он не поймет на орочьем «спасибо». Но по самодовольной улыбке стало ясно: он понял.

Маг перебросил нас прямо на окраину селения. Первое, что мы увидели, – это крыши хижин, объятые огнем. Дым такой густой, что не видно ни неба, ни очертаний Говорящей горы, которой можно любоваться из любой точки деревни. Здесь шел бой: горстка охранников, которых оставил наш вождь Цебир, сражалась с захватчиками в монашеских одеяниях и демонами. Нашим ближайшим соседям, демонам, еще ни разу не хватило смелости вторгнуться на наши земли с оружием – до этого дня.

Я начала рыскать взглядом по лежавшим вокруг мертвым оркам, боясь увидеть среди них отца. Не найдя, вздохнула с облегчением и кинулась в бой первой. Рекштар, не отставая, бросился следом. Меня захлестнула слепая ярость, а это плохой советчик для воина. Голова всегда должна оставаться холодной, без эмоций. Но растерзанные тела знакомых орков кругом, душераздирающие крики и плач детей затуманили разум. Я чувствовала, как кровь убитых врагов брызжет мне в лицо, ощущала ее вкус во рту. Но руки, казалось, становились только сильнее, когда замахивались, наносили и отбивали очередные удары.

Церемониальный наряд я узнала издалека, отец неподвижно лежал на земле около своей хижины. Рядом с ним на коленях стояли двое: Элония, его ученица, и моя мать. Я ринулась к ним, но дорогу мне преградил демон, размахивающий топором. Я резко пригнулась, и его рука с тяжелым оружием пронеслась над моей головой, не причинив вреда. Взмахнула мечом, отсекая его кисть с топором. Кровь хлынула струей. Демон уставился на обрубок, собираясь закричать, но не успел. Следующий удар пришелся ему в сердце, в одно из двух… Или сколько их там у демонов?

Вытащив лезвие из его груди и перешагивая через уже мертвое тело противника, я подбежала к отцу. Вся его верхняя рубаха была в крови. Мать старалась перевязать рану, а Элония зажимала ее ладонью. Я недоуменно уставилась на нее, ведь ученица моего отца – маг жизни.

– Почему не исцелишь его? – спросила я у заплаканной Элонии.

Ее слезы лишь раздражали. Орки не плачут, а дают обидчику сдачи. Пришлось встряхнуть ее, приводя в чувство. Элония всегда была чересчур ранимой, отец предпочитал говорить «тонко чувствующая» и именно поэтому взял ее в ученицы. Но, как по мне, она просто размазня.

Вместо нее, запинаясь, ответила мама.

– После того, как на нее надели это, – мама указала на шею Элонии, там красовался тонкий обруч из серого, тусклого металла, – ее магия исчезла!

– Я ее не чувствую, – завыла Элония.

Я потянулась к стальному ошейнику, силясь снять его, но тот не поддался.

– Эфира, – негромко позвал отец.

Склонившись над ним и взяв за руку, я заметила такой же ошейник и на его шее.

– Время пришло.

Отец облизал сухие губы – говорить ему было тяжело – и подвинул ко мне свой клинок, который достался ему от отца, а тому – от его отца. Оружию, которое передавалось из поколения в поколение, давалось имя. Кинжал отца носил имя Бурата, что переводилось как «последнее касание». И это острие оправдывало свое название: заточенное с двух сторон изогнутое лезвие, тонкое, как лист, смертельное в умелых руках, с рукоятью в форме склонившейся длинношеей птицы.

Я замотала головой, отказываясь принимать кинжал, ведь это означало бы, что мы прощаемся. Не собираясь сдаваться, начала озираться в поиске подмоги, но отец сильнее сжал мою ладонь. Наши взгляды встретились. И в темных, как у меня, глазах отца я увидела не боль и страх, а радость, какая бывает у путника, пришедшего к концу своей дороги. Что он увидел в моих, не знаю, но его последние слова запомню на всю жизнь.

– Дочь, ты всегда отличалась от нас своей сдержанностью. Орк сначала бьет, потом думает, но ты не такая, и этим превосходишь многих, помни это. А теперь будь сильной, отпусти меня. Найди свой путь.

Мама прислонила свой лоб к его, и по ее щекам потекли тихие слезы. Я не помню, чтобы когда-либо видела ее плачущей.

Не в состоянии вымолвить ни слова, я лишь смотрела, как его свет меркнет, и на этой земле для меня навсегда становится темнее. Мой отец, друг, учитель, Карктар, сын Гулгарела, сына Дрока. Мудрый, справедливый старейший шаман орды, не заслуживающий такой смерти. Орки верят, что на этом жизнь не заканчивается, и нет ничего неестественного в том, что родитель умирает раньше своего ребенка, но я не была готова принять его смерть.

Глаза отца медленно закрылись, и рядом с новой силой завыла Элония. Я ей даже позавидовала, мне бы сейчас тоже завыть, позволить душе выстрадать боль, но вместо этого я застыла в полусогнутом положении над телом отца. Из ступора меня вывел голос Глары. Она тихо подошла, села рядом и со злостью прошипела:

– Дрокул исполнил твой приказ. Вождь прислал нам в помощь отряд лучших воинов. Теперь мы их всех отправим в могилу!

Хотелось бы разделить ее радость мести, которая сейчас свершится, но внутри скребла злоба: не на захватчиков, а на вождя. Еще пару лун назад отец предупреждал Цебира о надвигающейся войне, призывал встать плечом к плечу со светлыми эльфами и людьми, на которых напали. Но молодой вождь медлил, считая, что слабый сосед – хороший сосед. Он выжидал, не желая ввязываться в драку за людей и эльфов. Не хотел союза, надеясь увидеть людей поверженными, и тогда орки пришли бы на их землю как спасители, перед которыми Людея склонила бы голову. Но все оказалось иначе. Люди нашли способ выжить, и все твари, разрушавшие человеческие города, ринулись на нас. И как раз люди пришли оркам на помощь даже после того, как мы им отказали. Это мы теперь оказались у них в долгу.

Орда праздновала хорошую весть – мы очистили наши земли от врага. Но для моего племени Говорящей горы она омрачалась прощанием с нашим шаманом, моим отцом. Я смотрела на него в последний раз перед тем, как огонь поглотит его тело и освободившаяся душа навсегда покинет этот мир.

Недалеко от нашего селения в середине ночи, когда от заката прошло столько же сектов, сколько осталось до рассвета, собрались орки. Многие пришли проститься со старшим шаманом. Карктара знали во всех уголках пустоши Хангар и даже за ее пределами. Безоблачное темное небо переливалось множеством взошедших ярких звезд. Словно сам небесный Дух пришел попрощаться с тем, кто провел многие ночи, вглядываясь ввысь и разгадывая его тайны. Издалека доносился монотонный ритмичный стук барабанов.

Чем больше членов орды собиралось возле погребального костра, тем сильнее я ощущала энергию племени, соединяющую каждого орка друг с другом. Даже не прибегая к турее, чувствовала ее, текущую сквозь меня. По обычаю пришедшие выказывали свое почтение и выкладывали камни вокруг погребального костра. Но камней собралось уже так много, что остальным приходилось находить совсем маленькие камешки, чтобы не завалить тело отца грудой булыжников.

Стоя у единственного прохода, держа руки на плечах мамы, которая с момента гибели отца не проронила и слова, я почувствовала, как за моей спиной встал Цебир. Я должна была поприветствовать его, но не нашла в себе сил даже обернуться. Ощутила, как его тяжелая ладонь легла мне на плечо. Вождь – глава орды для всех, но для меня в первую очередь друг, больше, чем друг. Наверное, именно поэтому так сложно было принять его решение, которое привело к смерти Карктара.

Шаманское чутье, доставшееся от отца, стрельнуло в груди, и я повернула голову в ту сторону, куда тянула знакомая нить, к которой я привыкла прислушиваться. Недалеко, облокотившись о ствол старого дуба, в сторонке, не привлекая внимания, стоял не орк, чужак. Приглядевшись, я узнала его: человеческий маг с поля битвы. Хотела было подумать, что ему тут надо, но выдохнула и отвернулась – человек сейчас не моя забота. Раз он тут, значит, прибыл к Цебиру. Другого объяснения, как его пустили этой ночью к Говорящей горе, не было.

– Братья и сестры, – крикнул Цебир, обращаясь к собравшимся, – за эти две луны мы потеряли много достойнейших воинов, и этого нам никогда не забыть, но цена их жизни – наша свобода. Нас постигла еще одна утрата: от нас ушел старейший шаман, хранитель орды, имя которого знакомо любому орку – Карктар, сын Гулгарела, сына Дрока. Как вождь, я должен говорить от всей орды, но эта утрата касается и меня лично. Ведь, как многие из вас знают, Карктар заботился обо мне после смерти моего отца. Орда не забудет его. Каким бы тяжелым ни был этот момент, смерть орка не конец, его поступки будут жить дальше. В переходе больше света, чем темноты, и наша горечь недостойна его…

Дальше я не слушала. Все слова, что говорил Цебир, – правда, но они не имели значения. «В переходе больше света, чем темноты», – повторила я про себя, но от этого не полегчало, я все так же остро ощущала утрату, боль и злилась на себя за это.

Меня легонько тронула за плечо Элония, я приняла из ее рук факел и передала матери. Она дрожащими руками поднесла его к нижнему ярусу погребального костра. Огонь взметнулся по сухим веткам, как по лесенке, и озарил лица собравшихся теплым светом пламени. Звук барабанов, под стать причудливому танцу огня, зазвучал сильнее и ритмичнее.

Помня слова отца перед смертью, после обряда прощания я надеялась обрести освобождение и смирение. Но чувствовала себя с точностью до наоборот – опустошенной и злой. Хотелось громить все на своем пути, на поясе тяжестью давила Бурата отца, хотя в действительности она почти ничего не весила. Раздираемая яростью, я знала, что, пока не состоится разговор с Цебиром, переступить через затягивавший меня омут горя не удастся.

Я решительно направилась к самому большому шатру, наспех установленному для вождя на окраине. Перед входом двое из трех охранников преградили дорогу. Третий, узнав меня, не двинулся с места. Сообразительный.

– К нему нельзя, у него переговорщик, – предупредил один из них и направил на меня меч.

Я была только рада бою. Проскочив под рукой охранника с оружием и целясь ему в нос, резким движением ударила древком Бураты. Послышался хруст. От неожиданности орк пошатнулся, и, пока он не пришел в себя, я, опершись на его плечо, подпрыгнула и в развороте ударила ногой второго, ринувшегося на помощь товарищу. Третий тяжело выдохнул и резко вскинул руки, останавливая поверженных охранников, которые еще мгновение – и бросились бы на меня с двух сторон. Отходя в сторону, показал, что я могу пройти, и лишь буркнул:

– Вождь не один, у него важный разговор.

Но мне было плевать. Раздвинув полотнища шатра, я вошла внутрь. Трое мужчин повернули головы в мою сторону.

Цебир смотрел на меня недовольно. Я совершила непозволительную вольность, ворвавшись в шатер без приглашения. За его спиной напрягся Теркан – верный друг вождя, легендарный воин и самый огромный орк из всех, кого я знала. Он славился не только ростом, но и недюжинной физической силой. Третий мужчина – ниже всех, ненамного выше меня, и это был не орк. Человеческий маг. Опять. Из всех он единственный улыбнулся. Его глаза, как и прежде, скрывала тень капюшона, даже захотелось стянуть с него эту головную накидку.

– Эфира, не сейчас, – гаркнул раскатистым басом Теркан, но я не дрогнула, глядя прямо на вождя.

– Думаю, мы пришли к обоюдному согласию, – отозвался человеческий маг и направился к выходу, ловко обогнув меня.

В его походке улавливалась легкость, даже какое-то торжество, и, мне показалось, Цебира это здорово раздражало.

– Рад, что ты выжила, злючка, – проходя мимо, шепнул маг.

Не знаю, слышали ли остальные, но я не удостоила его даже взглядом. Чтобы не смотреть в его сторону, принялась разглядывать шатер. Одну стену закрывало знамя орды – боевой молот на фоне скрещенных костей, рядом стояли доспехи и начищенное оружие, напротив – аккуратно скатанные меха для постели.

Стоило человеку покинуть шатер, Цебир обернулся к своему военачальнику.

– Проследи, чтобы человек не совал нос куда не следует и как можно скорее покинул наши земли со своими людьми.

Теркан качнул огромной головой, закинул секиру на плечо и вышел следом.

Оставшись наедине, мы молча смотрели друг на друга. Он, видимо, ожидал, что я начну извиняться за свое вторжение. Мы не виделись несколько кругов, пока шли бои на землях эльфов и людей, а затем и на нашей. Цебир выглядел как обычно: внимательный, цепкий взгляд, длинные черные волосы заплетены в несколько кос и собраны в хвост. На правом клыке кольцо – знак воинских подвигов. Левый клык чуть обломан, сломанный нос с характерной кривой горбинкой – подарок, оставшийся с юности после встречи с буйноголовой коровой на охоте.

– Ты не можешь врываться сюда, как в свою хижину. Но я рад, что пришла.

Его лицо смягчилось. От жалости, поняла я, и мне это не понравилось.