Одна среди людей

– Я никого не мучаю, я ем, – вырвалось у меня.

– Ты хочешь, чтобы я опять плакала? – подобные вопросы всегда были предвестниками грядущей бури.

Мама давила умело, и я делал все, чтобы соответствовать ее представлениям о хорошем сыне. Я молчал. Любое слово будет использовано против меня. Каждое оправдание, любое заверение будет воспринято, как ложь и еще одна выходка избалованного ребенка, мучающего родителей. В их глазах я хоть и не был драчуном и бездельником, но соответствовал смыслу, который они вкладывали в понятие «трудный ребенок».

– Даниил, мы разговариваем с тобой, а не со стенкой. Прояви хоть немного уважения к матери, – отец выдал свою коронную фразу. Так происходило всякий раз, когда я был не в силах продолжать общение. Теперь не зная, что делать, я глупо молчал и смотрел в одну точку. Лучше встать и уйти, но тогда я распишусь в том, что скрываю какую-то страшную тайну. Может, посмотреть им в глаза и больше не бояться общения? Узнать их секреты и расслабиться… Смогу ли?

– Не понимаю, в чем проблема. Я же сказал, что ничего страшного не случилось. Не верите – ваше дело. – Я резко встал, отодвинув стул. Хотел уйти, но отец крепко взял меня за руку, удерживая силой. От неожиданности я дернулся, инстинктивно повернулся к отцу… и моя клятва оказалась нарушена. Я сразу отвел взгляд, но этого хватило, чтобы я узнал то, чего мне знать не следовало…

Вот я и психанул. Скинул тапочки, сунул ноги в ботинки и выбежал из квартиры, не завязав шнурки.

– Данечка, куда ты? Сынок, постой! Объясни… – мамин голос, смешанный с плачем, еще долго преследовал меня. Лавочка под деревом в тихом сквере укрыла меня от посторонних взглядов. Что дальше?

Я пытался себя утешить, но не мог. Сирота при живых родителях.

Мама родила меня в восемнадцать. Отцу тогда было двадцать три, он крутил баранку, а мама училась в институте. Где и как свела их жизнь, не важно. Только один факт, который я разглядел в глазах отца, имел значение – они оба не хотели меня и не любили. Отец уговаривал мать сделать аборт, а та послушно кивала. Им негде было жить. По их рассказам, после моего рождения всем было несладко. Приходилось делить угол в коммуналке с отцовской теткой, родом он сам был из Подмосковья. Это теперь почти что Москва, и всем без разницы, откуда человек приехал, а тогда, поносимому словечком «лимита», да еще без собственного жилья, ему приходилось тяжко. А мать? Москвичка, попавшая из скромной, но отдельной квартиры в коммуналку, порицаемая родителями за недальновидность. Похоже, именно моя бабка по материнской линии настаивала на аборте, чтобы не получился «не пойми кто, не пойми от кого». Однако я родился. И своим рождением я должен быть благодарен совершенно посторонним людям, которые вразумили неоперившуюся парочку. Кто эти люди? Отцовская тетка, спавшая на полу ради него и матери, да еще неизвестные мне родственники, а может, и просто чужие люди, проходившие мимо по жизни, но неравнодушные к чужим проблемам.

Воспоминания о детстве были разрозненны и выстреливали из прошлого яркими мазками, будто кляксы с кончика перьевой ручки. Там были игры в детском саду, ненавистная манная каша, первый велосипед (его мне подарила соседка, когда ее сын ушел служить на флот), первое купание в реке с большим надувным кругом (тоже дар соседки), первый день в школе, первая двойка у доски… Обычные воспоминания обычного человека. Только я не видел там родителей. Ни мама, ни папа как будто не принимали участия в моем воспитании, хотя мы тогда уже жили в крошечной квартире. Но кому, как не им, заботиться обо мне? Если я играл, то или сам с собой, или с другими детьми. Если я катался на велосипеде, то опять же в компании другого мальчика и его мамы, но не моих родителей. Зимние прогулки на лыжах в парке – опять я один.

Когда же родители появились в моей жизни?

Первое воспоминание о нашем общем досуге было довольно странным. Я брел вдоль витрин огромного магазина, глядя на все товары снизу вверх, и по привычке взял руку рядом стоящего мужчины, который, слегка удивившись, внимательно посмотрел на меня.

«Я не твой папа», – улыбнулся великан, и тут подоспел настоящий отец.

Вместе с ним из глубины магазина появилась мама. Они забрали меня у дяди, явно испытывая чувство стыда за то, что оставили ребенка. Витрины вновь замелькали перед глазами…

Вспомнилось еще, как мы ходили в кафе – единственный раз. Потом не было даже «Макдоналдса». Запрещали без объяснения причин. А я ходил и облизывался на чужие игрушки из «хэппи мила», просил поиграть. И чаще всего мне отказывали. Так вот, то кафе мы выбирали очень долго. Как мне тогда казалось, ходили бесцельно по улицам, не решаясь никуда зайти. Почему? Зачем? Мне никто не объяснял, просто ставили перед фактом и дальше тянули за руку. Наконец мы зашли куда-то, сели за стол. Но радости не было, только напряжение на лицах родителей. Будто они мучили сами себя, а не хотели провести выходной весело. Я наблюдал, как взрослые читали меню и говорили официанту причудливые слова, а я сидел и молчал, думая, что так и должно быть. Потом вспомнились бабушкины похороны, как продавали дачу – теперь я проводил все каникулы в каменных джунглях…

Ощущение покинутости не оставляло меня.

Всегда и всюду один. Я сам по себе, а родители сами по себе. Мы были настолько далеки, что им было все равно, как я учился, хотя учился я и хорошо.

«Да какие там дела в двенадцать лет?» – слышался мамин голос.

«Да это ерунда», – отмахивался отец, когда я пытался рассказать о ссоре с одноклассником.

Когда я был подростком, мы почти не разговаривали. Я чувствовал, что родители чужие мне и мы только делим одну жилплощадь, причем временно. Вечные срывы матери то на мне, то на отце. Вечные жалобы на нищенское существование да на меня бездельника, который не пошел учиться на многообещающие профессии. Например, сын Ольги хотел стать стоматологом, а еще чей-то сын собирался устроиться работать на таможню, а это очень денежные места. А я? Я всего лишь поддался на их же уговоры, что математика и физика для мальчиков, и пошел на информационные технологии «получать грошовую зарплату в НИИ».

Да и вообще, что бы я ни делал, чьи-то сыновья оказывались всегда лучше, проворней и смекалистей. Все уже работали, а я сидел на родительской шее. И кто-то наверняка позавидовал бы такой моей жизни, но…

Я завидовал тем, у кого сложились доверительные отношения и была искренняя радость от общения с родителями, а не обязаловка позвонить им раз в неделю и сказать монотонным голосом: «У меня все хорошо». Ведь им без разницы, как у меня дела, эти звонки для галочки. Быть может, я несправедлив, они дали мне что могли, даже квартиру, доставшуюся неимоверным трудом… Но лучше бы я снимал ее, чем слышал каждый раз упреки в свой адрес, что я на нее не заработал и живу в их квартире.

Возможно, родительская любовь странная, мне непонятная, но если она и существовала, то в отношении меня была не высказана, не реализована.

Я ее не чувствовал.

Родители давали мне все, что могли, растили, воспитывали, но будто из-под палки, будто я некая повинность, обязанность, от которой невозможно избавиться. Я не мог вспомнить ни одного радостного момента, проведенного с родителями. Не мог уловить невидимой пуповины, связывающей ребенка с матерью и отцом… Даже когда бабушка была жива и мы проводили время в деревне, мама вечно ругалась с ней, поэтому я уходил на улицу…

Но что конкретно я увидел в глазах отца?

«Или делаешь аборт, или мы расстаемся», – поставил он ультиматум матери, но не сдержал обещания. «Я сделаю аборт», – ответила мать. И тоже обманула.

В итоге я родился, а они не разошлись. Но лучше бы мать сделала аборт… Неужели только из-за отсутствия жилплощади отец так настаивал на аборте? А мать так поддавалась влиянию собственных родителей? А потом вдруг посмотрела на подруг и решила, что она лучше их и у нее будет ребенок, и все устроится как надо.

Сегодняшний день стал поворотным в жизни. Нет ничего более пугающего и прекрасного, чем осознание правды. Пусть горькой, но необходимой. Теперь очевидно, почему меня не было в их жизни, а их в моей. Морально обосновать самому себе, отчего не надо видеться с родителями, оказалось легко. Виноват ли я в том, что я их сын? Конечно нет…

А они виноваты в том, что создали атмосферу отчуждения и напряженности, постоянной гонки то за деньгами, то за золотой медалью и красным дипломом, чтобы я смог стать «не хуже других и, возможно, выбиться в люди», чтобы не влачить жалкое существование подобно моему отцу, а как отец Лехи – ездить на шикарной машине, и вообще ни в чем себе не отказывать.

Так что и вспомнить нечего из прошлого кроме этой гонки на выживание и упреков в том, что я постоянно в ней отстающий…

Теперь семья казалась мне фикцией, красивой декорацией, чтобы вписаться в пресловутые «общественные рамки». Странный выбор образа жизни, когда люди мучают и себя, и ребенка…

Глава 7

Понедельник. Я бы рад не идти на работу, да не мог. Деньги необходимы, как воздух. Нет денег – ходи голодным. В прямом смысле этого слова. Борьба за каждую копейку разворачивалась каждый день, и ситуация с Юрой тому прямое подтверждение. У меня перед глазами все еще стояла та картинка – Юра обводил мое имя, ставил стрелку вниз напротив и красноречиво убеждал Сергея в моей неспособности справиться с трудными задачами. Сегодня Юру ждал сюрприз. В пятницу удалось хорошо поработать, настолько, что сегодня утром не осталось незавершенных задач.

Заходя в офис, я всегда испытывал двойственные чувства. С одной стороны, хотел казаться незаметным и скорее проскользнуть к своему рабочему месту, а с другой – неплохо было бы привлечь к себе внимание. Чтобы коллеги оборачивались, смотрели на меня с завистью и присвистывали, кивая головой. «Крутой парень, молодец, мне бы так», – с такими мыслями провожали бы они меня взглядом. Но теперь, учитывая все приключившееся со мной, быть на виду совсем не хотелось. Распухшие щека с носом привлекали внимание сослуживцев. Видимо, своих дел у них не было, вот они и глазели по сторонам в надежде найти тему для «утренних диалогов». Я ощущал взгляды коллег, но никто так и не решился подойти ко мне. Но кому, как не Юре начать разговор?

– Даниил, привет! Что случилось?

– Упал, очнулся, синяк, – брякнул я, даже не взглянув в его сторону, и занял свое рабочее место, повернувшись к начальнику спиной.

На том разговор и закончился. А потом Юра прислал мне новую задачу, причем очень сложную, для решения которой требовалось знание как минимум еще одного языка программирования, которым я не владел. И сроки поставил сжатые – неделю. Если не справлюсь, то будет повод сделать выговор и лишить премии, а если справлюсь, то он придумает что-нибудь еще.

Пока я парил в полной прострации, народ в офисе оживился. То ли пришли клиенты, то ли новые сотрудники… или сегодня опять кто-то увольнялся. Словно в помещение хлынул энергетический поток небывалой силы, наэлектризовав воздух. Офисный планктон занервничал, заметался, изображая активную деятельность. Скосившись, я краем глаза оглядел «родные пенаты» и сильно удивился: на одних лицах читалось любопытство, на других – удивление. А еще несколько человек буквально светились от счастья.

Группа маркетологов, занимавшая ряд впереди меня, собралась в кружок. Они что-то обсуждали шепотом, но отдельные фразы я все же разобрал:

– …Офигенная, скажи?

– …Да, крутая телка…

– …Интересно, откуда у нее такой забавный выговор?..

– …Отчитываться каждый вечер – перебор, с Мариной было проще…

– …хочет новый медиа-план…

– …И новый ролик. Этот назвала «дерьмом», хотя Марине все нравилось…

Потихоньку маркетологи разбрелись по своим местам. Кого они обсуждали? Неважно. Мое дело работать, и я буду стремиться, чтобы меня оценили по достоинству. Холодный расчет подсказал единственно правильное решение – написать электронное письмо Сергею с простым вопросом: уполномочен ли ведущий программист ставить задачи, частично адресованные не мне, а другим специалистам. В мои должностные обязанности не входило использование языка программирования, который требовался для выполнения этой новой задачи. Быстро его осваивать не входило в мои планы, и неразумно с точки зрения компании заставлять сотрудников заниматься самообучением в рабочее время, если это заранее не оговорено. Компания рисковала потратить много денег впустую.

Однако я все же получил задание. Либо это самоуправство Юры, которое быстро откроется, обратись я к Сергею с вопросом, либо это продуманный шаг со стороны Сергея и Юры ради того, чтобы меня уволить. Первый вариант я отсек, как наименее правдоподобный, а вот второй… Что ж, если они действительно хотят моего увольнения, то выбрали странный путь, не проще ли вызвать в кабинет и попросить написать заявление по собственному желанию? Контора частная, что хочу, то и творю. Необходимо было разобраться в ситуации, и я написал электронное письмо, что являлось официальным и даже юридическим документом. В письме Сергею я обращался к нему как к винтику, который должен отвечать и реагировать на происходящее с точки зрения интересов компании, а не личных прихотей и амбиций. В поле «копия», я вставил электронный адрес Юры, чтобы тот понимал – сдаваться я не намерен. Более того, в мои планы не входило хвататься за исполнение этой задачи.

Пришло сообщение, что электронное письмо успешно отправлено. Теперь самое время пройтись на кухню, принять чашку чая. Работа на дому была бы куда более спокойной – ни сплетен, ни чаепитий, ни отвлечения на пустую болтовню. Однако стоило добиться повышения, а потом с чистой совестью уходить из мира офисного в мир виртуальный.

Из кухни доносились голоса, причем один – женский – был мне не знаком. Незнакомка весьма эмоционально описывала какой-то заграничный город. Собеседники задавали вопросы, а потом охали – то ли удивлялись, то ли восхищались, то ли завидовали.