Oльга

– Ни больше, ни меньше. Мне нужна натуральность, – ответил он.

– А в прочем не важно, главное ты будешь мне платить. Мне нужно быть голой?

Евгений кивнул.

Он очень волновался, идя к ней. Они договорились заниматься искусством (такое название предложила Ольга по только ей известным причинам) с шести часов вечера до восьми, когда квартира более менее свободна. Он взял свои кисти и холст, подошел к ее крыльцу и постучался.

Дверь открыл мужчина, что явно удивило Евгения.

– К Ольге пришел? – спросил тот хриплым прокуренным голосом. От него пахло капустой.

Евгений кивнул. Тот впустил его внутрь, где по-прежнему правил хаос. Он прошел и сел на кровать. Спустя десять минут из ванной вышла Ольга и как всегда голой. Она поцеловала мужчину в щечку, помахала ему рукой и выпроводила его за дверь. Затем взглянула на часы, вздохнула и накинула на себя халат.

– Мог бы и опоздать, а то пришел на десять минут раньше. Видишь же, что еще другой не ушел. Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Я плачу за полные два часа и не собираюсь опаздывать, – отрезал Евгений и достал все необходимое. Теперь он стал сомневаться, то ли это, что ему нужно?

Но как только она села на кровать, скинула с себя халат и оказалась перед ним совершенно голой, он понял, что это то. Он принялся творить.

Ольга была не самой красивой девушкой, что могла бы запечатлеть рука художника. У нее была смуглая гладкая кожа, руки грубые и сухие, словно никогда не знали влаги, длинные стройные ноги с редкими черными волосами на них, на ногах под ногтями виднелась грязь, а сами пальцы были разной длины – большой палец был меньше второго, что создавало явную асимметричность. Ступни были длинными, грубыми, кожа в редких местах стала шелушиться и отваливаться, бедра широкие и сильные. На животе был лишний жирок, который был явно виден, в какую бы позу она не садилась. Вообще Ольга старалась сесть перед ним так, чтобы он рисовал только красивую ее сторону. Она крутилась и вертелась, пытаясь улыбаться, но это выходило так неестественно, что начинало потихоньку раздражать.

Только Евгений сделал пару набросков, как она снова поменяла свою позу, то откинет свои густые волосы за плечи, то соберет их в тугой хвостик, который оттягивал ее морщины, видевшие вокруг уголков рта. Он старался внимательно изучать ее, поэтому первые дни он практически не рисовал, а только разглядывал ее лицо, мимику и жесты, он желал передать все на своем холсте, не упустив ни единой детали этой порочной женщины. Так он приглядывался к ее пушистым, но весьма коротким ресницам, к слегка желтоватому оттенку зубов, к сухим губам, которые она всегда облизывала, нашел еще пару морщинок на лбу, не сильно заметных, но он и их не упустил. С каждым разом глядя на нее он четко осознавал, что перед ним настоящая живая женщина, которая в силу обстоятельств (возможно, денежных, а, возможно, идейных) не наносила макияж, не старалась скрыть свои недостатки, а напротив выставляла их напоказ. Ее многие бы назвали вульгарной, развратной, падшей женщиной. В некотором отношении они были бы правы, ведь то, чем она зарабатывает себе на жизнь, ни в коем случае не является нормой, но сейчас Евгений видел ее никак продажную женщину, а как образ, который он старался перенести на холст.

С каждым разом Ольга вела себя все привычнее и натуральнее, отпускала непристойные шуточки, смеялась и хихикала, словно школьница на первом свидании. В первые дни, когда к ней приходил этот странный мужчина с кистью в руках, она не понимала, как мог мужчина так легко сидеть перед голой женщиной, мог спокойно держать себя в руках и так внимательно разглядывать ее. Она ведь, как и другая женщина, имела массу недостатков и комплексов. Покрывшись коркой вульгарности, она сменила свою непорочность, чистоту и женственность на одночасовое удовольствие, на выдуманную у нее в голове любовь, которая так и оставалась у нее в голове. Она дарила тепло, нежность и ласку мужчинам, которым не хватало этой женской любви, но тайком она мечтала, что однажды один из этих мужчин останется с ней в пастели навсегда. Он примет ее такой, какая она есть, со всеми своими недостатками и греховностью. Ольга прекрасно осознавала то, что в такой репутации она будет никому не нужна и поэтому с каждым разом она все холоднее относилась к себе, все вульгарнее выражалась, пытаясь заменить внутреннюю пустоту тем, чего хотели от нее мужчины.

Однажды она спросила его:

– Почему именно мое тело? Ведь ты мог выбрать любую девушку. Моложе, красивее, нежнее, а выбрал вульгарную потаскуху, – она усмехнулась, пытаясь скрыть презрение к его выбору.

Лучше бы он делал тоже, что и другие мужчины.

Воспользуйся ею и уйди прочь! Ну, давай! Не делай вид, что ты особенный!

Она ведь однодневка, одноразовая посуда, поешь и выброси.

Ты же не особенный, ты же мужчина, ты не можешь быть особенным.

– Я не хочу молодую, я хочу живую, – ответил он, даже не посмотрев ей в глаза.

Она не видела, что он уже наносил нежные краски на холст. Он сейчас замечал только тона и сочетания. Он летал в мире искусства.

– Знаешь, это довольно странно. Сидеть и позировать человеку, который даже не притронулся ко мне за всю неделю, что ходит ко мне. Такого еще со мною не было, – она зевала и щурилась.

В комнате было тускло. Но Ольга сумела заметить кольцо на пальце Евгения, она разочарованно отвела взгляд и вздохнула. Затем посмотрела на свою руку, ее взгляд остановился на безымянном пальце. В свои тридцать шесть лет она ни разу не была замужем, в свои тридцать шесть лет она не имела практически ничего.

– Потрясающе, ты очень красива, – он впервые улыбнулся.

Он рисовал очень нежно и аккуратно, старался передать всю реальность этой женщины, вывернуть ее душу наружу и запечатлеть вспышкой на этом холсте, чтобы люди, видевшие это, могли точно понять, что женская красота – это такое странное понятие, придуманное каким-то дураком. Вообще все мужчины дураки, если подстраивают естественную красоту под какие-то выдуманные им рамки. Из чего многие женщины очень страдают, подгоняя свое природное тело под современную моду, под стандарты красоты.

– Давай закончим на сегодня, я устала, – вздохнула Ольга, накидывая на себя халат.

– Стой, ну как же! – возмутился увлеченный работой Евгений.

– Ты и так сидишь здесь третий час и это…сегодня денег не стоит, купи лучше жене чего-нибудь, – она грустно прошла к шкафу, спустила халат и Евгений снова увидел ее загорелую кожу, бедра и талию, которую Ольга в тот же момент намеривалась спрятать под бесформенный серый свитер. Она натянула туго лямки бюстгальтера, так туго, что у Евгения от этого заныло в плечах, натянула на себя колючий старый свитер, затянула ремень на брюках и подошла к зеркалу.

– Так и будешь на меня смотреть? – посмотрела в зеркало она.

– Куда ты пойдешь?

– Хочу прогуляться, мозги нужно проветрить, – она затянула волосы в тугой пучок, который получился очень неряшливым и бесформенным.

Она сняла тугую резинку, выдрав при этом пару волос, от чего у нее заслезились глаза. Она снова повязала резинку, и на этот раз у нее вышел вполне пригодный хвост на голове. Евгений стал собирать свои вещи. Он украдкой наблюдал за нее действиями. Моментально из вульгарной, распутной девицы она превратилась в домашнюю (и, наверное, даже, милую) женщину. Взяла ключи и подошла к двери.

Евгений покинул квартиру, от которой по-прежнему пахло капустой.

Дома его встретил сын, который был явно чем-то обеспокоен. Он сердито взглянул на отца и пропустил его в комнату. На кухне пахло мясом, у Евгения от этого запаха скрутило живот, но он по-прежнему старался сохранить улыбку на своем лице. Сняв свое пальто, он аккуратно поставил холст и чемоданчик с красками на пол. Но надменный взгляд сына заметил эту деталь.

– Зачем тебе холст? – спросил он.

– На работе попалась одна интересная работа, вот и пришлось остаться дольше обычного. Как мама? – он специально называл эту женщину мамой, чтобы сыну было легче понять о ком он говорит, да и в связи с последними событиями он не желал называть ее женой.

Евгений вдруг понял, что задержался вовсе не специально.

(Что он вообще забыл в этом доме?)

В коридор выбежала маленькая Лиза, обняла папу, мужчина поднял ее на ноги. Из комнаты послышался чужой женский смех. Он был таким тихим, неоднозначным, словно небольшие капли дождя били об асфальт дороги.

– Лизонька, у нас кто-то в гостях? – спросил он дочку и прошел в комнату с некоторой опаской.

В комнате сидела молодая женщина с очень красивой внешностью, белокурая, с выразительными зелеными глазами и пухлыми губами. Это была Татьяна, сестра его женщины. Она только, что прилетела из отпуска, была загорелая и молодая, она дышала жизнью и красотой.

Но Евгению она никогда не нравилась. Слишком напыщенная, ненастоящая, кукольная.

– Привет, Женя, – она улыбнулась ему и помахала рукой. Единственная женщина, называвшая его Женей, – как твоя работа?

Только Евгений открыл рот, как она его перебила:

– Я вот недавно была на море, вот сижу, сестрице рассказываю тут.

Он взглянул на жену, а та язвительно на него. В воздухе пахло чистой завистью.

– Правда? И что там интересного? – он опустил Лизу и подсел к ней на диван.

И понеслось. Лето, солнце, жара, духота, туристы, красная икра, загорелые парни, море, рыба и пляж – все это летело из уст Татьяны, как из помойного ведра. Она комментировала все, что видела, слышала и выливала слова на стол, а его женщина жадно проглатывала каждое слово и только вздыхала от такой прекрасной жизни.

– Я уже забыла, какого это, быть на море, мой муж зарабатывает копейки, еле на детей хватает! А ты знаешь, сколько сейчас стоит детское питание?

Дети, дети, дети.