Берег Живых. Наследники Императора

Хэфер не выдержал и рассмеялся. Камни некрополя отразили его живой голос призрачным эхом, но это не пугало, а скорее словно напомнило самому месту, что оно не было заброшено и забыто.

– Мой предок сам помогал крестьянам засевать первые поля и рыть первые оросительные каналы. Так с чего бы мне считать труд унизительным? И разве ты не знаешь, что к наследнику трона Владыка наиболее требователен? – он улыбнулся, вспоминая. – Мне доводилось работать даже в каменоломнях, не то что в полях. Будущий Император должен знать, чем живёт его народ, причём не из книг. Так завещал Ваэссир, первый Эмхет.

Перкау смущённо улыбнулся:

– Мне ведома традиция, но я не знал, что она ещё жива.

– О, поверь, мудрый, ещё как жива, – Хэфер тихо рассмеялся. – Когда-то, в юности, мне казалось, что отец ненавидит меня, иначе зачем бы он отсылал своего наследника по поручениям самым неподобающим. Ну а потом, когда ума промеж моих рогов стало несколько больше, я осознал, что к чему. Потому единственное, чем ты можешь оскорбить меня, это отказать в возможности помочь твоей общине хоть как-то. Я и так долго не вставал с ложа, прибавив вам забот.

Жрец задумчиво покачал головой:

– Ну что ж, здоровье твоё, пожалуй, позволит кое-какие занятия…

– От них оно только улучшится, – заверил царевич. – Бездействие приводит к унынию, и я устал от него.

– Ты не бездействуешь, – возразил Перкау несколько укоризненно. – Для меня не секрет, что ты возобновил тренировки.

– Возобновил – это слишком сильное слово для того, на что я пока способен, – со вздохом ответил Хэфер и, предупреждая слова жреца, добавил: – Знаю-знаю, мудрый… и не ропщу. Разве что не могу не сердиться на себя и собственную глупость.

– Всё вернётся к тебе, господин, дай только время.

– Дайте то Боги, чтобы время это у нас было.

Перкау ничего не ответил, но Хэфер чувствовал, что бальзамировщик был с ним более чем согласен.

Глава 8

Конец 1-го месяца Сезона Всходов

Юго-восточная область Лебайи по большей части представляла собой пустыню, и границы её с Таур-Дуат были весьма условны. Небольшие отрезы плодородной земли существовали благодаря рэмейским ирригационным системам, пополнявшимся из речушек, бежавших с гор Маэлдаз к Великой Реке Апет. Население здешних мест в основном составляли люди, смуглые и золотоволосые, но встречались и рэмеи, по разным причинам решившие осесть среди своих человеческих соседей. Таковые, впрочем, не были редкостью – и не только в Лебайе, – как и браки между представителями двух рас, совершавшиеся несмотря на разницу в сроке жизни. В конце концов, от союзов людей и рэмеи всегда рождались рэмеи, а потому между этими расами не существовало такой пропасти, как у них обеих – с эльфами.

Эльфы в Лебайе тоже встречались – в основном торговцы и путешественники – но всё же реже. Жаркий климат пустыни их не особенно прельщал: наследникам фэйри не хватало их тенистых чащоб. Да и не везде по эту сторону гор Маэлдаз им были рады, несмотря на тридцатилетний мир.

Люди Лебайи всегда относились к уроженцам королевства Данваэннон теплее других народов, чьи границы пролегали рядом с могущественным рэмейским соседом. Многих удивило, что Владыка Секенэф согласился с условиями эльфов и оставил этой земле суверенитет. Лебайя лежала слишком далеко от стратегических центров Империи, чтобы являть какую-либо опасность, а вот для поддержания торговых и дипломатических отношений представляла интерес. Решение Владыки, хоть и рискованное, оказалось мудрым, ведь целью обеих великих держав континента, измученных долгой войной, было как раз укрепление дипломатических связей… по крайней мере, внешне. Жест доброй воли дорого обходился Императору теперь, ведь именно из Лебайи был направлен удар по правящей семье. Все понимали, что эльфы не просто так настаивали на сохранении независимости своих людских союзников. В конце концов, и у рэмеи по ту сторону гор были свои друзья. Но такого вопиющего кощунства не ожидал никто.

Обо всём этом размышлял военачальник Нэбвен из вельможного рода Меннту, сопровождавший царевича Ренэфа согласно приказу Императора. Воины уважали младшего сына Владыки, потому что мыслил он как воин и много времени проводил в их среде. Впрочем, знали они и его горячность. Немало должно было пройти лет, чтобы из царевича вырос настоящий зрелый военачальник. Тем не менее, талантов ему было не занимать, и многие молодые солдаты тянулись к нему. Но, хотя общий язык он умел находить со всеми, дружбу Ренэф водил мало с кем, а в столице общался чаще со знатными рэмеи – сказывалось влияние матери. Правда, теперь это уже не казалось только лишь признаком гордыни и закрытости. Весть о том, что наследника Секенэфа предал именно Сенахт – тот, кого старший царевич возвысил от простого солдата до личного телохранителя, – неоднократно и подолгу обсуждалась в казармах. Двое других стражей Хэфера – Метджен и Павах – происходили из вельможных семей и дружили с Хэфером с детства. Сенахт же примкнул к ним значительно позже. Он-то и привёл весь их маленький отряд в засаду, правда, и сам при этом погиб. Метджен не выдержал эльфийских пыток – на его тело смотреть было ещё страшнее, чем на мумию Сенахта, ведь жуткие раны замученного телохранителя были оставлены не зверем. Павах выжил, но его тело медленно разрушал яд. Могучий прежде воин теперь с трудом держал в руках оружие – незавидная участь для героя, уж Нэбвен-то понимал. Кто-то предполагал, что останки Хэфера попали не к эльфам, потому-то они и пытали телохранителей царевича – хотели узнать. Другие считали зверства, совершённые над воинами, провокацией или же прямым оскорблением Владыке. Мнения что при дворе, что в народе расходились, но былую ненависть к эльфам эти события всколыхнули у многих. Теперь гости из Данваэннона уже не чувствовали себя в безопасности нигде в Империи, будь то торговцы, путешественники или те, кто осел в Таур-Дуат после войны.

Не все детали в этой смутной и уже изрядно обросшей слухами истории были известны простым солдатам. Нэбвен, пользовавшийся особым доверием Императора, получил чёткий приказ лично от Владыки, и воля Императора не удивила его. Он надеялся только, что подозрения правителя окажутся напрасны. За свою богатую на события жизнь Нэбвен повидал немало, но в то, на что наводили его размышления после разговора с Владыкой, слишком сложно было поверить.

Два взвода беспрепятственно пересекли границы. В Лебайе не существовало единой пограничной стражи – лишь разрозненные отряды, охранявшие прилежащие к тому или иному городу земли. Первые поселения относились к Леддне, куда и лежал путь взводов царевича Ренэфа и военачальника Нэбвена.

Крестьяне – люди и рэмеи – прерывали работу в полях и провожали воинов удивлёнными взглядами, а потом приветственно махали. Дети с восторженными криками бежали следом, расхваливая чудесные оружие и доспехи, которыми славились имперские солдаты. Многие из этих мальчишек наверняка мечтали однажды попасть в армию Таур-Дуат, служба в которой считалась почётной и среди жителей Империи, не говоря уж о лебайцах. Несколько женщин, обворожительно улыбаясь, уже спешили к отрядам с кувшинами, наполненными тут же в ближайшем колодце, и предлагали воинам утолить жажду прохладной водой в знойный день.

Ренэф надменно взирал на эти проявления дружелюбия с высоты своей колесницы. Он не любил ни эльфов, ни тех, кто был с ними хоть сколько-нибудь связан, хотя немало людей даже из местных вполне искренне уважали рэмеи.

Царевич разрешил воинам напиться, но сам пил только из собственной фляги. Нэбвен, в свой черёд, не стал осекать тех солдат, которые излишне залюбовались красотой местных женщин и позволили себе поддержать какой-то весёлый ни к чему не обязывающий разговор. Военачальник знал, что у его воинов хватало ума промеж рогов, чтобы не обсуждать с красавицами цель прибытия отряда до того, как её объявит сам Ренэф.

Кого-то из крестьян порасторопнее уже послали за старостой селения. Нэбвен ожидал также, что вскоре должен был появиться небольшой патруль стражи. Кто-то ведь охранял эти земли – конечно, больше для вида, ведь противостоять армии соседа не сумела бы вся Лебайя вместе взятая. Это понимал каждый – и здесь, и в пока ещё дружественной Таур-Дуат.

Ждать пришлось недолго. Вскоре подошёл староста – сухощавый мужчина в летах, простой и доброжелательный. На рэмейских солдат он смотрел с явной опаской и понимал, что явились они не погостить. После обмена приветствиями – многие здесь прекрасно владели рэмейским языком, по крайней мере, устно, ведь священная письменность оставалась уделом избранных – староста обратился к Ренэфу, чей высокий статус сразу бросался в глаза. Его доспех был не только добротным, но и украшен искусными гравировками, а на панцире перекрещивались защищающие крылья Богини – знак, который имели право носить только Эмхет. Но даже без доспеха царевича сложно было не выделить, с такой статью и гордостью он держался.

– Чем мы обязаны твоему прибытию, сиятельный господин? Неужто новая война с эльфами грядёт? Но все эти годы мы жили в мире, как мне казалось…

– Так и было до недавнего времени, – холодно прервал его царевич. – А потом наёмники из Лебайи по эльфийской указке совершили вероломное нападение на знатного рэмеи, охотившегося в песках на территории Таур-Дуат. Он погиб, и наш Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, весьма опечален этим обстоятельством.

Староста охнул и осел, но был вовремя подхвачен ближайшими к нему крепкими крестьянами. «Да, он прекрасно понимает возможные последствия, – с грустью подумал Нэбвен. – Что говорить о маленьких, пусть и процветающих селениях, если война сокрушает целые города?..»

Среди местных прокатился тревожный шёпоток.

– Клянусь, господин, мы ничего об этом не знали!

– Кто-то на границах должен об этом знать, – жёстко возразил Ренэф. – Пошли гонцов к градоправителю. Сообщи, что прибыл сын Императора Таур-Дуат, да будет он вечно жив, здоров и благополучен.

Нэбвен одобрял решение Ренэфа призвать градоправител в свой лагерь. Не пристало рэмейскому царевичу приходить к людям как просителю, тем более что устами царевича сейчас говорил сам Император. Кроме того, имперским отрядам не стоило удаляться от границы, по крайней мере, до получения более точных сведений об обстановке в этой области Лебайи.

– Господин царевич… – испугано выдохнул староста и простёрся ниц перед Ренэфом.

Его примеру последовали и остальные крестьяне. Царевич поморщился и нетерпеливым жестом велел людям подняться. Он ценил почтение, льстившее его самолюбию, но до отвращения не любил, когда перед ним так откровенно унижались.

– Я и мои солдаты разобьём лагерь недалеко от твоей деревни, – сказал он и возвысил голос так, чтобы слышал каждый. – Я пробуду на вашей земле не больше месяца. За это время вы должны найти виновных. Те, кто укрывает убийц, будут наказаны по всей суровости и справедливости закона Таур-Дуат. Поспешите разнести эту весть – для вашего же блага.

Крестьяне продолжали испуганно перешёптываться. Даже когда подоспел небольшой патруль, это не вызвало у них видимого облегчения. Разве могли несколько стражников, способных разве что отпугивать зверьё да случайных воров, противостоять прекрасно обученным имперским воинам? Командир отряда отсалютовал Ренэфу, а потом староста отозвал его в сторону и о чём-то коротко переговорил – по всей видимости, о том, как лучше уведомить градоправителя о нежданных гостях и их требовании. Вернувшись к отряду, командир склонился в глубоком поклоне перед царевичем.

– Мы исполним твою волю, сиятельный господин, как можно скорее, – тихо заверил он.

– Надеюсь на то, – спокойно ответил Ренэф, но в его голосе, и без того не самом дружелюбном, зазвенели нотки скрытой угрозы.

Нэбвен одобрительно кивнул своим мыслям. Царевич справлялся достойно.

Гонцы были отправлены. Ренэф – нужно отдать ему должное – отдал приказ имперским воинам поменьше контактировать с местными и не вредить посевам и имуществу крестьян. Солдаты разбили шатры у реки, по другую сторону от глинобитных сельских хижин, аккуратно выбеленных, с выстеленными чистой соломой крышами.

К вечеру по приказу старосты люди поднесли царевичу и командирам угощения – сыр, свежее пиво и ароматный хлеб. Ренэф принял дары благосклонно, но к еде не притронулся – отдал всё воинам.

Нэбвен внимательно наблюдал за людьми. Что бы ни думал царевич, похоже, селяне действительно ничего не знали о трагедии. Едва ли эти простые люди могли так хорошо сыграть недоумение и страх. Скорее всего, заговор крылся где-то глубже в Лебайе. Ренэф принял мудрое решение не углубляться на эту территорию, а остаться ближе к границам, откуда, в случае чего, можно было позвать подмогу.

Военачальник молился всем Богам, чтобы их поход увенчался успехом.

?

Анирет старалась держаться с достоинством, несмотря на всё внутреннее волнение. Это была её первая самостоятельная миссия – прибыть куда-то и донести волю Владыки. Причём не просто куда-то, а в Обитель рода столь же древнего и прославленного, как и род Эмхет. О Таэху среди рэмеи ходили легенды. Сколько Знаний сберегали и приумножали они с самого времени Первых Договоров! Древнее величие Таур-Дуат зиждилось на них в не меньшей степени, чем на потомках божественного Ваэссира.

Царевне пока ещё не приходилось бывать в Обители. И тем более никогда она не думала, что прибудет сюда с такой целью. Таэху выбирали себе спутников жизни лишь по собственной воле либо по божественному указанию, выраженному устами их Верховного Жреца. Владыка не имел права приказывать им, и в этом была их удивительная привилегия даже перед высочайшими вельможами из самых древних родов. Таэху служили Владыке, как и все рэмеи, но волю Богини Аусетаар они получали почти настолько же напрямую, как Владыка – волю Ваэссира. Их Обитель была центром культа Владычицы Таинств, дочери Амна Великого Зодчего.

История династии Эмхет знавала тяжёлые времена. Если род угасал, Таэху вливали в него свою кровь, чтобы правящая династия поднималась с новой силой. Не могло быть в Империи союза сильнее и прекраснее, чем между представителями двух величайших рэмейских родов. И всё же Таэху покидали род неохотно, предпочитая вводить своих избранников к себе, а не наоборот. Это было связано в том числе и с верованиями рэмеи о перерождениях. Души рэмеи перерождались в других рэмеи, но душа Эмхет или Таэху всегда возвращалась в свой род. Никто не был уверен, переродится ли Таэху, ушедший в род Эмхет, среди своих или впредь будет связан с родом Ваэссира. Божественный Замысел можно было трактовать по-разному, но сами Таэху в основном предпочитали оставаться Таэху.

Как удалось отцу договориться с ними, Анирет не представляла. Их согласие на союз одного из своих наследников с царевной было величайшим даром, в котором она к тому же отчаянно нуждалась, учитывая хрупкость её нового положения. Пусть ей не дано было выбрать себе супруга по любви – на право такого выбора она уповала ещё совсем недавно – но спутник из рода Таэху действительно способен был оказать всю поддержку, необходимую… Императрице. Думать о своём будущем девушке по-прежнему было странно и страшно. У неё захватывало дух, и вместе с тем она трепетала.

Власть и ответственность… Анирет никогда не желала этого для себя, но теперь она принимала волю отца не только разумом, но и сердцем. Эмхет вели свой народ и приносили ради него величайшие жертвы. Разве сам Ваэссир из любви к рэмеи не стал одним из них, отказавшись от своего божественного существования? Так что в сравнении с этим значила её жертва?..