– Он же немец по папиной линии, – заговорщически прошептала белокурая хитрюга, прикрыв ухо пышным бантом на кончике косы.
– Да ну?! – вырвалось наружу Олькино недоверие.
– Да ну-у, – передразнила подружка и улыбнулась, прищурившись. – Сама слышала, как Вилена Вениаминовна рассказывала. Бабушка Адлера, наверное, вообще в Германии родилась. Так-то!
– А ты всё правильно поняла?
– Ну, конечно! Хочешь, сама у него спроси. Может, расскажет.
Подружки ворвались в класс под мерзкие аккорды первого звонка. Весь временной задел до урока потратили на украшение актового зала. Сосед Лихачёвой уже сидел на месте. Всегда пунктуален, собран, готов.
«Вот кто настоящий пионер», – мелькнуло у Лёльки.
Она тихонько присела рядом, а Настя водрузила портфель позади. Третий год она неизменно сидела в тылу подруги и за сорок пять минут успевала максимум: училась, хихикала, дёргала Олины рыжие косички и работала почтальоном собственноручно созданных записочек. Хитринскую раздирало любопытство: сознается ли Адлер? Сама спрашивать трусила, а Лёля простая, как три копейки, точно бы ляпнула. Сомнений не оставалось, стоило только подтолкнуть её.
Уже через несколько минут после начала классного часа Лихачёва вздрогнула: деревянная линейка отбивала дробь по позвоночнику. Не отрывая взгляд от учителя, слегка повернула голову и прошептала:
– Ты чего?
– Спроси!
– Пффф… – поджала губы. – Ладно.
Но замешкалась. «Как спросить о таком?» Достала листочек для черновика. «А если обидится?» Покосилась на Мишку. Спокоен. Аккуратно вывела буквы и подвинула клочок бумаги Адлеру. Прочёл, резко повернулся, синее небо глаз заволокло грозовыми тучами. Сверкнула молния. Ответил.
Разлинованный лист заполнялся буквами и гулял от первого варианта ко второму и обратно. Напряжённое начало постепенно сменилось заинтересованностью.
– После школы расскажу, – наконец шепнул Миша, свернул бумажку пополам и спрятал в недрах портфеля.
Лёле оставалось только ждать. Четыре следующих урока тянулись, как очередь за дефицитным товаром. Бывало, родители стояли часами за финскими сапогами, а купить удавалось только болгарские джинсы. Не очень нужны, но уходить с пустыми руками обидно. Брали всё, что оказывалось на прилавке или под ним.
После занятий школьников настигло торжественно-нудное посвящение. Бесконечные речи, клятвы, песни. Спустя ещё час на шеях третьеклассников вспыхнуло алое пламя галстуков. Момент, которого так ждали, настал. Из актового зала вырвался целый рой свежепосвящённых пионеров. Маленькие гордые винтики системы мелькали красными огоньками на фоне монохромных стен. Новобранцы жужжали о начале яркого этапа в жизни, радовались, смеялись и восторгались. В потоке эмоционального буйства Оленька Лихачёва старалась не выделяться. Улыбалась, кивала в такт, чеканила шаг. Но так и не испытала ни эйфории, ни гордости.
По пути в класс её догнал Миша.
– Давай портфель, провожу. А ты про записку утреннюю расскажешь.
– Ага, я быстро.
Оля пулей влетела в кабинет, схватила вещи и ринулась к раздевалке, когда на пути возникла Настя.
– Куда так бежишь?
– Домой надо.
– Подождёшь? Вместе пойдём.
– Давай завтра утром встретимся, как обычно. Сейчас правда не могу. Мне пора. –
Лёля махнула на прощание рукой, а подруга наблюдала, как Адлер перехватил портфель Лихачёвой и они вместе исчезли в глубине пустого коридора.
– Кто тебе про меня рассказал? – буркнул Мишка, когда спускались по ступеням школьного крыльца.
– Настя слышала разговор Вилены Вениаминовны с учительницей.
– Ну понятно. Рано или поздно все прознают.
– Что плохого в том, что ты немец?
– А хорошего что? Сразу погоняло «фашист» дадут, стебаться начнут, – Адлер пнул валявшийся под ногами камень. – Отец у меня немец, мамка-то русская. Только кому это интересно. Для всех буду просто нацистом.
– Для меня не будешь, – Лёля попыталась улыбнуться. Щёки вспыхнули, взгляд заметался под молчаливым прицелом синеглазого одноклассника. – Фамилия у тебя папина?
– Ага, Adler с немецкого – орёл.
– Ух ты, зыкинско[1 - Зыкинско – хорошо, отлично, превосходно]!
– Да харэ тебе… Красиво для тех, кто немецкий знает. А для ребзи – город на Чёрном море.
– У тебя в семье кто-нибудь говорит на немецком?
– Все, кроме мамы.
– Я тоже немецкий хочу учить.
– Сдался он тебе. Я не пойду, мне и дома хватает.
Оля поникла. Допытываться с расспросами не хотела, а сам Мишка так себе поддерживал беседу.
– Куда идти-то? Я ж не знаю, где живёшь.
– Туда, – мотнула головой. – В сторону кукурузного поля, мой дом прямо перед ним.
– Ого, летом, значит, можно полакомиться? – рассмеялся Адлер.
– Ну да, если картошкой не засадят.
Снова тишина.
– Ты только не рассказывай никому. Успеет ещё твоя подружка разболтать, ясный-красный…Тут же особо одарённые тему подхватят.
Олька кивнула в ответ. Адлер молчал. Чужая тайна начала давить на горло. Или это галстук перекосился под пальто и теперь не даёт свободно дышать? Лихачёва понимала, что уже завтра Настя начнёт задавать вопросы про Мишу. Понимала, что привитая подруге ненависть к немцам может легко перекинуться на Адлера. Соврать и сохранить Мишкину тайну? Или не совать нос в чужие дела, как всегда учила мама?
Глава 5
Сентябрь 2018
По ритму шагов легко считывалось состояние. Она старалась идти уверенно, отбивала набойками грув[2 - Барабанный ритм]. Но внутренний метроном барахлил. Торопилась нанести следующий удар набережной и в итоге ускорялась на сотые доли секунды. Нервничала. Ему не нужно было догонять. Один уверенный шаг – три бита её изящных шпилек. В диалоге он не играл главную роль, поэтому мог расслабиться, идти, не напрягаясь.