Полина её хорошо знала. Они дружили. Вместе в лес ходили, травы собирали. Баба Поля хоть и старше была, но многому научилась у Бобрихи, а та в свою очередь от бабки своей училась травы собирать. Поговаривали, что бабка её колдуньей была. И вылечить могла, и загубить.
Свекровь рассказывала, что Бобрихой она стала после смерти мужа. Её настоящее имя Пелагея. Что там случилось с мужем, точно неизвестно. Бобриха привезла его на повозке домой. Похоронила. А потом, говорят, сошла с ума. Ходила по деревне, сыпала в лицо мужикам траву какую-то, проклинала.
Мужики потом заболевали и ходили лечиться к бабе Поле. Так и наступила вражда между подругами. Батюшка беседовал с Пелагеей, грозил ей судом Божьим. Но она обезумевшая совсем была. Ещё у неё был сын, плакал часто, ходил по улице, побирался. Люди его побаивались, но иногда кормили.
После того как Пелагея стала коров глазить, жители подожгли её дом. Пелагея еле успела выскочить, схватила сына и убежала в лес.
Какое-то время о ней никто ничего не слышал. Потом охотники увидели в бобровом лесу хижину. Хотели было подойти поближе, но увидели Пелагею. И пустились оттуда наутёк. Так и прозвали её Бобрихой.
Лет 12 назад, как раз перед твоим появлением, Бобриха приходила к Полине. Тогда тоже все собаки сдохли. Она какое-то колдовство знает. Чтобы собаки на неё ночью не лаяли, она их усыпляет. Что стало с сыном, никто не знает. Место, где живёт Бобриха, охотники сторонятся.
Вот тебя не очень любят в деревне. Ты по лесу шаришься часто. Пропадаешь там. Многие думают, что ты с Бобрихой заодно. А после её ночного визита тебя ещё больше невзлюбили. Будь осторожней, Таисья. А что она хотела от тебя?
– Хотела мальчишку этого дикого забрать. Чёрт меня дёрнул его из ямы вытащить, – произнесла Таисья, – связалась на свою голову.
– Зря ты мальчонку в церковь отвела. Бобриха сама за ним туда не пойдёт. Будет всячески тебя испытывать, – со страхом прошептала Настасья. – Пойду я домой, Таисья. Береги себя.
Соседка ушла. Таисья пыталась переварить полученную информацию, но у неё жутко разболелась голова. Она насыпала себе в ладонь какой-то травяной порошок, слизнула его, запила водой из ковшика, прилегла на печь и уснула.
Проснулась от того, что кто-то тряс её за плечо.
– Мама, мама, – причитала Лукерья, – ты не заболела часом?
– Встаю уже. Не заболела, – зло пробормотала Таисья.
Она никогда не ложилась спать в дневное время. А тут её мигом сморило.
«Что же делать? – думала она. – Вернуть мальчика Бобрихе? Но как я заберу его обратно? Батюшка прознает, что мальчик – сын Бобрихи и не отдаст его точно. А если обману и скажу, что решила оставить его себе, а он потом узнает правду, то Бог накажет. Господи! Господи! Как же мне поступить?»
Таисья поднялась с печки, подошла к образам, что таинственно смотрели из красного угла, встала на колени и начала молиться.
Лукерья, после того, как разбудила мать, села за вышивку. Она заметила, что Таисья встревожена. Очень хотелось узнать, зачем приходила соседка, и о чём так долго разговаривали взрослые. Но мать загрузила её работой, что некогда было разговор подслушать.
Молитвы не успокоили Таисью.
«Будь что будет», – решила она и стала ждать ночи.
Как и вчера, около полуночи, в дверь постучала Бобриха. Таисья открыла дверь, наставив на гостью вилы.
– Ну что, – сказала Бобриха, – где мой сын?
– Он в церкви, – ответила Таисья, всячески пытаясь уверенным голосом заглушить свой страх.
Она думала, что сейчас гостья покарает её своими колдовскими приёмами, но Бобриха как-то загадочно улыбнулась и произнесла:
– Ну и ладно, не нужен он мне. Больно бестолковый. Он же мне и не сын вовсе, а внук. Родился немым, я его в яму частенько опускала, лечила, а он так и остался диким. Вот что значит, невестка испорченная попалась. Не то, что другие.
Бобриха как-то подмигнула Таисье, что той стало не по себе.
– Что же ты меня в дом не пригласишь? Или уже соседи испугали, страшилок про меня наговорили? А правду ведь говорят. Боятся, но говорят. Я люблю, когда передо мной страх испытывают. Знают они про мою силищу, многие помалкивают, будто и нет меня вовсе на этом свете.
Таисье почему-то стало невыносимо жаль эту женщину. Она поставила вилы в угол, и с поклоном произнесла:
– Проходите.
Бобриха смело шагнула в избу.
– Эх, ничего тут не изменилось, – прошептала она.
Таисья разглядывала гостью с любопытством. На плечи гостьи была накинута тёмно-серая шерстяная шаль. Чёрного цвета платье волочилось по полу, оставляя за собой сухую траву, которая, видимо, прицепилась, когда Бобриха шла по полю. Пальцы женщины были очень длинными и тонкими, слегка крючковатыми. На лицо она была довольно приятной. Но Таисию что-то отталкивало от Бобрихи. Глаза. Они были такими, словно вот-вот из них брызнет яд и погубит вокруг всё живое. И Таисья, заглянув в эти глаза один раз, потом просто отводила взгляд или опускала голову.
Лукерья уже спала. Таисья попросила не шуметь, громко не разговаривать. Она не хотела, чтобы дочка знала о ночной гостье. Боялась, что дочка разболтает подружкам, и тогда несдобровать.
– Как дочку твою зовут? – спросила Бобриха.
– Лукерья. Не дочка она мне. Приёмный ребёнок.
Бобриха тихо постукивала пальцем по столу.
– Интересно, и где же ты её взяла? – спросила она.
Таисья вкратце рассказала, что с ней произошло.
Бобриха слушала рассказ улыбаясь, и Таисье было не по себе.
– Да уж, – сказала гостья, когда дослушала, – Полина не смогла меня переплюнуть. Говорила ей всегда, только добром всех не вылечишь. Зло нужно впускать, оно сильнее, настойчивее. Зло бьёт хлёстко, но если его приручить, то оно лучше всякого лекарства работает, лучше всякого добра служит. Вот Полина не смогла приручить зло. Слаба оказалась. Бога побоялась. А что же Бог у неё ребёночка одного за другим забрал?
Таисья ощущала себя не в своей тарелке. Она только что молча удивлялась, как Бобриха с лёгкостью попрощалась с внуком, а тут уже новая пища для размышления поступила.
– Эх, Полина, Полина, – произнесла Бобриха с сожалением, – не послушалась ты меня. Думала, что тебе Бог Таисью послал, чтобы на старости лет успокоить твоё материнское чувство? Знала бы ты, откуда ноги растут.
Таисья боялась даже пошевелиться, ей очень захотелось узнать всё подробно, но она неуверенно спросила:
– А кто же послал меня бабе Поле?
– Э, какая ты любопытная. Так тебе всё и выложи на тарелочку. В том, что Полина тебя спасла, есть не только её заслуга.
Таисия занервничала. Она начала прокручивать в голове события двенадцатилетней давности.
«Неужели Бобриха что-то знает? – подумала про себя Таисья. – А что она может про меня знать? Я весь лес тут прочесала. Ни разу не наткнулась на её лесное жилище. Бред какой-то, ей Богу».
Бобриха встала со своего места, подошла к углу, где висели иконы. Подняла руку и пальцами потушила огонёк лампадки.
Таисия всполошилась.
– Чем тебе лампадка помешала? – спросила она у Бобрихи.
– Ты же хочешь узнать, кто помог Полине тебя излечить? А может быть, хочешь узнать, что с тобой случилось в ту ночь? Давай я тебе погадаю? Но у меня условие: ты сейчас разбудишь дочку, и я посмотрю на неё.