Клей

– Могу я начать. Мне всё равно, – через минуту молчания, Ангелина добавляет, – лучше я. Покажу пример, как надо. Итак, сейчас я подумаю немного и вспомню. Ну, например. Когда мне было примерно пять лет, я залезла в какой-то электрический прибор, он стоял у папы, и меня шарахнуло током. На тот момент я ничего не помню. Это была мгновенная вспышка, меня отбросило волной. Сейчас я думаю, что испугалась. У меня остались шрамы на двух пальцах. Тут же прибежала бабушка и намазала мне их маслом. Я всё.

Оливер в это время заходит в гостиную, неся на подносе чай и горячие бутерброды с сыром, мясом, помидорами и зеленью. Он смотрит тёплым, почти отеческим взглядом на свою подругу. Ставит поднос на стол и садится в кресло напротив Ангелины.

– Ладно, теперь моя очередь. Смысл этого упражнения понять, какие есть эмоции, не прожитые в детстве? А что ты чувствовала тогда?

– Да, да! В этой моей истории эмоции страха. Хотя сейчас не помню, но могу предположить, что я испугалась. И возник он вследствие моего любопытства.

– Ясно. Сейчас я расскажу. Я учился, кажется, во втором или третьем классе, мне было восемь-девять лет. Я был очень застенчивым мальчиком. И вот меня вызывает преподаватель математики к доске. Я был готов и знал урок. Но была проблема, – утром дома я не сходил в туалет. А в школе стеснялся какать в общем туалете.

– Да ты что? Неужели это было? – Ангелина уже догадывается, что будет дальше, и с трудом сдерживает улыбку на губах.

– Мне тогда было совсем не до смеха, – пытаясь придать серьёзность голосу, говорит Оливер. – Дальше интересно, что произошло?

– Да, конечно, – Ангелина понимает, что нехорошо смеяться и даже улыбаться, и как может, сдерживает себя.

– Мне нужно было написать на доске решение задачи. Пока сидел, ещё было терпимо, а когда встал, так и почувствовал, что всё… И вот, я поднял руку, чтобы написать на доске, и меня прорвало. Раздался характерный звук, вот так: «Тпррррррр». И как я не старался сжаться, обделался.

– Бедный, как ты себя чувствовал? Вот это – нереальный конфуз.

– Учительница заметила, когда было уже поздно и когда все стали ржать, и когда стало вонять. Она строго приказала детям не смеяться, взяла меня за руку и отвела в туалет. Там я, сняв брюки и трусы, сидел, закрывшись в кабинке, сгорая от стыда и страха, и плакал, пока не пришла мама с чистыми брюками и бельем. Её учительница вызвала. Когда я увидел маму, расплакался ещё больше.

– Значит, тогда ты чувствовал стыд и страх. А почему тебе было страшно?

– Не знаю, от неожиданности, может быть. Хотя я ожидал и терпел.

– Так, можно резюмировать, что у нас есть общая эмоция страха. Но страх присутствует почти у всех. Хмхм…

– Знаешь, я всё-таки не соглашусь с тобой. У меня больше эмоция стыда, а у тебя страх.

– Вообще-то, да, – Ангелина задумывается на минуту, – хочу вспомнить, когда мне было стыдно в детстве. Не могу вспомнить.

– О! А я же сначала хотел рассказать другую историю. Потом почему-то передумал. В той истории у меня чистый страх.

– Похоже на притягивание за уши. Ладно. У нас может и не быть общих эмоций. Я имею в виду, непрожитых. И потом, это одна из возможных причин склеивания. Расскажешь другую историю? – Ангелина заговорщически улыбается, протягивая руку за бутербродом. – Интересно приподнимать завесу тайны и рассказывать другому, о чём и самому-то стыдно вспоминать. И когда рассказываешь, и твой собеседник принимает без осуждения и советов твои истории, ты проживаешь эти непрожитые эмоции, и они перестают беспокоить и проявляться в жизни, – она откусывает бутерброд, запивая уже остывшим чаем.

– Я всё это уже проходил на психотерапии, и ты тоже. Так что у нас ничего общего и непрожитого.

– Согласна с тобой. Как хочешь. Я вижу, тебе не нравится эта моя идея.

– Ну да, не вижу смысла в этом между нами и здесь. Во-первых, на Микзе нет этой патологии. Во-вторых, если причина мутации – непрожитые эмоции, то мы их прожили по максимуму, и непрожитых не осталось. А в-третьих, причины склеивания пока неизвестны. Есть ещё предположение, что это аутоиммунный дефицит, когда иммунная система сама себя атакует.

– Слушай, да. Почему-то я это упустила. Но я помню об этом. Конечно, этот вопрос также поднимается, обсуждается и исследуется. А, поняла, почему я упустила это. Здесь с тобой, в личном эксперименте, мы можем проверить только эмоции. Иммунку проверить можно у меня в институте. Этим занимаются нейро-иммунологи в соседнем кабинете.

– Человечество создало лекарство от рака, от спида. Но появились новые проблемы. Как всегда.

Ангелина смотрит на Оливера. Он выглядит серьёзным и задумчивым. Кажется, что-то его беспокоит. Это естественно в ситуации гибели Земли и землян. Тяжело жить на Микзе и не думать о землянах, очень хочется им помочь. Но как это сделать, когда люди сами не хотят себе помочь? Они только ждут спасателей, так как привыкли быть жертвами. И эта аномалия поразила девяносто процентов населения Земли. Никто не хочет ничего менять. Никто. Кому-то приятно находиться в своей зоне комфорта, а кто-то не знает, что можно жить по-другому, кто-то настолько зашорен, что кажется, каменная стена разделяет земные группы. Они живут кланами, парами и слипаются друг с другом, и потом умирают. Печальный конец.

– Ты говорил, что полетишь на Землю в командировку. Когда?

– Да, уже скоро, на следующей неделе. Я там буду только три дня. Встречусь с руководителем института, подпишу бумаги, возьму анализы, соскобы и вернусь сюда. Я уже изучил всю информацию, которую мне прислали.

– Удачи тебе. А я завтра начну исследовать привезённый с Земли материал.

Они прощаются, и Ангелина уходит домой. Живёт она недалеко, и приятная прогулка с лёгким ветерком освежает её. Она с упоением мечтает, как сейчас развалится в постели и сладко заснёт с чувством удовлетворения от проделанной работы, общения с другом и от самой себя.

Через год после первого случая склеивания стал очевиден трагичный финал зараженных людей. Постепенно клетки одного человека поглощают, сжирают клетки другого, область склеивания постоянно растёт. И один человек неминуемо врастает в другого. Уже зарегистрированы случаи врастания, когда от тела второго человека осталась лишь голова. Сейчас такого пациента наблюдают. У него уже склеились уши, и по предсказаниям учёных клетки головного мозга тоже врастут друг в друга. А что будет тогда, неизвестно. Таких пока единицы. Остальные оставшиеся в живых поддерживают себя на курсах психотерапии, где прорабатывают непрожитые эмоции. Некоторым, из тех, что склеились недавно, курс психотерапии очень помогает, и были зарегистрированы случаи, когда люди расклеились, но таких мало.

Уже на протяжении года, пока учёные ищут разгадку причин возникновения мутации, на Земле происходят глобальные изменения. Большинство людей умирает, не вынеся жуткой пытки врастания друг в друга. В результате, с 2090 года после затопления и начала мутации в 2098–2099 годах на Земле к 2100 году остаётся около одного миллиарда выживших. Из оставшихся лишь каждый десятый не подвержен воздействию вируса. Это люди, у которых прожиты эмоции, и потому их иммунитет силён против этой заразы. Но они не хотят покидать родную планету и перемещаться на Микзу. Остальные – те, кто заразился, но надеется выздороветь или как-то продлить жизнь, хоть и в сдвоенном, строенном и так далее, короче, в склеенном состоянии. Пусть уже поздно и невозможно разъединиться, эти люди всё равно выбирают жизнь.

Глава 4

На улице, как обычно, идёт дождь. Нескончаемый дождь. Где-то нескончаемый день, а в Питере – дождь. По всей этой широте идёт дождь. И неизвестно, когда он кончится. Наверное, никогда. Хотя сто лет назад климат был другим. Эта высокая влажность на протяжении последних десяти лет и отсутствие солнца убивают. В буквальном смысле слова.

Карлос и София уже год живут вместе в склеенном состоянии. Учёные ещё не нашли вакцины от этой мутации. Карлос много пьёт, он лишь изредка бывает трезвым, – когда болеет. А София, кажется, медленно сходит с ума. Пойло в неё уже не лезет, сразу тошнит. Экран надоел, да и глаза устают от электроники.

Везде, на всех каналах и на первых полосах, информация о мутации людей под кодовым названием КЛ311. Пока утешительных данных нет. Только длинная вереница некрологов. Люди просто дохнут, как жуки, приклеенные клеем привычки. А те, что ещё живы, охвачены страхом скорой смерти. Лишь единицы отшельников, бродяг, гениев, творческих личностей, научных работников, философов и сумасшедших умудряются ни с кем не склеиваться. Они кажутся белыми воронами на фоне унылого серого склеенного общества. Умирают те, кто не чувствует себя и не осознаёт, одержим властью, славой и всяким другим дерьмом, которым напичкана жизнь общества. Социум! Как же без него? Одиночество трудно пережить, но привыкнув, от него сложно отказаться. Потому что оно, одиночество, есть синоним свободы. А свобода – это отсутствие почвы под ногами. Это неопределённость. Они стоят друг друга. Однозначно. Свобода и неопределённость!

София перечитала по нескольку раз все немногочисленные книги, которые были у Карлоса. И вынашивает мысль о самоубийстве. Жизнь ей не предвещает ничего радостного и оптимистичного. Они практически не выходят из дома. Вообще-то, можно было бы ходить на работу вместе, но с Карлосом это не всегда возможно. Родителей она похоронила в этом году, и у неё из родных никого не осталось. Её мать и отец не смогли пережить отсутствие свободы, когда приклеились друг к другу. Вскоре они оба заболели чем-то простудным, и целые дни лежали в постели. Сначала поднимались в туалет, но по мере того, как им становилось хуже, они совсем перестали ходить, и София с Карлосом приезжали к ним, чтобы покормить и вынести судна. Постепенно это стало основным занятием для молодых людей. Родители продержались ещё полгода и умерли в один день. В постели. Счастливые!

Карлос и София стояли перед двумя мёртвыми телами и испытывали смесь жалости и облегчения. Соня нажала на кнопку рукомпа, и луч от её запястья спроецировал образ привлекательного мужчины, который механическим баритоном сначала произнес слова рекламы, а потом обратился к молодым людям:

– Слушаю вас. Что желаете?

– У нас смертельный случай, – бесцветным голосом сказала Соня.

– Сколько?

– Двое.

Повисла пауза. Соню бросило в дрожь.

– Послезавтра пришлём, – наконец ответил голос.

– Почему так долго? – удивился Карлос.

– Не устраивает, можете сами избавиться от трупов. Мы не успеваем, не справляемся с работой. За последний год смертность увеличилась в шестьдесят раз. Умирают семьями. У нас есть рекорд, – сразу пятнадцать человек умерло в результате склеивания. Я имею в виду целую семью склеенных между собой.

– Ужас. Это похоже на свалку трупов. Я представил, – Карлос покачал головой.

– Что, будете ждать? Или как?

– Да, похоже, у нас нет выхода.

– Почему же? Выход всегда есть.

– Нет, лучше предоставим эту работу вам.

– Хорошо. Тогда договорились.