Сил больше нет. Я чувствую себя такой уставшей, что не могу пошевелиться. Надо начать разбирать вещи, продумывать перестановку, заказать раскладушку и желательно приготовить обед до того, как придется идти за Ваней, но руки дрожат от напряжения.
– Десять минут. Десять минут отдыха! – говорю себе я.
Сажусь прямо на полу и открываю первую попавшуюся книгу. Между слегка пожелтевших страниц я вижу фото. Обычное фото, слегка выцветшее, но неплохо сохранившееся. Таких сотни сейчас в каждом телефоне: школьник с ленточкой выпускника и улыбающийся пожилой мужчина, обнимающий его за плечи.
Я долго всматриваюсь в лицо парня на фото.
Должно быть, фото сделано лет пятнадцать-двадцать назад. С тех пор он изменился. Его почти не узнать, небритого, неспособного на улыбку и человеческие чувства. Но черты все равно угадываются. Это Вадим Исаев.
О, господи. Почему я об этом не подумала? Он не просто был здесь прописан, он здесь жил!
Я переворачиваю фото.
«Прокопенко Е.И., 2003 г.»
Восемнадцать лет назад… значит, сейчас Исаеву от тридцати четырех до тридцати шести.
Вадим Егорович.
«Е.И.»
Отец? Черт, я точно помнила, что отцу продал квартиру не Исаев, там была другая фамилия… не Прокопенко ли?
Документы, к счастью, папа не стал забирать, и я храню их в ящике со всей макулатурой вроде гарантийных паспортов на технику. Ящик тоже переехал из большой комнаты, нужно только его найти. Несколько минут поисков – и я уже достаю «зеленку», чувствуя, как нарастает волнение.
У меня только что появился шанс сражаться.
«Прокопенко Артем Егорович, 1988 года рождения».
Егорович…
– Как же тебя найти, Артем Егорович… как же сделать так, чтобы ты заставил своего братца навсегда уехать из моего дома…
Вадим
Я прав по всем фронтам: бывшая побоялась со мной встречаться. И не стала тянуть со сбором вещей до послезавтра. А еще мразь «забыла» сообщить домработнице, кто я. Как мило, неправда ли? Если к вам домой собирается наведаться убийца, только-только отсидевший, не будет ли хорошим тоном предупредить миленькую девицу из соседних республик?
Но нет, она с улыбкой отдала мне здоровую коробку и даже любезно угостила кофе. А я получил возможность осмотреться в доме. Лена неплохо устроилась на мои деньги и, похоже, они еще не закончились. Наверное, потрать я силы и время на суды, я бы мог вернуть часть того, что осталось. Это и предлагал адвокат. Но серьезно? Лаяться с бывшей женой за копеечку, доказывая, что я имею на нее право?
Нет уж, спасибо. Подожду, когда Елена сама приползет ко мне, виляя задом. Пока ей наверняка помогает братик, но и он скоро сольется.
Я малодушно дохожу до ближайшего парка и, найдя скрытую от посторонних глаз лавочку в тени деревьев, ставлю на нее коробку. Не хочу копаться в ней в квартире. И слушать вопли Богдановой на тему сожранных медведей тоже не хочу. Не сейчас, по крайней мере. Девица и ее пацан довольно забавные, но я точно не хочу, чтобы они совали нос в мое прошлое.
От отца осталось не так уж много вещей, во всяком случае, для меня. Все, что можно было продать, брат продал. В коробке в основном всякий хлам. Увы, нет никаких фотоальбомов и пленок. Мои аттестаты, дипломы, золотая медаль – порядком выцветшая и почти превратившаяся в бронзовую. Трудовая книжка, как брошенная в восемнадцать лет, так и валяющаяся здесь, среди никому не нужных документов.
Свидетельство о смерти. Меня берет злость – брат даже не хранит его, кинул в коробку с хламом.
«Прокопенко Егор Иванович, 20 августа 2018 г.»
Отец умер на следующие сутки после оглашения приговора, но мне сказали только через семь месяцев. Я только и успел рыкнуть в трубку, что если Артем выбросит мои вещи, я его достану, я со всей колонией передружусь, но найду того, кто скоро выходит, но очень хочет обратно. Повезло: брат всегда был ссыклом, и к тому же не успел разбазарить все, что получил в наследство.
Еще в коробке какие-то записи отца, старые письма. И на самом дне несколько больших ярких коробок, при виде которых горло сжимается от накативших воспоминаний.
Наверное, я был хреновым сыном. Даже не наверное, а совершенно точно. Попытки отца спустить меня с небес на землю всегда вызывали раздражение, а его нежелание переезжать из старой квартиры – злость. Чего он цеплялся за старую жизнь? Дети выросли, выбились в люди, могут подарить тебе дом в хорошем поселке, с охраной, домработницей – ну зачем, зачем жить в старой халупе? Но папа наотрез отказывался пользоваться моими деньгами. И постоянно, на каждый праздник, дарил мне эти дурацкие наборы.
Он любил историю, приключения, фэнтези. Любил читать, погружаться в другие эпохи и миры. Собирал библиотеку и просто тоннами поглощал всю современную литературу, до которой мог дотянуться. Единственный мой подарок, который он оценил – электронная книга с доступом к хорошей библиотеке.
Он дарил мне сборные модели кораблей, техники, механизмов. По большей части кораблей: парусников, лайнеров, авианосцев. Когда-то в детстве мы с ним действительно проводили вечера за сборкой пиратского фрегата, но с того времени прошло больше двадцати лет, и на кой хрен взрослому мужику детские модельки?
А сейчас я жалею, что отмахивался и складывал наборы в подвале, не глядя. Несколько я даже забыл у отца: приезжал, чтобы поздравить его с новым годом, получал очередную коробку и случайно (или «случайно» забывал ее у него в прихожей). Оказалось, папа их хранил.
Какой-то парусник и тот самый пиратский корабль. Старое издание, неужели он каким-то чудом его нашел? Удивительно. Я не обратил внимания, а сейчас смотрю на выцветшую со временем картинку и хочется выть. Все казалось, что у меня куча времени. Еще настанет какое-то «потом», когда я разгребу дела, работу, встречи, и проведу время с отцом. Дела не разгребались, работа сменилась арестом, а встречи остались только с адвокатом. И времени с отцом уже не будет.
Я открываю коробку и долго перебираю деревянные детальки. Пузырьки с красками давно засохли, но остальные элементы все так же ждут, когда на них обратят внимание, когда позволят им превратиться из вырезанных в тонкой фанере фигурок в красивый корабль с развевающимися на воображаемом ветру парусами.
И вдруг, помимо инструкции и спецификации, я замечаю толстый конверт, подписанный рукой отца.
«Вадик».
Еще до того, как я открываю конверт, я знаю, что найду внутри.
Деньги – все, что я дарил отцу. Тысячи долларов.
«Папа, найми бригаду и сделай уже ремонт, как тебе нравится».
«Папа, обнови, пожалуйста, технику, у тебя еле пашет плита».
«Папа, не знал, что тебе подарить, выбери то, что нравится».
«Пап, не успел ничего купить, но ты найдешь, куда потратить».
Я даже не хочу считать, сколько здесь. Наверное, хватит, чтобы выбраться из задницы, в которую я угодил, но мне не нужны эти деньги. Я бы отдал их все, чтобы поговорить с отцом. Удивительно, как Артем их не нашел. Он вряд ли заглядывал в коробку.
Помимо денег я замечаю небольшое фото, еще со времен полароида. Миловидная женщина на пляже, на берегу моря, держит рыдающего младенца. «Крымская драма: Анечка не разрешила Вадику есть песок».
Как счастливая и самая обычная семья из мамы, папы и двоих сыновей, превратилась в то, что мы имеем сейчас? Я бы хотел обвинить во всем деньги, которые испортили нас, но правда в том, что мы сами отказались от того, что имели.
Надо взять себя в руки и подумать, что делать дальше. Деньги из коробки отца решают часть проблем, но теперь у меня нет права на ошибку.
Я стараюсь не думать, что посоветовал бы с деньгами сделать отец. Вряд ли он одобрил бы жгучее желание отомстить жене и брату. Он бы надеялся, что я найду жилье, работу, выстрою новую жизнь на обломках прежней.
Но я так часто его разочаровывал, что еще один раз не сыграет роли.
Возвращаясь домой, я так погружен в свои мысли, что не сразу замечаю изменения в комнате. А потом доходит: Богданова забрала весь свой хлам. Но он меня мало интересует. Стервь копалась в книжном шкафу отца.
Собираясь залететь в ее комнату и уже по ходу дела разобраться, что я буду делать с маленькой дрянью, я вдруг неожиданно для самого себя врезаюсь в дверь.
Замок?! Она повесила замок?!