Последняя цель

Я скользила между столиками, как тень, лавируя между оживленными разговорами и звоном хрусталя. В моих руках поднос напоминал хрупкий баланс надежды и ожидания, танцующий на грани гравитации. Я чувствовала себя невидимым дирижером, управляющим оркестром вкусов и желаний, угадывающим потребности гостей по мимолетному взгляду. Улыбка не сходила с моего лица, даря посетителям тепло солнца и обещание приятного вечера.

Стрелки часов неумолимо ползли к четверти девятого, а Якова Леонидовича все не было. Я уже собиралась отойти, перекинуться парой слов с Филом, как вдруг двери распахнулись, впуская в зал Беглова. Рядом с ним, как верный пес, прислуживающе семенил администратор, согнувшись в три погибели и выстилая путь до столика, укромно спрятанного от посторонних взглядов. Но сюрприз заключался не только в этом. Плечом к плечу с моей целью шел молодой человек весьма примечательной наружности, чей взгляд, прямой и смелый, казалось, пронзал Беглова насквозь, не выдавая ни тени страха. Словно привидение, я скользнула обратно на кухню, где меня тут же отправили обслуживать новоявленных VIP-гостей.

– Кристина, живо! Не заставляй ждать Якова Леонидовича, – ворковал шеф-повар, – такой человек, тебе и не снился! Он один обеспечивает выручку нашему заведению на полгода вперед, если доволен.

– Может, еще польку-бабочку перед ним сплясать? – пошутила я, но глаза всех сотрудников тут же вспыхнули недобрым огнем.

– Если потребуется – спляшешь! – меня подтолкнули к выходу, не забыв перекрестить. Не торопясь расправив белоснежное полотенце на руке, я направилась к гостям, неся с собой не только меню, но и ауру умиротворения и безупречного сервиса. Моё приближение было скорее нежным прикосновением ветра, чем наглым вторжением в личное пространство. Взгляд Беглова, полный презрения, скользнул по мне, словно по ничтожному насекомому. Он небрежно схватил меню, окончательно лишив меня своего драгоценного внимания. Карандаш предательски выскользнул из пальцев, с тихим звоном упав на пол. Пробормотав извинения, я наклонилась, подобрала его и, пользуясь моментом, незаметно прикрепила жучок к ножке стула второго объекта.

– Сервис измельчал, – Яков Леонидович пронзил меня взглядом, будто скальпелем, и, повернувшись к сидящему рядом, произнес чуть громче: – Александр Сергеевич, настоятельно рекомендую утку. Ее повар превращает в поэму. А пока она томится в ожидании, обсудим наши дела.

– С удовольствием попробую, – ответил молодой человек, без намека на надменность. Его улыбка, скользнув по мне, смягчила сухой тон Якова Леонидовича. – Примите, пожалуйста, наш заказ.

Учтивость Александра Сергеевича, казалось, царапнула Беглова, вызвав едва заметную гримасу недовольства.

Сжимая в руках блокнот с заказом, я проскользнула на кухню, передать его, и краем сознания поймала нужную волну в наушнике. Мое место у столика с важными персонами уже оккупировал сомелье. В ухе зазвучали бархатные рулады о волшебном урожае восемьдесят пятого, об уникальном винограде, что нежился на склонах горы… Нить повествования оборвалась, когда в руках возник поднос, нагруженный яствами. Будто призрак, я вновь материализовалась возле партнеров, которых услужливый старик с рубиновым нектаром все еще удерживал от деловых баталий.

– Достал! – прорычал Яков Леонидович, сверкнув глазами на пустой бокал. – Наливай и проваливай! Что-то сегодня все здесь как наждак по нервам, начиная от вертихвостки-официантки и заканчивая тобой, старый пень! – С шумом выпустив воздух через ноздри, смахивая при этом на взбешенного быка, он наблюдал, как пожилой сомелье, с дрожащими от страха руками, спешно наполняет бокал багряным вином.

Я расставила блюда на столе и, бросив украдкой полный жалости взгляд на старика, обернулась, чтобы вернуться на кухню. Его растерянность была столь велика, что горлышко бутылки, дрогнув, звякнуло о фужер Беглова, и крошечная алая капля предательски упала на безупречные брюки бизнесмена. Холодок ужаса пронзил меня, когда я увидела это багровое клеймо на ткани, предвещающее неминуемую бурю. И она разразилась. Громоподобный вопль потряс тишину ресторана. Взбешенный Яков Леонидович с грохотом отодвинул стул и, возвышаясь над несчастным пожилым винным экспертом, будто разгневанный черт, замер в ярости. Я заметила, как кулак Беглова побелел от сдерживаемой ярости, наливаясь гневом, как спелый гранат.

– Тайпан, не лезь! – прошипел в наушнике голос Фила. – Оставь его, с этим козлом мы еще расквитаемся.

Я отступила от ненавистного столика, крадучись, словно змея, и, одним незаметным движением сорвала пуговицу с рукава, превратив ее в орудие. Маленький перламутровый снаряд, выпущенный с грацией опытного снайпера, просвистел в воздухе, устремляясь к цели. Он должен был разорвать ткань надвигающейся катастрофы и подарить старику ускользающие секунды. Пуговица, будто запрограммированная на успех, врезалась Беглову прямо в лоб и, отскочив, бесследно исчезла. Лицо бизнесмена исказила гримаса ярости, в глазах вспыхнул недобрый огонь. Забыв о сомелье, он заметался взглядом, выискивая источник дерзкой выходки. Я этого уже не видела, растворяясь в лабиринте коридоров, ведущих на кухню.

– Тайпан, я же просил! – не унимался Фил. – Хотя, черт возьми, ты гений! Со спины, вслепую – трехочковый! Просто снимаю шляпу! – Напарник запнулся, как будто внезапно лишился дара речи.

Возмущение, поднявшееся в "Поднебесье", эхом отдавалось даже в укромном поварском царстве. Казалось, даже воздух здесь загустел от страха. Но буря, к счастью, быстро стихла, уступив место долгожданной тишине. Шефы, вздохнув с облегчением, вернулись к своим плитам, а я – к своему посту, к тихой, но такой важной прослушке.

– Ну вот, видите ли, Александр Сергеевич, с кем приходится иметь дело, – проворчал Беглов, давясь комком обиды и раздражения. – Нигде нормальных людей не сыщешь, одна шушера. – Он откашлялся и, вперив в собеседника тяжелый взгляд, продолжил: – Итак, давайте вернемся к делу. Я хочу, чтобы вы отказались от участия в тендере на особняк Орловых. У меня на этот счет… грандиозные планы. Можете не сомневаться, компенсация будет более чем достойной.

– Вынужден вас огорчить, Яков Леонидович, – ответил молодой человек, и в голосе его прорезались отчетливые нотки стали. – Я мечтал воссоздать этот особняк в его первозданной красе, вдохнуть новую жизнь в обветшалые пристройки, возродить даже церковь. Представляете, какое это чудо – вернуть историю, подарить ей второй шанс, рассказать будущим поколениям о величии прошлого?

– Да вам-то что с того? – взвился Беглов. – Ни семьи, ни кола, одна только старуха-мать. Живите в свое удовольствие! Пока молодой да горячий, а что потом, в шестьдесят? Люди? Да плевать им на вас! Это же падаль, только и умеют жрать да требовать, и все им мало!

– Я сказал как отрезал. От своего не отступлюсь, и тендер будет за мной. Я хочу оставить после себя хоть искру, эхо чего-то настоящего. А деньги… Тлен это все. С собой в могилу их не унесешь, – усмехнулся парень, и в глазах его мелькнул огонек одержимости.

– Понятно, – промурлыкал Беглов, сладко растягивая слова. – А знаете, Александр Сергеевич, у меня для вас есть совершенно неотразимое предложение. – Он выдержал многозначительную паузу, наслаждаясь моментом, и добавил: – Насколько мне известно, Орловы обожали украшать свое родовое гнездо шкурами диких зверей. Особенно медвежьи ценились. Так вот, как насчет завтрашней охоты? Слетать в одно местечко… Гарантирую, весь трофей – ваш. Представляете, какой восторг вызовет такой ковер у детишек?

– Заманчиво, – в голосе молодого человека прозвучала едва заметная дрожь, – но какова цена этой щедрости, вашего любезного жеста? Я ведь не отказывался от тендера, как вы знаете.

– Единственная просьба, – прозвучал голос, смахивая на шелест осенних листьев, – вы позволите мне навещать ваш отреставрированный дворец и иногда оставаться на ночь?

– Великолепно! Абсолютно не возражаю! – воскликнул Александр Сергеевич, его глаза загорелись азартом. – Давайте поохотимся! Куда же мы полетим? Во сколько?

– Завтра, на рассвете, мой личный самолет доставит нас в Томск. Около четырех часов полета. А затем вертолетом – еще полтора. Васюганские болота, слышали о таких? – сладкая патока голоса Беглова лилась непрестанно. – Там обитают лоси, и волки рыщут, и рыси крадутся, и дикие северные олени пасутся, белки скачут, соболи прячутся, норки плещутся, выдры ныряют… Настоящий Клондайк дикой природы!

– Не вижу ни единой причины отказывать вам, Яков Леонидович, – ответил юноша, в его голосе слышалась неподдельная наивность. – Я с радостью принимаю ваше предложение.

В душе моей отзвучало каждое слово, каждое интонационное зерно. Незаметно проскользнув через черный ход кухни, я вырвалась на волю уличной прохлады и с облегчением выпустила задержанное дыхание. Смысла больше не было красть чужие откровения, плестись в паутине чужого разговора. Необходимое… мгновенно вспыхнуло в памяти, и теперь его сияние вело меня вперед.

– Неужели ты совсем не веришь в высшие силы? – голос Фила прозвучал насмешливо. – Даже выдумывать ничего не нужно. Жертва сама, как овечка на заклание, завтра двинется в свой последний путь.

– Именно эта простота меня и настораживает. Когда всё складывается чересчур гладко – это дурной знак, – пробормотала я, вспоминая любимую присказку отца: – "Леночка, испытания нужны людям, как горн кузнецу. В шелках путь стелется – жди каменных завалов впереди".

– Да брось, детка, расслабься, я всегда подстрахую, – откликнулся Фил. – Не век же нам гранит грызть. Может, хоть раз удача нам улыбнулась? В конце концов, мы это заслужили.

– Живы будем – не помрем, – отозвалась я в наушник, чувствуя, как усталость въедается в кости. – Долго еще ждать? Подгоняй уже свой тарантас.

– Откуда знаешь, что я на колесах? – удивился напарник. – Экстрасенс, не иначе?

– Польщена, прям румянцем сейчас покроюсь как девица деревенская, ты забыл, я сама прибыла на этой колымаге. Ее гидрокомпенсаторы вот-вот испустят дух. Услышала предсмертный хрип, – пожала я плечами.

В ту же секунду воздух прорезал визг тормозов, заставив меня вздрогнуть.

Я плюхнулась на сиденье, бросив взгляд на Фила. Его лицо озаряла улыбка, теплая и яркая, как летнее солнце.

– Перекусим, Тайпан? Угощаю, – он достал с заднего сиденья сумку и протянул мне. – И переоденься. Приглашаю в тихий, очаровательный городок на поздний ужин. Но сначала вернем машину на место и пересядем на мою.

Фил с силой втопил педаль газа, выжимая из мотора последние капли мощи.

Поздний ужин в крошечном кафе казался волшебством, сотканным из запахов кофе и свежей выпечки. За окном лениво плелась ночь, а в теплом свете одинокой лампы мир сузился до размеров столика, на котором застыли в немом диалоге наши с Филом чашки. Лучший друг сидел напротив, и его улыбка бросала отблески на старенькую столешницу, напоминая радугу, разгоняющую тени усталости. Глоток терпкого вина, реплика, прерванная смехом, казались сокровенными тайнами, доверенными лишь нам двоим, стражам этой тихой ночи. Время замерло. Суета мира осталась где-то далеко, за пределами уютной гавани, где царили дружба, тепло и аромат позднего ужина.

– Леночка, останемся здесь? Прямо напротив отель. А на рассвете – в полет, к Западной Сибири… – Фил был неузнаваем, как будто отпустил все свои заботы. Я давно не видела его таким расслабленным. – Я все устроил. Вертолет будет ждать в пяти километрах. Доставят до самой цели.

– Прекрасно, – я сладко потянулась, почувствовав, как хрустят позвонки. – А потом – море, ласковый пляж, обжигающее солнце, бронзовый загар… и, если улыбнется удача, приятная мужская компания.

Фил устало закатил глаза, его взгляд скользнул к окну.

Мы въехали во двор уютного отеля и, получив ключи, расположились в номерах напротив. У двери с табличкой "13" в голове всплыли отцовские слова, сказанные с неприязнью:

– Лена, держись подальше от этой чертовой дюжины. Она приносит одну лишь беду. Иуда был тринадцатым за столом на Тайной вечере – и чем все закончилось? – Совпадение или злой рок, но отца убили тринадцатого числа.

– Эй! – Фил легонько тряхнул меня за плечо. – Ну, очнись! Неужели ты и правда суеверна, как твой родитель Призрачный Глаз?

– Нет, просто… папа терпеть не мог эту цифру.

– Ты невероятна, – прошептал Фил, будто заново открывая меня. Его взгляд, блуждающий по моему лицу, был полон изумления. – Я совсем отвык видеть тебя без маски на лице… Забыл, какой шелк твои волосы… цвета первого снега. – Его пальцы коснулись пряди, нежно скользнули по щеке, оставив на коже легкий жар. – А глаза… в них целая вселенная, столько света, что можно заблудиться…

– Фил, ты чего? – Я легонько хлопнула его по руке, пытаясь разрядить повисшее в воздухе напряжение. – Остынь. Там, в баре, целый парад красоток… – Но он не дал мне закончить. Его губы обрушились на мои, в поцелуе, требующем всего и сразу.

Мои губы трепетно разомкнулись в безмолвном изумлении, когда его рот, властный и алчущий, настиг мой. Ни намека на ласку, ни тени вопроса – лишь дерзкое, обжигающее вторжение, напоминая удар хлыстом. Сердце взметнулось к горлу, бешено колотясь, как пленник, рвущий оковы груди. Филипп жадно пил мой воздух, не выпуская из своего цепкого плена. Во мне разгорелся вихрь противоречий: отчаянный протест, леденящий испуг и – предательская – робкая искра любопытства, змеящаяся в глубинах сознания. Поцелуй терзал, требовал сдачи без остатка, но я застыла, парализованная внезапностью, подобно маленькой пташке, застигнутой врасплох тенью хищной птицы.

– Фил! – Я оттолкнула его с силой, и, нашарив ключ, резко провернула его в замке. Дверь распахнулась, впуская меня в прохладную темноту номера. – У таких, как мы, Фил, любовь – это самоубийство. Табу. Если переступим черту – погибнем. Выпусти пар, мне тоже нужно, но после задания… и точно не с тобой.

Я протиснулась внутрь, чувствуя, как его взгляд прожигает спину.

– Прости, Тайпан, – донеслось приглушенное шепотом дыхание из коридора. – Не знаю, что на меня нашло. Больше… не повторится.

– Забыли, – прошептала я в ответ, прижав дрожащую ладонь к губам, пытаясь стереть не только вкус его поцелуя, но и саму память о нем.

– В пять утра будь готова. Я зайду, – его шаги затихли, а затем дверь напротив с глухим стуком захлопнулась, возводя между нами невидимую стену.

Смыв с себя пелену дня, я бережно разложила завтрашний наряд и рухнула в объятия кровати. Сон настиг мгновенно, чуткий, как натянутая тетива, – ведь до долгожданного отпуска меня отделял лишь один, идеально выверенный выстрел.

Cны таких, как я, – это не тихая гавань, а безжалостное поле брани, где невидимый враг дышит в затылок. Здесь каждое движение – выверенный алгоритм, каждый выстрел – предрешенная судьба. Даже в плену Морфея, мы, не смыкая глаз, ведем свою безмолвную войну, где поражение равносильно забвению. Пробуждение не приносит покоя, лишь перезагружает систему, готовит к новому погружению в ландшафт, к превращению в тень, в саму смерть, обретшую плоть.

– Солнышко, просыпайся, – прошелестело едва уловимо, как взмах крыла бабочки, коснувшись слуха.

Мгновенно пробудившись, я восстала не человеком – воплощением ярости, выброшенным на берег сознания из бездны кошмаров. Сон, словно пелена, спал с глаз, обнажив хищный, голодный огонь. Мышцы, до этого вялые, взорвались тугой пружиной нерастраченной силы, готовой покарать любого, кто попадется под руку. Рев, рожденный где-то в глубине утробы, вырвался наружу, сотрясая воздух. Движение – стремительное и безжалостное, как бросок кобры, – лишило равновесия того, кто посмел вырвать меня из царства Морфея. Встряхнув головой, я сфокусировала взгляд и увидела под собой Фила, а у его горла – отблеск стали моего клинка.

– Да чтоб тебя, Фил! – рыкнула я, отдергивая нож от его шеи и пряча клинок за поясницу. Лезвие опасно блеснуло в полумраке. – Какого демона ты крадешься к спящему, как вор? – Взгляд метнулся к часам. Четыре утра. – Ты издеваешься? У меня украден целый час драгоценного сна!

– График изменился. Выдвигаемся через полчаса, – Фил потер покрасневшее горло, где только что побывало острие ножа. – Прости, Тайпан, не хотел тебя напугать до смерти. Тебе бы отдохнуть, расслабиться, а то, чего доброго, друзей порежешь.

– Ни за что, – пробормотала я, отгоняя сонную муть. – В половине пятого буду внизу. – Фил молча кивнул и исчез за дверью, оставляя меня наедине с необходимостью проснуться.

Приведя себя в порядок, я обратила свой взор на мою верную спутницу. Сначала мой взгляд скользнул по стволу, отполированному до дьявольского блеска, – он, как всегда, был безупречен, ни единой царапинки, дабы не допустить малейшего искажения в смертельном танце пули. Легким и уверенным движением я ввела калибр, проверяя внутренние каналы на идеальную спираль нарезов – сердце точности, бьющееся в стальной груди. Ложа из закаленного ореха, как вторая кожа, крепко обнимала ствол и взводный механизм. Каждый болт и винт, затянутые с хирургической педантичностью, сидели как влитые, ни малейшего люфта, чтобы предательская вибрация не сорвала смертоносный аккорд. Прицел, монолитный и ледяной, напоминая взгляд хищника, был откалиброван под шепот дальней дистанции. Перекрестье выверено до долей миллиметра по азимуту и углу, где мир сжимался до размера пронзенной тестовой мишени. Магазин и затвор двигались в униссон, скользя плавно, как шелк по коже, без малейшего намека на заминку, обеспечивая безупречную подачу патрона. Я повторила ритуальный разбор и сборку, дабы в очередной раз убедиться в ее безотказной преданности.

Оружие упокоилось в сумке. На мне красовался темно-зеленый камуфляж, сотканный из пятен мха и коры, как вторая кожа, облегал точеный силуэт, выдавая грацию змеи. Плечи защищал легкий бронежилет, а в потайных карманах, ближе к сердцу, чем любая нежность, таились патроны и клинок. Штаны, укороченные для свободы движений, скрылись в объятиях высоких ботинок, чья рифленая подошва должна была жадно вгрызаться в корни и камни. Натянув кепку низко, стирая черты лица, я оставила миру лишь пронзительный, как лезвие, взгляд хищных глаз.

– Периметр чист, Тайпан. Можешь покинуть комнату, – прозвучал в наушнике сухой, как выстрел, голос Фила. – Давай, детка, покончим с этим делом, а дальше…

– Понеслись, – оборвала я его, и, тенью метнулась из номера, скользя вдоль стен.