Боль

Боль
Анна Вислоух

Из-за тяжёлого заболевания Таня вынуждена много времени проводить в больницах и санаториях. Так она оказывается в Центре реабилитации «Эдельвейс». Через несколько дней Таня понимает, что здесь происходит что-то необычное. Её новые одноклассники ведут себя странно. Непонятно и поведение взрослых. Вместе с мальчиком из класса она втянута в таинственную историю. Таня решает докопаться до истины. Но правда оказывается намного страшнее, чем она представляла…

Анна Вислоух

Боль

История основана на реальных событиях. Все персонажи, как и локализация действия, собирательные, любые совпадения случайны.

Памяти детей, погибших в годы

Второй мировой войны в венской клинике «Ам Шпигельгрунд»

Предисловие

Мальчик осторожно крался вдоль тёмного коридора, держа в руках грубые стоптанные башмаки. Подошёл к двери в ванную, оглянулся – вдруг его кто-то увидит, – проскользнул внутрь и, забившись между умывальником и унитазом, начал торопливо писать остро отточенным карандашом.

«Папа, прошу, умоляю, забери меня отсюда! Меня обвинили в том, что я украл мыло у Макса, кружевной воротничок у Лили и точилку у Риты. А ещё что я воровал книги у медсестёр. Но я хотел отправить все эти красивые вещи твоей новой жене тёте Марии, чтобы она полюбила меня, и я снова вернулся домой! А меня выставили перед строем без одежды, заставили признаться, смеялись и толкали. Меня все время обвиняют в том, что я одинок и задумчив, называют изгоем, со мной никто не хочет дружить и жить в одной комнате. Наказывают за любую провинность, даже за то, что когда я нервничаю, грызу ногти. Сестра Марта больно бьёт по рукам. Директор кричал, что я вор с дурными наклонностями, что я не выполняю приказы, никого не слушаю. Что до меня трудно достучаться и я не думаю о других. Ну почти все то, что говорила тётя Мария, когда вы отправляли меня сюда. Но я смогу её полюбить, вот увидишь! Ты мне только поверь!

Я так хочу жить вместе с вами и работать на нашей ферме! А ещё у меня есть мечта: я хотел бы отучиться на водителя трамвая. Но сейчас больше всего я хотел бы быть с тобой, трудиться в нашем хозяйстве или в поле. Или заниматься с маленькими детьми. Мне нравится с ними играть, ухаживать за ними, гулять, а после ужина укладывать в постель. В домашнем хозяйстве я могу помогать: готовить еду, убирать, ходить за покупками и много ещё чего, могу выполнять любую работу. Это моё желание. Или я могу быть учителем физкультуры. Я очень люблю спорт. Особенно виды спорта, в которых можно ловить и пинать мяч. Мне не очень нравится школа. Мне нравятся арифметические задачи. Письмо и стенография тоже мои любимые предметы. Папа, я…»

В дверь громко забарабанили.

– Ты опять здесь, негодный мальчишка?! Снова пишешь жалостливые письма своему отцу! Он никогда не заберёт тебя отсюда, так и знай! Открывай немедленно или будешь жестоко наказан!

Мальчик побледнел, скомкал письмо, засунул его в карман, а карандаш в щель за плинтус. Крючок выскочил из петли, дверь открылась, и в ванную влетела худая высокая женщина в белом халате, грубо схватила мальчика за руку и поволокла по коридору.

– Ты будешь наказан! Два дня листовой терапии!

– Нет, – закричал вдруг мальчик, до этого шедший молча. – Только не это, прошу вас! Я больше не буду ничего писать!

– Замолчи немедленно! Директор приказал тебя найти и привести в демонстрационный зал. Ему нужно читать студентам лекцию, а ты, тупоголовый мальчишка, очень хорошо подходишь на роль экспоната. Будущие медики должны знать, какие бывают уроды, чтобы они могли вас лечить, недоумков! Для чего только нужно это милосердие, не понимаю!

Сестра с грохотом открыла дверь в лекционный зал и, втолкнув туда мальчика, тут же её захлопнула. Мальчишка, бритоголовый, худенький, с мокрым от слёз лицом оказался перед глазами тридцати студентов. Директор приказал ему раздеться. Дрожащими руками тот снял свою полосатую курточку, широкие грубые штаны…

– Итак, перед вами абсолютно неполноценное существо, – директор водил по мальчику указкой, будто тот был учебным пособием. – Его уши слишком большие, руки слишком длинны. Его череп имеет неправильную форму, глаза глубоко посажены, лоб низкий, надбровные дуги ярко выражены. Словом, это ошибка природы, которая ещё и отличается отвратительным поведением.

И он больно ударил мальчика указкой по спине. Студенты засмеялись. Это было похоже на цирковое представление. Мальчик выступал в роли экспоната уже давно и не был так напуган, шокирован и смущён, как в первый раз. Он просто стоял и думал о том, как мачеха его простит, и отец заберёт домой. И там он снова будет играть с младшими братьями и сёстрами, пасти гусей и кататься с горки зимой, и…

– Сестра Инесса, заберите этого маленького негодяя, – крикнул директор. – И знаете… Пожалуй, его уже пора переместить в тринадцатый корпус. Он свою задачу выполнил.

Глава 1

Таня услышала, как в замке поворачивается ключ. Мама! Таня быстро закрыла страницу сайта «Пиши сам» на ноутбуке и принялась с озабоченным видом разглядывать строение клетки на странице учебника. Мама раздевалась и что-то напевала. Значит, у неё сегодня было хорошее настроение. В последнее время это бывало так редко.

– Татьяна! – Мама внесла в комнату запах мороза и почему-то яблок. – Татьяна, ты слышишь? Оторвись уже от своих учебников. Ну наконец я записала тебя к врачу! Это же то самое светило, к которому невозможно попасть! А мне помогли, моя клиентка вышла на него через своих знакомых и вот…

Продолжая говорить, мама привычно прижала Таню лопатками к спинке стула.

– Выпрямись! Опять перекосилась! И вообще, почему ты сидишь?! Тебе же ясно было сказано: делать уроки только лежа! Ты что, не понимаешь, как это важно?!

В мамином голосе послышались истерические нотки. Таня собиралась надерзить, как всегда, что-то резко ответить. Но сегодня почему-то вступать в пререкания не хотелось. Мама и так после развода с отцом была постоянно на взводе, чуть что, начинала плакать, то кричала на Таню, то начинала целовать и причитать, жалея и себя, и её. А тут вдруг такое редкое хорошее настроение.

Таня лишь на минуточку, как она думала, зашла на сайт «Пиши сам» и… застряла там на целый час. И пропустила время маминого возвращения. На сайте выложили новый фанфик, его написал один из самых успешных авторов сайта, и Тане очень хотелось, чтобы именно её позвали в рецензенты. Она и сама пыталась писать фанфики, выкладывала их, но читателей у неё пока было мало. И редактировать ей почти не доверяли.

– Мам, да я только за учебником встала, вот. – Таня в доказательство протянула маме учебник. – Честное слово. И уроки я уже почти все сделала.

Мама подозрительно посмотрела на Таню, но промолчала.

– Да, так вот! Завтра мы идём к этому врачу. Он посмотрит твою спину и ноги, назначит лечение. И он нам обязательно поможет! Обязательно! Я очень на него надеюсь!

Таня смотрела в окно, где играли в снежки мальчишки, а малышня лепила снежную бабу. Она представила, как идёт в новеньких сапожках по хрусткому снегу, он скрипит и сминается под её ногами. Таня наклоняется и, зачерпнув горсть снежной каши, откусывает кусочек от комочка, спрессованного в варежке. Комок снега пахнет мокрой шерстью и почему-то яблоками. Таня протаптывает тропинку к качелям, смахивает с них снежную пыль, садится и взмывает прямо к верхушкам деревьев, взмывает…

– Таня! – Мама уже на кухню ушла, пока она тут размечталась. – Иди, солнышко, обедать…

Таня вздохнула, нащупала рукой костыли, привычно привстала, перенесла тяжесть тела на рукоять канадки и закрыла окно занавеской. Нечего им тут… мелькать. И пошла на кухню, тяжело переставляя непослушные ноги.

***

Тане было два с половиной года, когда у неё на позвоночнике обнаружили огромную опухоль. Обнаружили не сразу, лечили полгода от воспаления лёгких. Она таяла на глазах недоумевающих педиатров, а когда её случайно увидел опытный врач-нейрохирург, опухоль уже достигла устрашающих размеров и угрожала Таниной жизни так же реально, как акула-людоед – пловцу в открытом океане.

– Решайте, – доктор помедлил. – Не оперировать – умрёт месяца через два, оперировать… Словом, думайте.

– Сколько у нас есть времени? – прошептала мама.

Врач ещё раз внимательно посмотрел на рентгеновский снимок.

– Полчаса.

Эти несколько мучительных лет реабилитации после сложнейшей операции, наверное, запомнила только её мама, устроившаяся в больницу санитаркой. Всё-таки Таня была ещё малышкой, и жуткие дни и часы в детской памяти надолго не задержались.

Но однажды она проснулась от того, что кто-то во сне злорадно прошипел ей на ухо: «А теперь у тебя не будет ног… Я их заберу себе, себе, себе!!!» Таня помотала головой, отгоняя остатки кошмара, и прикоснулась к колену – вот же мои ноги, на месте… На месте?! Вот колено, но почему она его не чувствует?! Она попыталась приподняться и снова упала на подушку. Она не понимала, что нужно сделать, чтобы поставить ногу на пол: это простое действие словно кто-то вычеркнул из перечня таких же привычных, выданных ей с рождения, и отправил испорченный листок в мусорное ведро.

– Мам… Мама! Мама!!! Я не чувствую ноги! Я не чувствую но-о-ги-ии!!!

– Танечка, милая, что ты, что ты, где болит? – Мама спросонья пыталась приподнять ей голову, гладила, ощупывала руки и, наверное, ноги. Таня этого не ощущала.

– Парализация… – усталый врач сердито, будто Таня в этом виновата, произнёс незнакомое и оттого ещё более пугающее слово. – Будем вытаскивать, шансы есть…

Пришлось им с мамой лежать в клинике больше месяца. И пошли нескончаемой чередой больницы, санатории, платные и бесплатные курсы лечения, бабки-целительницы, экстрасенсы… Из-за увлечённости мамы и бабушки всякими «нетрадиционными» методами, после которых, как обещали их авторы, Таня встанет и побежит – убегали пока только немалые средства, которые тратились на это «лечение», – папа и поссорился с мамой. И ушёл, потому что так и не смог доказать ни жене, ни тёще, что этим шарлатанам нужны только их деньги, а лучше слушать дипломированных врачей, которые всё же обещали, что Таня сможет ходить самостоятельно. Она и правда могла. Пройти несколько шагов вдоль стенки.

Теперь каждый раз после малейшего стресса или испуга наступала полная парализация нижней части тела. Потом начиналось возвращение к жизни. Первой «просыпалась» кожа на ногах. Тане казалось, что кожу с неё содрали живьём: каждое прикосновение было настолько мучительным, что однажды она в полубессознательном состоянии вырвала у себя на голове клок волос. Это было не так больно…

Таня не помнила, чтобы она ходила без костылей или трости. Или уж тем более бегала.

– Тань… – Мама старательно отводила глаза. – Может, в коляске удобнее будет, а? Всё-таки трость какая-то ненадёжная, соскользнёт в ямку, упадёшь, не дай Бог…

Мама боялась малейшей ситуации, в которой Таня могла бы распереживаться, расплакаться. И Таня, если честно, этим пользовалась по полной. Ей и так было не занимать упрямства, а теперь, когда её все оберегали, как хрупкую новогоднюю игрушку, так и вовсе перестала обращать внимание на то, что часто делала маме больно. Мне же больно, так почему другим должно быть лучше, думала она. И так жёсткая, временами она была просто невыносимой. Понимала это. Но её кто-то все время будто толкал под руку: нагруби, ответь ехидно, передразни, скажи гадость. В школе с ней никто не дружил. Да и школу вскоре пришлось оставить, перенести занятия домой.