Желание зверя

Но домой меня никто не отвез.

Боль вернулась ночью, потом днем… и стала обычным явлением уже через пару суток. И, хоть никаких отклонений у меня не находилось, тело почему-то отторгало ребенка. Вскоре капельницы вместо завтрака и ужина вошли в привычку. Запах антисептиков и лекарств заменил воздух, а самым любимым временем стали обычные прогулки по парку вокруг. Теплый сентябрь ни одним намеком не выдал свою причастность к осеннему времени, вокруг все также зеленело и трещало на разные голоса, будто зимы в этом году никто не ждал.

Джастис жил в больнице вместе со мной. Катал меня, как инвалида, в кресле-каталке, развлекал и старался скрасить пребывание в неизвестности.

– Ты же с кем-то встречался, – напомнила я однажды утром, когда мы завтракали в моем любимом месте – на скале под кряжистой елью.

– Встречался, – рассеянно кивнул он, нарезая колбасу.

– Я хочу тебя уволить…

– Ты меня не нанимала, чтобы увольнять, – даже не дрогнул он. – Бери бутерброд и ешь.

– Я серьезно. Ты тратишь время…

– Я не трачу время. Не тебе это решать.

– Что важного во мне? Я неудачница.

– Не пори чушь, – удостоил серьезного взгляда. – Ты держишься молодцом.

– Знаешь, чего испугалась, когда заболело сильно? Что я умру. Не ребенок, я…

– И что тут такого? Обычный инстинкт самосохранения.

Я сжала губы в нитку, тяжело дыша.

– Лали, у всех беременность проходит по-разному. Но большинству есть, ради чего страдать – есть мужчина, муж или семья, которая поддержит, что бы ни случилось. Ты же страдаешь ради невинного ребенка, не желая быть связанной с теми зверствами, свидетельницей которых ты стала. Но у тебя есть и своя жизнь. И она не менее ценна, чем жизнь ребенка. Вы оба важны. И для меня – тоже.

Я с трудом расправила спину, чтобы вдохнуть, потому что после таких слов хотелось съежиться еще сильнее.

– Ты – свободный, красавчик… – прошептала упрямо. – Тебе нечего делать рядом со мной. Это уже вышло за всякие рамки…

– Как это нечего? Ты в курсе, что только к тебе прилагается настоящая вареная колбаса на завтрак?

Я прыснула.

– Вика мне ее просто так никогда не выдаст. – И он взялся за термос. – Такая только в Аджуне для больных делается.

– Представляю, какие у них завалы этой колбасы, раз я тут единственный пациент.

– В стационаре. Остальные просто ночуют дома. Но колбасу по утрам разбирают стабильно…

– Джастис, – стянула я улыбку силой воли, – я серьезно. Капельницы мне может поставить кто угодно.

– Никто к тебе не притронется кроме меня. Я хочу быть с тобой, ты меня вдохновляешь.

– А если я перестану тебя вдохновлять? – Я вдруг поняла, что уверенность в том, что рискую оправдано, сильно убавилась. А вдруг ребенок родится нездоровым, и я обреку его на страдания? Вдруг со мной что-то случится, и он останется сиротой? Когда приходила боль, страх сжимал душу в тиски.

– Это невозможно.

– Я могу струсить, Джастис.

– Трусь сколько влезет.

– Ты просто так это говоришь.

– Что бы ты не решила, я тебе помогу. Если решишь, что не можешь… – Он вдруг замялся и нахмурился. Продолжить ему стало тяжело. – Имеешь право.

– Неужели? – усмехнулась я, подумав, что это его проявление неуверенности.

– Абсолютно, – поднял он на меня взгляд. – Тебе не нужно нести это все одной.

– Что? – опешила я.

– Что слышала. Родим сначала белого медвежонка. Потом подумаем про котят…

– Ты ненормальный, – усмехнулась обескураженно я, завороженно глядя на него. Безумие этого утра начинало нервировать не на шутку.

– Мне бы так хотелось. Поэтому я не могу тебя бросить, понимаешь?

– Ну и шутки у тебя.

– Если бы…

– Если бы я была здоровой и везучей, и ты бы за мной побежал – я бы не стала сопротивляться.

– А в кресле каталке, когда не можешь никуда бежать, сможешь? – И он протянул мне чашку.

– Ты меня жалеешь.

– С чего? – покачал он головой. – Ты не умираешь. И не болеешь. А к одиноким девушкам с медвежатами у меня, видимо, генетическая слабость.

– Ты про Вику? – закатила глаза.

– Хватит меня диагностировать, – беззлобно проворчал он. – Просто услышь – я тебя не брошу. И не надо меня дергать за усы.

– Я еще ни разу не дернула, – развеселилась я. Наверное, впервые за эту неделю, полную боли, отчаяния и капельниц с уколами. – А ты покажешься мне в другом образе?

– Я видел, как ты лис шарахаешься на тротуаре…

– Тебя я не испугаюсь.

Он тепло улыбнулся:

– Ешь давай…

* * *