Желание зверя

Полчаса спустя я сидела, опустошенная, на кровати с распухшим от слез лицом и чашкой горячего травяного чая, а Нира рассказывала о поездке в Смиртон. Глаза ее при этом виновато, но все же блестели.

– Давай уже, – шмыгнула я носом, улыбаясь. – Расскажи о главном.

К счастью, чувство вины за счастье вспыхнуло лишь не секунду в ее взгляде.

– Гордон сделал мне предложение.

– Ух ты! – искренне восхитилась я. – И что ты?

– Я согласилась. А завтра хочу познакомить их с братом.

Мда, нелегко ей будет. С другой стороны, если Гордон выдержит Рэма, значит, действительно достойный кандидат.

– Я хочу, чтобы ты тоже пришла, – вдруг сложила бровки домиком Нира, а я так и застыла, не зная, что ответить. – Пожалуйста… С тобой мне будет не так страшно.

Я никогда еще не выходила из больницы дольше, чем на время прогулки по парку и окрестностям. Мне все казалось, что с малышом что-то случится без меня. Но ничего не случалось… Я будто и не нужна была ему.

– Хорошо, – выдохнула.

– Спасибо! – Нира обняла меня благодарно. – Завтра за тобой заеду в двенадцать.

* * *

С раннего утра до полудня я провела с ребенком, поглядывая то на него, то на монитор ноутбука. Недавно на глаза мне попались фотографии одного очень известного фотографа, путешествующего по Северу – Адама Нолдриджа. Критики высоко отмечали его работы, которые часто занимали обложки самых известных научных журналов, потому что такого севера никто до него людям не показывал. Он бывал в таких местах, о которых мало что известно – люди туда не добираются. При этом самого фотографа никто никогда не видел.

В одном из интервью главный редактор журнала «Уорлдгайд» обмолвился, что, скорее всего, Адам – оборотень и житель тех мест. Иначе удачливость фотографа ничем не объяснялась. Но никто не спешил удешевлять его заслуги, потому что справиться с техникой при таких низких температурах непросто, добраться до столь захватывающих видов – тоже. Умелец как-то изгаляется таскать все на себе, оборачиваясь зверем, и это делает его еще более примечательной личностью.

История этого загадочного фотографа захватила меня не на шутку. Я часами засматривалась на его работы, потому что они напоминал мне, с каким восторгом прежде я думала о поездке на север. Глядя на фотографии, я будто оживала заново, а мой мир, наконец, играл, пусть и зачастую скудной ахроматической палитрой заснеженных полей и темной воды. Образ базы-живодерни наконец померк в моем уставшем сознании, уступив место другим более прекрасным впечатлениям. Мне даже стало казаться, что и сны мои поменялись – стали легче, свободней, уводили в знакомые теперь уже места и бескрайние просторы, которые существовали где-то в реальности, а не в моих кошмарах.

– Красиво, – послышалось хриплое позади, и я едва не захлопнула крышку лэптопа. – Ты как?

Джастис тихо прошел к столу, смотря на малыша в боксе.

– Нормально. Меня Нира пригласила к себе.

– Я в курсе, – устало протер он лицо. Наверное, таким вымотанным я его еще не видела. – Езжай, все будет хорошо.

– А с тобой когда все будет хорошо? – не выдержала я.

– Со мной все хорошо, – глянул на меня, слабо улыбнувшись. – Иди.

– Спасибо. Только если что – позвони.

– Конечно, позвоню.

Глава 5. Надежда

Нервничали все. Нира вообще себе места не находила – носилась между кухней и гостиной, делая вид, что каждая тарелка требует отдельного вояжа туда-сюда. Вика следила за тем, чтобы Рэм ничего не сказал и не сделал, сдерживая его молчаливый протест, сметающий все надежды сестры на принятие.

Я поддерживала разговор с Гордоном, делая вид, что мне очень интересно все, что связано с трудностями издательства, специализирующегося на литературе для особенных детей, которое он возглавлял.

Но все больше раздражал этот надуманный тремор! Ну неужели Рэму так сложно принять мужчину, с которым его сестра счастлива?! Все равно за нее выбор сделать не получится. А так только распугает кандидатов. С таким братцем любимой поперек и слова не скажешь – проще сразу застрелиться.

Когда напряжение достигло апогея, Нира утащила Гордона на улицу подышать воздухом. Вику вызвали к себе дети громким криком со второго этажа, и мы с Рэмом остались одни. Только я не стала искать тему для светской беседы – подошла и нависла укоризненной тенью над мужчиной в кресле.

– Почему ты не разрешаешь ей попробовать построить свою жизнь так, как она это видит?

С высоты заточения в больнице, а потом – рядом с ребенком, который не хочет дышать сам, все это мне казалось такой мелочью!

– Знаешь, – вдруг беззлобно усмехнулся он, – не буду я ей ничего запрещать.

– Зачем тогда это все? – растеряла весь запал я.

Он пожал плечами, улыбаясь, потом вдруг кивнул на соседнее кресло:

– Садись. – Я послушно пустилась рядом. Мы помолчали немного, прежде чем он продолжил: – Когда отец ушел, и я остался с Нирой на руках, я жутко испугался. И вроде бы столько народу вокруг, меня бы никто не бросил… а я чувствовал себя одним в этом мире. Потому что Нира перестала есть. Ничего в рот не брала почти, так ослабла…

Что-то в этом начале дернуло нервы, и я затаила дыхание.

– Никто не мог помочь. Уже думали везти в Смиртон, потому что у нас оборудования в больнице нужного еще не было. Счет шел на часы… Нира уже болталась в моих руках тряпкой… – Рэм щурился на огонь, а я не сводила с него взгляда. – Пока я случайно не положил ее в кресло, чтобы переодеться. Она вздрогнула тогда и разревелась впервые за день. Я сразу сунул ей бутылку, и она начала жадно есть… пока не встал с кресла. Стоило отдалиться от него – она снова закрыла глаза, представляешь? Пока до меня не дошло, что на кресле висел свитер отца. Я все не убирал его, не хотел отказываться, переставать верить, что он еще вернется. Нира чувствовала его запах, оставшийся на свитере. Стоило замотать ее в него, и все наладилось. Она начала есть, спать, улыбаться… жить.

Я медленно моргнула, дрожа все сильней внутри.

– Поэтому я буду ее беречь, Лали… Чтобы никто не забрал у нее повод жить.

Тут можно было бы сказать, что Гордон – отличный молодой человек, облившийся семью потами, но не сдавшийся. И он обязательно проникнется этой философией Рэма даже элементарно для того, чтобы выжить в этой семье. Но я не могла перестать думать о его словах.

– Это часто так происходит? – прошептала взволновано я.

– Что? – нахмурился он.

– Дети… – Голос дрожал. – Ваши дети остаются без отца и перестают бороться за жизнь…

– Бывает, – задумался он. – Я тогда всю доступную информацию перевернул, опросил своих. Все боялся, что это временное улучшение, просто совпадение, и мне лишь дали время, чтобы действовать.

– Но это не совпадение, – нетерпеливо закончила за него я.

– Временами в некоторых семьях замечали такое, да. И уж совсем в бородатые времена, когда отец семейства уходил на охоту, младенцев укутывали в его вещи. Это называлось «охранением». Отец – защитник, понимаешь? Мое опасение – не блажь. Человек не может быть «охранением» для ребенка-оборотня.

Я растирала застывшую кровь в ладонях, не в силах усидеть. Мне уже было не до Рэма и Ниры. Но когда я попыталась подняться, он вдруг тихо добавил:

– Я искал твоего медведя. Но не нашел.

– Где? – опешила я.

– В Климптоне. Он не бездомный и не дикий житель пустоши. Твои на допросе сказали, что встретились с ним у базы, но я им не верю. И надеюсь доказать обратное…

Я не смогла почему-то поблагодарить. Поднялась пришиблено и направилась на веранду, на ходу набирая Джастису сообщение, чтобы заехал за мной. А сама едва дождалась, когда Нира с Гордоном вернутся.