Телохранитель. Танец в живописной технике

Задержался сегодня что-то дежурный, или это я совершенно замерзла. Пальцы не слушались, в груди все сильнее царапало, оборачиваясь приступами мучительного кашля.

Собравшись, кинулась бежать с холма на предельной скорости с рюкзаком и контейнером, надеясь оставить позади невеселые мысли: денег на лекарства и врача мне не хватит в этом месяце. Значит, надо поваляться несколько дней в кровати и поправиться. Как раз в выходные получу гонорар и за картину, и за выступление в клубе. При этой мысли я болезненно сморщилась. Опасная была работа, но, к сожалению, деньги приносила приличные, и отказаться от них не было возможности.

Уже сидя в кабине большого грузового автомобиля, я отогрелась, и кашель стал отступать.

– Ну как ночка, – хрипло усмехнулся мужик, криво улыбаясь и поглядывая на меня искоса, – нарисовалась?

«Нарисовалась – не сотрешь», – подумала я, вжимая голову в плечи сильнее.

– Нормально, спасибо. Остановите, пожалуйста, сразу за мостом.

Мужик скривился, но, к счастью, послушался. Я резво выскочила из кабины, едва мы пересекли границу острова, на котором раскинулась свалка, и быстро зашагала в тень от ближайшего куста, ругаясь про себя. Когда грузовик, наконец, уехал, расслабленно выдохнула.

Женщин на Шевве было мало. И я большую часть времени старалась выглядеть очень неприметно, чтобы не привлекать лишние взгляды. Огромная вязаная шапка-носок скрывала копну ярко-красных волос, заплетенных в косички, широкий шарф – половину лица. И даже линзы я носила для обесцвечивания ярко-зеленой радужки до серо-коричневого цвета. Само собой, в остальной одежде также не было ничего, привлекающего внимания. Но мужик со свалки все равно умудрился заинтересоваться. А я этого боялась, как огня. Не потому, что не умела за себя постоять. С этим проблем, благодаря Кристу, давно не было. Мне просто нельзя было нигде «светиться». Стоило попасть в участок – и все. Папочка сразу же получит наводку на беглую дочку. И не только папочка.

Шагая в предрассветных сумерках по спящему городу, предвкушала горячий чай, шерстяную пижаму с носками и толстый теплый плед, а также сон… Но когда в поле зрения попала стена торгового центра за вожделенной автобусной остановкой, все малодушные мысли вылетели из головы.

Я так и не села в автобус, распахнувший свои дверцы за моей спиной, и ему ничего не оставалось, как разочарованно «вздохнуть» и уехать… Не могла отвести взгляда от лица того, кто изменил всю мою жизнь.

Я написала портрет Дэйрана, когда мы с Кристом сбежали. И эта картина долго принадлежала лишь мне. Но в одно время нам сильно не хватало денег, а за нее неожиданно так много предложили, что я не смогла отказать…

И теперь этот портрет оказался размещенным на электронном плакате, растянутом на одной из самых больших поверхностей супермаркета города.

Я медленно скользила взглядом по изображению в холодных призрачных лучах встающего солнца, кусая и без того обветренные губы. Компьютерная программа, очевидно, сгладила шероховатости, старательно наносимые мастихином, и теперь работа напоминала больше фотографию. Напряженные мышцы шеи, сцепленные позади руки – как в единственный раз, когда я его видела. Его темно-серые глаза смотрели мимо меня и каждого, кто бы ни рассматривал картину. Мне удалось изобразить его взгляд так, что он ни на ком не фокусировался. Темный и хищный. Казалось, стоит только рвануться к нему, и он ответит тем же… И неизменно останется победителем.

Непроизвольно сглотнула.

Дэйрана так и не довезли до тюрьмы, в которой уничтожались все «живые» киборги. Он сбежал, расправившись со своим конвоем. И никто ничего о нем больше не слышал…

***

Я задумчиво следила за метаморфозами желтого, растворяющегося в фиолетовом… Два цвета сталкивались на палитре и угасали, рождая такой неприметный буро – коричневый, что был мне так необходим в данный момент…

Прошло четыре дня с моего возвращения с пленэра. А я все думала о судьбе моей картины. Оказалось, что она стала хэдлайнером социальной программы помощи солдатам, участвовавшим в боевых действиях в соседней системе.

Усмехнулась: видимо тот факт, что руки мужчины на картине были сцеплены за спиной, не смутил горе-рекламщиков. Но, к счастью, как выяснил Крист, программа была разработана только для Шеввы, а, значит, никто с Арциуса не увидит моего творения. По крайней мере, хотелось на это надеяться. Уверена, что если портрет попадется на глаза моему отцу, он догадается, кто нарисовал его… Ведь только я видела Дэйрана, помимо работников производственного центра корпорации «ДиСиЭнАй». В день нашего с ним собеседования…

Разворошив ногой кучу перепачканных тряпок, я нащупала под ними пол и встала со стула. Работа над космическим пейзажем уже подходила к концу, и я чувствовала себя вполне сносно, что несказанно радовало. Переступила через груду запачканного текстиля и направилась в жилую комнату.

С приходом холодов моя съемная квартирка на самом верху многоэтажного дома стала продуваться всеми ветрами. Гостиная была раза в два меньше «мастерской», и одновременно служила и спальней, и кухней. Чтобы согреться, я практически не выключала печку.

На мое появление комната наполнилась веселым «воркованием» со стороны окна. Кинула взгляд на своего питомца и улыбнулась. Джиджи – криптонская медуза – морф – заставлял меня улыбаться в любом настроении. Небольшое существо с две мои ладони вылезло из круглого аквариума с амниотической жидкостью и уставилось на меня черными глазками – кляксами. Его тело на самом деле напоминало чем-то медузу с той лишь разницей, что на ощупь он был велюровым, и его иногда можно было ненадолго вытаскивать из банки. Но самое примечательное – медуза выражала эмоции изменением цвета своего тела и мерцанием.

Джиджи был невероятно общителен. Когда меня не было дома, он предпочитал смотреть в окно и разговаривать сам с собой. Но стоило ему что-то сказать, и он начинал оживленно отвечать, поднимая даже самое безнадежно испорченное настроение. При этом его тело окрашивалось совершенно непредсказуемым образом в зависимости от настроения. Удивительно, что ярко-оранжевый цвет обозначал у него крайнюю степень тоски, а глубокий синий неизменно сопровождал восторг.

Джиджи иногда вдохновлял меня, подсказывая неожиданные цветовые сочетания для моих картин. А его хроматические реакции, непривычные человеку, пару раз даже стали основами для моих весьма успешных коммерческих работ. Правда, печатали их неизменно под псевдонимом… Джиджи.

Щелкнула кнопку чайника и достала большую кружку из шкафа, покрутила ее задумчиво в руках… Ароматы сушеных трав с Ирзиада смешались с резким запахом растворителя, которым пропахли пальцы. Я поморщилась, но все же обняла чашку руками и прошла к дивану. Сделала глоток и откинулась на спинку сиденья.

Вместе с портретом Дэйрана я продала и авторские права. Так стоимость портрета выросла втрое. Но я не думала, что изображение станут использовать в таких масштабах!

«Я выяснил, что срок размещения портрета – всего пять дней, на большее из бюджета денег не выделили. Поэтому переживать не стоит…», – написал мне Крист в тот же день.

Хорошо бы, если так…

***

По какой-то иронии, женщиной я могла выглядеть и чувствовать себя только в мужском клубе «МИСТЕР-и-я». Нормальной женщиной, молодой, привлекательной, а не той бесформенной гусеницей, которую строила из себя большую часть времени, передвигаясь по городу. Возможно, это была единственная причина, по которой я относилась к этой работе с некоторой страстью. Хотя, нет… была еще одна.

– Привет, Леа! – услышала, едва переступив порог гримерной.

Все места перед зеркалами были заняты, но на мое появление почти никто не обратил внимание. Вернее, все меня старательно игнорировали. Кроме одной.

– Привет, Риз, – махнула я рукой единственному человеку, который был рад меня видеть.

Я считала Риз подругой. За полгода работы в клубе мы с ней сдружились и старались держаться друг друга, выручая деньгами, костюмами и таблетками от головной боли. А это уже можно считать теплыми отношениями. Конечно, никаких откровений между нами не было, как это, наверное, должно быть у настоящих друзей. Но для отборного серпентария, каким являлся коллектив танцовщиц, наши отношения были невообразимо теплыми.

Нас с Риз не любили по трем причинам. Первая – такая несвойственная остальным взаимовыручка. Второе и самое главное – мы не продавались клиентам в приватных комнатах. То есть, совсем не допускали приватных танцев и того, что за ними следует. Третья причина была моей личной – успех, несмотря на второй пункт.

Танцы не были моей страстью в прежней жизни, но в новой они стали главным средством к существованию. Тело позволяло продавать право смотреть на него, а добавляя к своим выступлениям художественную составляющую, я загоралась этим искусством сама и легко зажигала своих зрителей.

Хозяин клуба – Рейнальд Тьен – не сразу проникся моими талантами, но я истребовала себе испытательный срок, и он не пожалел. Мне было не впервые. Я умела увлечь мужскую публику. Иногда, правда, увлекалась и сама. Настолько, что приходилось менять клуб и место жительства. Средства на экстренный побег у нас с Кристом всегда были отложены и считались неприкосновенным запасом.

Я стянула с себя длинное пальто, шапку, и забросила все в свой шкаф.

– Как народ сегодня? – спросила, присаживаясь рядом с Риз.

– Аншлаг, – довольно улыбнулась она, накручивая локон на плойку. – Тебя тоже очень ждут. Даже ставки делают, что ты придумаешь сегодня.

Риз вообще очень нравилось здесь. Она танцевала так себе, но свои поклонники у нее были. Высокая длинноногая блондинка с кукольным личиком, она прекрасно отыгрывала на сцене образ глуповатой девочки, а он неизменно находил ценителей.

Я тряхнула косичками, давая им возможность выпрямиться после ненавистной шапки, и принялась выкладывать на стол баллончики и тюбики с краской.

– Что сегодня будешь рисовать? – промурлыкала подруга, косясь на меня.

– Не знаю, – едва успела ответить, как зашлась удушающим кашлем.

– Ого, – протянула Риз, едва я затихла. – Тебе лечиться надо…

– Денег нет… – просипела я, опуская рюкзак под стол.

За картину мне хорошо заплатили, но времени потратить деньги на свое здоровье у меня не осталось. Риз не знала, что я подрабатываю рисованием.

– Давай займу, а?

– Нормально все будет, – отмахнулась я. – Пока дома сижу – почти не кашляю. Вот поработаю сегодня – завтра, и недельку снова поваляюсь. Может, даже к врачу схожу.

Подруга скептически скривилась, но промолчала. Я же подтянула к себе зеркало на изящной ножке, раскрыла свою косметичку и принялась за свое лицо.