Бенедикт

Танни уважительно покивала.

– То-то и оно! А представь себе, Танни, притаскивается такой Майк в два часа ночи с вечерней смены и врубает этот музон?

Танни задумалась, прикидывая.

– А что такого? – удивился Майк.

– Что в наушниках не слушаешь?

– Драйв не тот! Стены не дрожат и не вибрируют!

– Да, судя по всему, не всем в ночи драйв показан, – покачала Танни головой.

– Зануды!

– Ханжи! – хором произнесли Майк и Танни и засмеялись.

Если ее вкусы не изменились, то мне тоже доведется послушать Rammstein, Танни любила тяжелую музыку раньше и тащилась от рока. Ну и пусть, лишь бы я могла жить именно в этой квартире! Смирюсь я и с дребезжащими стенами, невелика проблема.

Мы зарулили в наш двор. Чем еще была хороша облюбованная мной квартира – окна выходили во двор, никакого шума машин и мотоциклов, грохота троллейбусов и прочего, что сопровождает большие дороги. Тишина и благодать. Чирикали какие-то птички, солнце заливало лавочки, выкрашенные в нежно-розовый цвет в голубую полосочку, клумбы были засажены разноцветными цветами, в общем, картинка выглядела идиллической.

Танни вышла из машины и принялась оглядываться по сторонам. Во дворе никого не было. Она присела у клумбы и понюхала цветок.

– Они не пахнут, – сказала я.

– Ты их уже понюхала что ли? – Танни посмотрела на меня снизу вверх.

Какие у нее глаза красивые… В солнечный день просто салатовые, аж светятся, подумала я. Майк принялся за выгрузку вещей. Свои я уже перевезла, как будто пытаясь побыстрее место застолбить, а у Танни, как оказалось, совсем вещей и немного. В принципе, можно было и без мужской помощи обойтись, а то еще подумает теперь о продолжение более тесного общения…

– Ты такой сильный, – уважительно сказала Танни, когда Майк в один заход утащил в квартиру ее книжки и сумку.

– А то! – он горделиво приподнял голову и аж засветился, ему явно был приятен ее комплимент. А потом он вдруг подхватил ее руками за талию и поднял, на сколько длины рук хватило.

– Ха-ха-ха! – смеялась Танни, болтая ногами. Забавное зрелище было со стороны – как будто взрослый ребенка держит. Он ее еще и подбросил и поймал, получилось так зрелищно, как будто они репетировали.

– Где можно научиться быть таким сильным? – спросила Танни, когда Майк ее опустил на землю.

– Идешь к нам работать, грузишь всякие коробки с техникой, носишь на склад, со склада – пара лет и будешь Шварценеггером.

Я не стала встревать и объяснить, что Майк в школе играл в регби, а потом еще и в качалку ходил кучу времени.

Танни сделала такое сосредоточенное лицо, что даже морщины на лбу появились. Я прыснула. Она что, всерьез надеется какие-то там силы набрать? Конечно, Танни спортивная девчонка, и, несмотря на ее субтильность, слабой она никогда не была, но она такая мелкая и такая тонкая… Не быть ей качком в любом случае. У нее просто костяк не тот вырос.

– Думаю, я пас, – наконец сказала она так, словно выбор и правда был.

– Ну еще бы, – усмехнулась я, – из тебя ведь только карликовый Шварценеггер получится. Карманный.

– Но не ручной, потому что я как собачки – чем мельче, чем злобней! – Танни оскалила зубы и забавно зарычала.

Мы засмеялись. Я предложила Майку попить сока, он согласился, поэтому еще пару часов мы заседали на кухне, болтая обо всем на свете. Танни легко ладила со всеми людьми, поладила с Майком, и ему явно не хотелось уходить, кормят (он сам сбегал в соседнее кафе за сандвичами, после чего они с Танни препирались, кому с ветчиной и маринованными огурчиками достанется, потому что с яйцом не хотел никто. Выиграла Танни, приведя убойный аргумент – если не любишь сэндвич с яйцом – зачем его приволок? Майк сник и уступил), поят, беседой развлекают, чего еще надо?

Потом Танни отправилась в универ, а я начала распаковывать и раскладывать вещи, это очень трудным делом оказалось – пока все развесила по цветам, потом все зимние вещи разложила на верхних полках, те, что сейчас носить – поближе… Еще пришлось долго разыскивать отпариватель, чтобы некоторые вещи тут же избавить от пожеванности и складок… Потом я увлеклась подсчитыванием количества юбок в моем гардеробе, никогда не задумывалась, а тут выдался случай все сосчитать. Потом еще определила, что мой любимый цвет, оказывается, нежно-розовый, его в гардеробе было больше всего. Я что, такая инфантильная? Наверное, просто дело в том, что я блондинка, а у кого из нас в детстве не было барби? У меня их было сразу три, и все блондинки, хотя мама и хотела купить мне шатенку, не помню, какое имя было у нее. Но мне нравилась только классическая, белокурая, Барби. Вот и привилась любовь к розовым вещичкам.

В общем, к тому моменту, как Танни вернулась, я устала. И не знала, что у меня столько юбок… Выкинуть часть что ли? Я окинула взглядом вешалки, на которые так красиво все развесила. «Нет!!!» завопило мое внутреннее «я», противясь такому кощунству. Ладно, подумаю, будет еще время выкинуть или не выкидывать.

Через несколько дней, закончив мало-мальски приводить квартиру в жилой вид, купив всякую еду с запасом (мама меня всегда учила, что круп должно быть вдоволь, как и сахара и соли, и я всегда покупала много риса и кус-куса), ложки-вилки, посуду, салфетки, полотенца… Всего и не перечесть, мы решили вознаградить себя за «адский труд», как обозвала это Танни, она еще долго упражнялась в подборе слов для нашей работы «рабы на галерах» было самым дипломатичным) и сходить в клуб. Выбирала я, как уже проживающая в этом городе. Я туда частенько наведывалась, поэтому многих уже знала, и народ меня тоже знал, я дружила с хозяйкой клуба.

– Танни, а давай я тебе одолжу свою юбку? – спросила я, глядя на ее ужасные шорты с отворотами, в которых она собиралась в клуб. Где она таких нереальных оттенков одежду находит? Что это за цвет? Гнилой персик? Пропавший мандарин? Залежалая хурма?

– Да вот еще, я в ней утону.

– Я тебе дам свою желтенькую мини, на твоих ногах, – как бы так потактичней выразиться, подумала я, пока Танни, задрав бровь выше некуда, ждала продолжения, – будет средней длины, – не могу же я сказать «ты коротышка»! Танни иногда очень остра на язык.

– Показывай, – так милостиво согласилась эта нахалка, как будто я ее служанка, и мы обе захихикали.

Я сняла с вешалки эту юбку. Не знаю, зачем я ее когда-то купила, она была из плотной синтетики, и в ней невозможно было сидеть, не засветившись нижним бельем, обязательно нужно было что-то класть на ноги, чтобы юбку прижать к коже и не светить трусами.

– Какой отличный цвет, – Танни помахала юбкой, как пропеллером, – ладно, примерю, – она быстро стащила шорты и нацепила юбку, – ну как я тебе?

– Отлично, – честно сказала я.

Так и было, на Танни она была примерно сантиметров на десять выше колена, и не так обтягивала ее худые бедра, как мои достаточно округлые, – забирай.

– Нет уж, – отмахнулась Танни, – но сегодня одену. Цвет отличный.

– Да, – согласилась я, это тепло-желтый как нельзя лучше смотрелся на загорелой за лето коже Танни. Обычно она бледная, как смерть. Кстати, почему смерть бледной обычно называют?

– Тебе что, стыдно тащить меня в клуб, когда я в шортах? – без улыбки спросила Танни, пристально на меня глядя.

– Я просто хочу, чтобы ты была красивой… – искренне ответила я. Я очень люблю все красивое, милое, женственное, и мне всегда хочется всех вокруг нарядить красиво, мило и женственно.

– Печаль, Бене, – состроила Танни печальную мордочку, – ведь у меня нет туфель к твоей юбке. А нога-то у тебя, как я погляжу, не совсем моего размера…

Это да, это была моя боль – ножищи тридцать девятого размера. Лыжи, как их иначе назвать? Мне-то хотелось кукольные иметь!

– Только не канареечные кеды! – жестко предупредила я.

– Ладно уж, – фыркнула она.

Танни одела вполне миленькие замшевые мокасины, которые даже мне понравились, и мы отправились в клуб.

– О, а тут красиво, – признала она, покрутив головой, когда мы вошли.

Это да, хозяйка клуба училась на факультете дизайна, поэтому любила ползать по блошиным рынкам в поисках необычных предметов, используя их как декор, таких, как странная гитара необычной формы, или старинный велосипед, который был прицеплен почти под потолком, такой, у которого огромное переднее колесо и карикатурно маленькое заднее, еще тут был старинный барабан, флаги несуществующих государств, красивенный забор с воротами посреди клуба, через них можно было пройти, и они надсадно скрипели, потому что всем этот звук нравился… В общем, место было уникальным.

На Танни тут же запал наш местный Казанова, Николас. Не могу сказать, что он ни одной юбки не пропустит, нет. Ему нравятся девушки, и так не обделенные внимание мужского пола. А Казанова потому что он, по-моему, еще ни разу ни с кем дольше пары месяцев не провстречался. Я когда-то с ним встречалась, был грешок, уж очень он собой хорош, и поэтому поглядывала на его личную жизнь, без особой пристальности, конечно, потому что сама его и бросила. Надоел. Красота еще не все. Его, впрочем, это особо и не расстроило. Он через три дня уже с новой девчонкой тусил.

Танни потрясающе поет, при всей ее миловидности и субтильности, голос у нее глубокий, грудной, с легкой хрипотой, очень чувственный, так что народ всегда как загипнотизированный внимает ее пению. Я бы на месте Танни все время пользовалась своим таким преимуществом, в любой компании достаточно запеть, чтобы на тебя тут же обратились все взоры, но она редко поет, и никогда сама, только если попросят. Эх, обладай я таким чарующим голосом, меня бы просить не понадобилось. Умаялись как раз просить бы, чтоб замолкла!