И это взойдёт

«Привет, Флора».

Что еще написать? «Вернись, я все прощу»? Может, эмодзи добавить? С цветами? Или вот это, с ладошкой? Говорят, все в пьяном виде пишут сообщения своим бывшим, и получается легко и естественно – слова сами так и складываются в послание. И вот я как все – пьяный, пишу послание бывшей. Ладно, хватит и просто «привета».

Отправить.

«Привет, Егор».

Ответ прилетел быстро, тут же. Я даже вздрогнул от такой моментальной отзывчивости.

«Давай встретимся?»

«Буду рада увидеться. Давай».

Вот так сразу и просто – «давай». А спросить «зачем»? Удивиться, что я написал после семнадцати лет молчания? Ахнуть изумленно: «Егор, это тыыы?!»

«Отлично. Когда и где тебе будет удобно?»

«Егор, я пока не понимаю, когда у меня будет время. Напишу на днях. У меня новый заказчик и переезд одновременно. Надо чуть-чуть разобраться со всем этим, и я сразу дам тебе знать, как только…»

Деловая какая, ух. Я недоверчиво усмехнулся. Стало беспричинно весело, захотелось немедленно выпить еще. Но тут объявили посадку.

«Буду ждать», – успел написать я, прежде чем закрыл ноутбук.

«Пока».

Как будто с роботом пообщался. Это точно та Флора? Та самая глупышка и кракозябра? Конечно, она удивилась. Просто виду не подает. И удивится еще сильнее, когда узнает, что именно я хочу ей предложить. Перебирая в голове несколько фраз короткой переписки, я на автомате шагал за Вадимом к выходу на посадку. Немного ошарашивала бездумность, правдивость и стремительность всего случившегося. А также то, что я не успел рассказать об этом Вадиму. Традиция предполетной исповеди нарушилась.

На ходу, не глядя, схватил в дьюти-фри плюшевого медведя – нежно-серого, с заплаткой на пузике. Оплатил картой под насмешливым, изумленным взглядом Вадима. И запихнул в рюкзак.

Флора. Новая земля

На следующее утро по пустым воскресным дорогам я покатила в усадьбу. С вещами. Рулила под бравурные марши, с чувством генерала, въезжающего в столицу покоренной страны. Поверить не могла, что это я, с моим фальшивым прошлым и сомнительным настоящим, получила такой невероятный шанс – обустроить одну из самых шикарных усадеб России. Респект мне и уважуха!

Ворота перед моим автомобилем не распахнулись. Пришлось выйти из машины, отдать ключи парню из охраны, а самой отправиться вчерашним маршрутом – через будку. «Не волнуйтесь, я отгоню ее в гараж, а вещи вам доставят прямо в дом, – пояснил парень. – Так положено». Меня как будто не узнали. Паспорт снова рассматривали под микроскопом. Обыскивали, одежду прощупывали. И как раз когда все содержимое моей сумочки вытряхнули на стол, телефон тренькнул и экран засветился. В мессенджер упало сообщение, которого я ждала меньше всего на свете. То есть не ждала вообще.

«Привет, Флора». Это писал Егор.

Охранники бесцеремонно, не сговариваясь, дружно уставились на экран телефона. Наверное, если бы они не лупились на меня со всех сторон, я тут же бы напечатала что-то вроде: «Егооор? Это тыыы? Как ты вспомнил обо мне через 17 лет?!» Но поскольку я чувствовала себя как рыба в аквариуме, окруженная юными натуралистами, на такое интимное и неожиданное сообщение хотелось ответить позже. Я сунула айфон в карман.

– Отвечать будете? – кивнул на мой карман офицер.

– Ваше какое дело? – пожала плечами я.

– Да никакого, – обиделся он. – Телефон нужно сдать, получите, когда будете выходить. И ноутбук тоже.

Я прекрасно помнила, что во время первого приезда у меня забрали айфон. И вернули при выходе. Но теперь-то я приехала надолго! То есть ко мне должны отнестись как к своей и позволить пронести на территорию все, что мне нужно.

– Глупость какая, это же средства производства. Как я, по-вашему, буду выполнять свою работу без мобильника и компьютера?

– Договаривайтесь с хозяевами. Как только они распорядятся, мы все вернем. Но пока это, – он кивнул на гаджеты, – останется здесь. Вам же говорили, что тут запрещено фотографировать, чекиниться и пользоваться социальными сетями. Безопасность.

Я смотрела на экран. Еще одно сообщение – Егор предлагал встретиться. Кончики пальцев похолодели от волнения. Ответила первое, что пришло в голову. Как будто это был не Егор, а какой-то посторонний, типа курьера из интернет-магазина. Торопливо набрала «напишу позднее, когда буду знать свой график», сдала телефон охране и на ватных ногах вошла в усадьбу.

Я приближалась к своему домику очень долго, как будто была не человеком, а камерой, движущейся издалека к невозможному объекту, хотя идти было не больше пары минут. Время было к полудню, но мне казалось, что уже начинает темнеть.

Домик, симпатично выглядевший снаружи, внутри оказался грубовато-казенным, неуютным, и я никак не могла понять, тесный он или просторный. Стены то наваливались, а то вдруг разбегались от меня, и казалось, что до них не дотянуться и не дойти.

Следовало разложить вещи по шкафам. Наверное, стоило переодеться. Но я совершенно не могла оставаться на месте – хотелось двигаться, идти навстречу кому-то и чему-то. И я пошла… Распихала по карманам наплечной сумки прорву незаменимой ерунды вроде баночек, лопаток, рулетки и захватив план участка, отправилась изучать местность.

Усадьба поистине царская: на пятидесяти гектарах правильного, почти прямоугольного участка есть все, чего можно желать от загородной жизни. Перед крыльцом особняка раскинулась небольшая парадная площадь, окруженная цветником, из которого мочалками торчали сухие прошлогодние стебли, и только пыжиковые шапки овсеца голубели среди них. Фасад дома смотрел на просторный луг с прудиком. По мере удаления от дома газон плавно превращался в регулярный садик, натыкавшийся на стену липового боскета. В этом просторном, пока еще не зазеленевшем кабинете спрятались цветники (пыльные и даже местами притоптанные). Красные гравийные дорожки изобретательно и симметрично петляли, сходясь у противоположной стены боскета и ныряя в узкий проход. Тут нарочитая рукотворность внезапно заканчивалась, и дорожки разбегались среди золотистых сосновых стволов, будто весенние ручейки. Все было задумано весьма профессионально, но выглядело запущенным – такое впечатление, что прошлым летом или чуть позже садовник заскучал и махнул на работу рукой. Со стороны левого крыла дома и въездных ворот участок охраняли сосны, а от правого крыла вдоль всего луга тянулась старая липовая аллея. Ее отделял от домиков обслуги сосновый лесок.

Задняя часть дома смотрела на вишневый сад, голенький и трогательно влажный. Почки уже набухли, как губы, готовые к поцелую. Сад опоясывала мощеная дорожка, к которой, как ключи к связке, цеплялись многочисленные тропинки. Тропинки эти вели в лесную часть усадьбы, удивлявшую и забавлявшую хаотичностью. Здесь на тебя внезапно выскакивала куртина сирени или акации. Посреди леса вдруг возникал боскет, обсаженный разросшимися старыми стрижеными деревьями. Симпатичные солнечные полянки, беседки и нетронутые участки леса не спорили между собой. Все увиденное мне нравилось.

Наконец я добрела до самого дальнего края участка. Здесь старая березовая рощица отступала под натиском набирающих силу молодых елей. Угол был не то чтобы совсем заброшенный – видно, что еще пару лет назад за ним весьма тщательно ухаживали: убирали валежник, прореживали молодую поросль, выпиливали старые и больные деревья. Но сейчас там и тут виднелись сломанные ветром ветки и поваленные бело-черные стволы… И прорвавшиеся через многолетние слои преющей листвы пирамидки елочек. Прорезавшаяся дикость.

Я вытащила лопатку, чтобы разгрести жухлую листву и зачерпнуть пробу почвы для исследования кислотности. Внезапно почудилось, что кто-то стоит за высокой, прижавшей к земле мускулистые лапы елью. Там подпрыгнула ветка, посыпался мокрый шорох. Страх, будто глоток горячего чая, отрезвил меня и заставил оцепенеть.

Я оглянулась, но никого не увидела. Присела. Добираясь до почвы, принялась соскабливать влажные, будто спитая заварка, прошлогодние листья и иголки. Слегка покачнулась, опьяненная сырыми запахами весенней земли, полившимися на меня, как только я склонилась к темной, старой, казавшей войлочной траве.

«Нет, не здесь», – сказал какой-то чужой голос в голове. Я встала, оглянулась, недоумевая – куда мне идти? И тут же поняла куда – впереди забрезжило пятно света. Вышла к аккуратной полянке размером с половину волейбольной площадки. Напыжившиеся елочки плотно обступили ее края, будто очевидцы – место происшествия. А в центре… «Ой!» – не удержалась я и даже, кажется, хихикнула, глядя на то, что громоздилось в центре полянки. Видимо, это замысливалось как альпийская горка. Разномастные камни выстроились друг за другом паровозиком и посеменили спиралью от внушительного валуна, в котором мой насмотренный глаз сразу узнал пустотелую конструкцию из искусственного гранита, какой обычно закрывают канализационные люки. Ну какую же убогую фантазию надо иметь, чтобы воткнуть в центр композиции этакую дрянь и дешевку, которую обычно стыдливо прячут по незаметным углам? Расползающаяся улиткиным домиком каменная братия шагала как пьяная. Булыжники разбегались друг от друга и заваливались на бок. Сухие плети «бабушкиных» цветов торчали среди каменюк старыми мочалками. Они соседствовали с модными, «положенными» альпинарию сортами молодил, уже высунувших туповатые мясистые носики из серой паутины прошлогодней травы.

Я подошла к клумбе и вонзила в нее лопатку. Земля здесь оказалась черной, мягкой, удивительно живой. Из нее росла зеленая трава, уже прямая и толстенькая, но еще сохранявшая острие, которым она раздвигала земляную сладкую темноту, еще способная в приливе сил пробиться даже сквозь камень.

«Потрясающее уродство», – не удержалась я от комментария вслух, так распирало меня насмешливое удивление.

Хмыкая, я скоблила клумбу, счищая отжившее и добираясь до сути. «Ш-ш-ш-ш-ш», – внезапно недобро зашелестел на меня лес, встревоженный прохладным дуновением. В очертаниях деревьев и в том, как они наклонялись под ветром, словно пытаясь снять через голову невидимые платья, чудилось что-то человеческое. Меня передернуло. Трусовато, будто застигнутая за воровством, я, не поднимаясь с корточек, оглянулась через плечо. И тонко испуганно взвизгнула: в лесной тени над темной стеной елочек покачивалось бледное, круглое, потустороннее лицо. Через секунду я поняла, что это Марина. Просто Марина. Всего лишь Марина. Но ужас отпускал не сразу, постепенно, а рука автоматически продолжала скоблить грядку. Мы с Мариной молча смотрели друг друга. Плавно, неуверенно к ее лицу подплыла рука и начала скрести молочную щеку, отливавшую синеватым оттенком.

«Пробы беру», – пояснила я громко, почти криком. Марина кивнула, продолжая водить пальцами по рыхлой щеке.

Вдруг закапал дождь – вначале неторопливо, но с каждой секундой разбегаясь – как лекарство в рюмку. Пронизывающе-холодный, будто на ходу превращающийся в капли из снегопада. Я запихнула совок и пакет с землей в сумку и помчалась в сторону Марины, с разбегу продравшись сквозь строй елок.

Шли целеустремленно, молча. Дырявая крыша веток не спасала от дождя, застилая уши белым шумом. За шиворот лезли мокрые ледяные пальцы. Я оглянулась на Марину – она все еще терзала свою бедную щеку.

– Вы чего? – удивленно спросила я.

Она не сразу поняла, о чем речь. Тогда я взяла ее руку и отвела от лица.

– А, это, – пожала плечами Марина. – Паутину ветром принесло, прилипла – не снимешь.

На щеке, вздрагивающей при каждом шаге, как будто что-то неживое – холодец или тесто, краснела корябина.

Мы молча добежали до моей избушки. Едва шагнули за порог – наткнулись на сумки и чемодан, брошенные прямо у входа. Перешагнули их, будто не видя, скинули мокрые куртки. Марина включила чайник. Укутавшись в пледы, мы устроились с чашками за широким деревянным столом. Я разложила на столе пакеты с пробами почв из разных уголков участка. Мяла землю между пальцами, скатывала в комочки и колбаски, делала пометки. Марина сидела рядом, молча наблюдая за моей работой. Мне нравилось, что она немногословна и не пытается тут же лезть в душу и все выспрашивать. Или наоборот – вываливать на меня какие-то свои истории, чувства и сюжеты. И стоило только мне мысленно порадоваться нашему комфортному молчанию, как Марина поинтересовалась:

– Вам здесь нравится?

– Только через несколько дней можно судить, успешно ли прошла пересадка в новый горшок, – уклонилась я от ответа. – У вас есть духовка?

– Наверняка есть, – неуверенно пожала плечами она.