Научите меня стрелять

Эля разогрела ужин, без аппетита съела, вымыла посуду и ушла в душ. Еще один день их с дочерью жизни заканчивался без особых происшествий, если не считать клиента с неясными намерениями.

…Я вывела Окульку за ворота и посмотрела на свой палисадник.

Художественный заборчик, который соорудил еще дед, был поразительно похож на кладбищенскую оградку: такие же железные прутки так же завивались кольцами и были такого же грязно-синего цвета. Забитые сорняками астры и хризантемы только усиливали сходство. Могилка, а не палисадник.

Я отвернулась и увидела в зеркале заднего вида соседа Павла Егорова. Он выгнал машину из гаража и махнул мне рукой. Просунув над стеклом руку, я махнула ему в ответ и утопила педаль газа.

Сосед этот был моим земным наказанием с детских лет.

Рос Павел хулиганистым и задиристым. Все свое детство провел в драках, несколько раз над ним нависала угроза колонии.

Голову Павла постоянно украшала буденовка, сохранившаяся от прадеда. Я была старше Пашки, но это его не останавливало: в школе он стрелял по ногам из рогатки, а дома все время подглядывал за мной через забор.

Окончив первую ступень средней школы, Павел подался в мореходку, и на нашей улице наступила поначалу пугающая мирная жизнь. Радость моя, кстати, оказалась недолгой: из мореходки Егорова поперли. Он вернулся в отчий дом, обогатив лексику огромным запасом соленых моряцких выражений, из которых самым безобидным и наиболее употребляемым было «ясное море».

Дед Павла, пользуясь связями, все же решил проблему социальной адаптации внука – пристроил его в школу милиции. Неожиданно для всех Пашка прижился в школе и даже, можно сказать, нашел себя там.

Справедливости ради надо отметить, что был Егоров хорош собой, девицы висли на нем гроздями. Была даже какая-то итальянка, которая на весь участок кричала «Ho perso la testa per te!» (Люблю тебя, потеряв голову). Павел или не отвечал ей взаимностью, или не прошел курс итальянского для эротоманов, но жениться не спешил. В чем у него была проблема, я не знала, но если мужчине к тридцати, а он не женат и не был, то, скорее всего, проблема существует.

Потом у Егорова было несколько командировок в Чечню, где он получил легкое ранение, и поток девиц не только не сократился, но заметно возрос.

Мои дед с бабкой и его дед были в хороших соседских отношениях. А вот у меня с Пашкой не заладилось. Как говорил герой известного фильма, «между нами была неприязнь». Неприязнь носила кличку Степан, и имела внешнее сходство с котом.

Но внешность, как говориться, обманчива, и в последнее время я подозревала, что дело нечистое.

Официально считалось, что Степан – кот Егоровых. Действительно, будучи котенком, Степан жил какое-то время в их доме, ел, спал, охотился и делал свои дела. Когда Степан повзрослел, он почувствовал себя гражданином мира, и стал ходить по нужде исключительно в моем саду. Этим дело не ограничивалось. Вся личная жизнь кота Степана проходила почему-то на моем участке. Начиная с ранней весны, и до первых морозов я не могла открыть окна: под ними или проходили разборки между кошачьими паханами, или собирались кошачьи ансамбли.

Конечно, я возмущалась вслух, жаловалась соседям, но на поведении кота это не отражалось: Степан был личностью самостоятельной и независимой, весь в хозяина.

И я решилась пойти на крайнюю меру – завести собаку. Оставалось решить – какую.

До встречи с клиентами оставалось полчаса, и, выехав на дорогу, я забыла на время о противостоянии с соседским котом и его хозяином.

Под строительным забором меня ждали две женщины, с первого взгляда между ними угадывалось кровное родство.

–– Меня зовут Екатерина,– улыбнулась я, – я агент компании «Гешефт».

«Ничего они не купят», – тут же решила я, не забывая улыбаться.

Понимая, что день уже и так пропал, я неожиданно почувствовала кураж : «Еще посмотрим, кто кого».

– Девочки, – доверительно сообщила я,– можно найти дешевую квартиру, а жить – то как, если соседи окажутся безработными алкоголиками?

«Девочки» понимали. Они закивала головами, переглянулись и та, что с разными бровками, попросила:

–Нам бы и недорого, и на набережной.

– У меня есть одна квартирка…Место тихое, зеленое, и недалеко от центра, и, главное, цена не агрессивная, а соседи – сплошь интеллигенты. Я сегодня везу туда двух клиентов. Будем смотреть?

– Будем, будем,– закивали головами «девочки» и заволновались. Уже хорошо.

Я затолкала их в свою Оку, нырнула в поток машин, покрутилась во дворах, и, подрезав несколько солидных тачек, вынырнула в нужном месте.

Мы вошли в обшарпанный подъезд, поднялись на этаж. Преодолевая дурноту, я открыла своим ключом квартиру и пригласила женщин войти.

Пока они осматривали помещение, я приходила в себя: украдкой промокнула испарину над верхней губой и сделала несколько дыхательных упражнений.

В квартире давно не было ремонта, планировка была отвратительной, и в комплексе с подъездом и вонючим лифтом она была весьма сомнительным вариантом. Но из окна этой паршивенькой квартирки открывался панорамный вид на город.

У меня дух перед окном с панорамным видом захватывало тоже, но совсем по другой причине: я панически боялась высоты. Голова кружилась, уши закладывало, желудок сводило, сердце начинало пляску Витте. «Давай, Катерина, работай»,– велела я себе, отошла подальше от окна и начала перечислять магазины, аптеки, поликлиники, школы и общественные организации рядом с домом, номера троллейбусов, трамваев и маршруток.

– Мам,– глядя в окно, сказала младшая,– а вон мой институт.

– Кстати, – влезла я,– сегодня квартиру будут смотреть еще две семьи, тоже для детей-студентов.

Риэлтор – это все-таки блефующий циник.

«Если сорвутся, уволюсь»,– по пути в агентство думала я.

В агентстве было тихо, как в музее. Я села за стол, над которым висели сертификаты и дипломы, полученные мною за шесть лет работы агентом. Шеф гордился этими фантиками больше, чем я, и украшал ими стены офиса.

Может, потому что сам он был интровертом, не вылезал из кабинета и все придумывал финансовые схемы увода денег в свой собственный карман.

Я листала свежий номер «Из рук в руки», мечтала о щенке и ждала звонка. Мобильный молчал.

– Катерина,– позвал шеф,– зайди ко мне.

Я закатила глаза и не поднялась с места:

– Леонид Николаевич, я не могу, я жду клиентов.

– Ничего, никуда они не денутся.

Войдя в директорский кабинет, я примостилась на краешек стула, готовая в любую минуту сорваться с места. Трубку я взяла с собой, чтобы подчеркнуть серьезность момента.

Только Леня открыл рот, чтобы изречь какую-нибудь поучительную фразу, трубка завибрировала в моих руках и, скроив виноватую мину, я вымелась в коридор.

– Слушаю,– пропела я.

– Катерина,– это были мама с дочкой,– мы готовы встречаться с продавцом.

Не откладывая на воскресенье, я взялась за прополку палисадника после работы. Переоделась, отыскала тяпку, которая имела манеру все время теряться, и вышла на улицу. В палисаднике сидел кот Степан.

– Брысь! – обратилась я к коту, не заметив щель в гаражных воротах Егорова.

В проеме тут же нарисовался Павел. На нем была бейсболка, надетая передом назад, и майка, из которой лезли в глаза мышцы. Я уставилась на бицепсы соседа, совершенно не справляясь с собой. Когда я все-таки заставила себя перевести взгляд на лицо, стало только хуже, потому что главными на лице у Пашки были губы. Такие губы навевали только греховные мысли, во всяком случае, у меня.

– Привет,– с улыбкой сказал сосед. В руках он держал ветошь и вытирал ею руки.